Стефани Лоуренс - Куда ведет сердце

Пенелопа вскинула брови, не понимая, что может означать этот факт.

– Я задумался над тем, что сказал Гримсби, – продолжал Барнаби. – Смайту потребовалось восемь мальчиков, чтобы за одну ночь обокрасть несколько домов. Согласись, Бэзил, это не обычные методы действия для взломщика. План придумал Алерт. Но почему? Почему все нужно сделать за одну ночь?

Стоукс задумчиво уставился на друга.

– Скорее всего Гримсби был прав, – заявил он. – Ограбить несколько домов – и лечь на дно. Идея блестящая. Когда полиция спохватится, будет уже поздно. Мы не только упустим время, но так и не узнаем, кто все это провернул.

– Да, и это дает нам возможность прийти к следующим выводам, – подхватил Барнаби. – Поправь, если я ошибаюсь, но полиция всполошится, только если дома ограбят в Мейфэре. Значит, наши подозрения подтверждаются. Алерт понимает: только об ограблениях, пусть даже об одном, узнают, поднимется такой шум, что больше ни один взломщик не сунется в Мейфэр. Поэтому он и настаивает, чтобы все дома были ограблены за одну ночь.

– Черт! – ошеломленно пробормотал Стоукс.

– Именно, – кивнул Барнаби. – И кажется, я понял, у Алерта есть еще один довод, почему все ограбления нужно совершить в одну ночь. Очевидно, вещи, которые предстоит украсть, поистине бесценны.

– В таком случае, может, стоит предупредить хозяев? Узнать, в каком доме хранятся вещи огромной стоимости, но настолько легкие, что мальчишка может их унести?

Барнаби перевел взгляд на окно и хмурое осеннее небо за ним.

– Отвечаю: парламентская сессия закрылась в четверг. Сегодня – суббота. Слишком поздно поднимать тревогу: большинство светских семейств уже покинуло столицу. Кроме того, в свете нынешней политической ситуации вряд ли будет мудро, если в обществе станет известно, что полиция не смогла защитить богатые особняки от единственного взломщика.

Стоукс состроил ужасную гримасу и отвернулся.

– А определить особенно ценные вещи тоже невозможно – вставила Пенелопа. – Каждый дом в Мейфэре буквально набит ими. Я знаю, это кажется абсурдным, но в основном подобные безделушки накапливались в наших семьях на протяжении многих поколений. Для нас это просто ваза двоюродной бабушки Мэри, которую она получила от парижского поклонника. Что-то в этом роде. Ваза может быть бесценным лиможским изделием. Но вовсе не поэтому стоит на угловом столике. Это просто память о бабушке. И мы совершенно не думаем о том, сколько она может стоить.

– Пенелопа права, – согласился Барнаби. – Определить эти дома невозможно. Даже если мы догадаемся, за какими вещами охотится Алерт, расследование далеко не продвинется.

– Возможно, и нет, – согласился Стоукс, немного поразмыслив. – Но одно ясно: план Алерта подготовлен так, чтобы избежать вмешательства полиции. В таком случае Алерт, кем бы он ни был…

– … знает куда больше о работе столичной полиции, чем полагалось бы обыкновенному джентльмену, – докончил за него Барнаби. – Ты совершенно прав. Мы не можем найти Смайта и определить, какие дома должны подвергнуться ограблению, так что расставить надежные капканы не удастся. Следовательно, остается лишь одна возможность поймать преступников.

– Начать охоту на Алерта, – кивнул Стоукс.

Она твердила себе, что именно раздражение, разочарование и обычное нетерпение, вызванные неудачей расследования, побудили ее искать способ отвлечься. Но если быть честной до конца… она истосковалась по нему.

Поэтому вечером Пенелопа нежилась в большой кровати Барнаби. Он лежал рядом с ней на спине, закинув руку за голову. Мягкий свет канделябра падал на них. Она ощутила его взгляд и улыбнулась с восторгом обладательницы.

Сейчас, пусть и на несколько часов, он принадлежит ей, только ей. И она это знала.

Чуть приподнявшись, она положила руку ему на грудь и медленно повела ладонь вниз, по бугрящимся мускулам, плоскому животу и ямке пупка, а потом еще ниже, к той части его тела, которая трепетно ожидала ее прикосновения.

И это наполнило ее осознанием собственной власти.

И он ждал ее. Ждал, всем своим существом. Хотя они не назначали свидания, но когда вечером она постучалась в дверь его дома, Барнаби встретил ее на пороге. Мостина нигде не было видно. Барнаби проводил ее в свою спальню, запер дверь, и стоило ему шагнуть ближе, как у Пенелопы бешено заколотилось сердце.

Она буквально бросилась в его объятия, безмолвно давая понять всю степень своего голода. И он отвечал с не меньшим пылом. Они, как всегда, боролись за первенство, сначала его, потом ее, и снова его.

Наконец он придавил ее обнаженное тело своим и вонзился в гостеприимное лоно с яростью, оставившей обоих совершенно выжатыми и восхитительно изможденными.

Они свалились на постель, не в силах пошевелиться.

И теперь после того, как затихли последние волны наслаждения, умиротворенная Пенелопа пребывала в состоянии тихой радости, которую до этого дня ей не доводилось испытывать.

И долго гладила его грудь, как всегда, пораженная контрастами. Ее рука была такой крохотной, а его мышцы – такими упругими, массивными… и все же Пенелопа и Барнаби каким-то образом дополняли друг друга. И не только в физическом смысле.

Внешне все выглядело так, словно оба стремятся утолить чувственный голод, и все же на самом деле их терзали куда более мощные и сильные потребности. По крайней мере так считала Пенелопа.

И она начинала верить, что он тоже так думает.

Обоюдное стремление обладать, защищать и заботиться – вот что отныне лежало между ними. И свидетельства их духовной связи с каждым днем становились все определеннее.

После того как они провели три дня в вынужденной разлуке, сама мысль о том, что эта связь оборвется, что она может потерять его… была ей невыносима. Пенелопа день и ночь думала только о том, как сделать, чтобы эта связь крепла и продолжалась вечно.

Она вдруг ощутила пристальный взгляд и, повернув голову, встретилась с синим сиянием его глаз.

Барнаби думал о своей только что совершенной поездке к Риггзу и посещении находящегося неподалеку поместья Калвертонов.

Расспросив Риггза, он отклонил приглашение провести ночь в его доме. И вместо этого отправился навестить Люка, виконта Калвертона, старшего брата и опекуна Пенелопы.

Люк и его жена Амелия приняли его с распростертыми объятиями. Они часто встречались в свете, а Люк, кроме того, помогал Барнаби в предыдущем расследовании. И поскольку трое детей требовали постоянного внимания Амелии, у Люка было время уединиться с Барнаби в своем кабинете.

Не теряя времени, Барнаби объявил о своих намерениях и попросил руки Пенелопы. Опомнившись от удивления и недоверчиво покачав головой, виконт сказал, что в жизни не ожидал от Барнаби ничего подобного. Что тот просто не способен потерять голову из-за его сестры.

Подобные новости побудили виконта спросить, насколько хорошо они знакомы.

– Слишком хорошо, – сухо ответил Барнаби.

Атмосфера в комнате явно сгустилась. Люк, отличавшийся острым, проницательным умом, подозрительно прищурился. Впрочем, что тут удивительного: судьба наградила беднягу четырьмя сестрами. Правда, трех ему удалось благополучно выдать замуж. И сейчас он, похоже, прекрасно разобрался в ситуации.

Молча кивнув, он разрешил Барнаби ухаживать за Пенелопой… если та будет не против.

Барнаби хорошо понимал, что уговорить Пенелопу почти невозможно. Даже сейчас, когда она лежит в его постели. Обнаженная и утолившая чувственный голод. Но теперь он по крайней мере не терзался угрызениями совести. Она сама хотела этого, а он был счастлив угодить ей…

– Я и Стоукс начнем поиски Алерта завтра прямо с утра. Возможно, мы прежде всего составим список джентльменов, имеющих дело с полицией. Комиссары и их подчиненные, а также те, кто связан с полицией. Те, кто связан с ней по долгу службы. Это могут быть сотрудники министерства внутренних дел и портовой полиции.

– Хмм, – задумчиво пробормотала Пенелопа. – Вспомни о его хитроумном плане! Алерт может не только знать других светских джентльменов. У него должно быть определенное положение в обществе.

– Ты права, – согласился Барнаби. – Но мы сначала определим круг подозреваемых, а потом обсудим каждого и вычеркнем тех, кого сочтем лишними. Очень немногие клерки обладают возможностью вращаться в высшем обществе. Посмотрим, кто попадется в нашу сеть.

На следующий день Пенелопа сидела в гостиной старой леди Харрис, делая вид, что пьет чай, и слушала разговоры окружающих. Кое-кто из светских львиц все еще оставался в городе, поскольку их мужья занимали важные посты в правительстве и пока что не могли отъехать в деревню. Безмятежное течение приема было нарушено совершенно неожиданным образом, а именно – появлением полицейского.

Очень немногие из присутствующих дам когда-либо имели дело с полицией. Поэтому когда Сайлас, дворецкий леди Харрис, громко объявил, что в дом явился констебль, в комнате воцарилась мертвая тишина, каковой вряд ли можно было бы добиться в обычное время.

Констебль, мужчина средних лет в тесном мундире, стоявший за спиной представительного Сайласа, явно растерялся под огнем направленных на него взглядов. Но когда леди Харрис приветливо попросила беднягу изложить свое дело, тот взял себя в руки и оглядел комнату.

– Я приехал за мисс Эшфорд.

Пенелопа поставила чашку и поднялась.

– Я мисс Эшфорд. Полагаю, вас прислал инспектор Стоукс?

Констебль нахмурился:

– Нет, мисс. Я здесь потому, что в приюте сказали, будто вы там главная. Мой сержант только сейчас выдал ордер на обыск. Вам нужно ехать в приют, чтобы ответить на некоторые вопросы.

Пенелопа ошеломленно уставилась на него. Констебль показал на дверь:

– Не соблаговолите пойти со мной, мисс?

– Извольте, констебль.

Она направилась к двери, слыша за спиной шепоток и пересуды. Конечно, мать сумеет сгладить неприятное впечатление, но Пенелопа возблагодарила небо за то, что не слишком прислушивалась к общественному мнению: ее жизнь и счастье не зависели от одобрения света.

Наемный экипаж, в котором прибыл констебль, отвез их к приюту. Она вынудила себя подождать, пока констебль спустится и придержит дверь: подобные мелочи подчеркивали ее статус, что было очень важно в общении с полицией.

Она величественно вплыла в дом с тем спокойным превосходством, каким обладали ее мать и все леди Харрис этого мира. Стянула перчатки и недовольно огляделась:

– Где ваш сержант?

– Сюда, мисс.

– Мэм, – коротко обронила она, шагая вслед за констеблем по длинному коридору.

Тот недоуменно оглянулся.

– Прошу прощения, мисс?

– Мэм, – повторила она. – Учитывая мой возраст и то обстоятельство, что я управляю приютом и являюсь его директором, независимо от семейного положения, ко мне следует обращаться «мэм».

Никогда не мешает поставить на место неприятного человека, хотя констебль еще ничем не вызвал ее раздражения.

– Вот как? – нахмурился констебль, пытаясь усвоить урок.

Наконец они нашли сержанта. Небрежно опершись бедром о письменный стол в ее кабинете, тот наблюдал, как два констебля обыскивают высокие шкафы. Судя по всему, стол уже обыскали. Еще двое перебирали дела в шкафах приемной, к крайней досаде мисс Марш.

Пенелопа смерила сержанта недовольным взглядом. Ей не понравилось увиденное. Наглый и к тому же наверняка невежда.

Бросив на стол ридикюль, она уселась в свое кресло.

Ну вот, главное – сделать первый шаг.

– Мне сказали, что у вас есть ордер, сержант.

Она еще не встретилась глазами с сержантом, предпочитая хмуро осматривать стол и отмечая беспорядок и разбросанные бумаги.

И только выдержав паузу, повелительно протянула руку:

– Могу я видеть этот ордер?

Сержант, как и ожидалось, мгновенно помрачнел. Пенелопа краем глаза наблюдала, как он неохотно выпрямляется и отходит от стола. Оглядев подчиненных, он попытался предугадать реакцию того констебля, которого посылал за ней, но, к сожалению, принял неверное решение. Он затянул ремень, выпятил грудь и напыщенно произнес:

– Не знаю, должен ли я… Мы здесь по требованию закона и делаем нашу работу, чтобы разоблачить…

– Ордер, сержант, – холодно перебила она и на этот раз вложила в свой взгляд всю ледяную надменность леди Озбалдестон и герцогинь Сент-Ивз, как вдовствующей, так и Онории. Эти трое были ее идеалом. Именно так следует вести себя в подобных ситуациях.

– Считаю, что как представитель владельцев этого дома и как директор приюта должна потребовать, чтобы мне предъявили ордер. Разве не так диктуют правила?

Она блефовала. Но поскольку не раз обсуждала с Барнаби порядок проведения обысков и арестов, полагала, что сейчас не слишком отклоняется от истины.

Судя по тому, как забегали глаза сержанта и как растерялись его подчиненные, на время прекратившие шарить в шкафах, Пенелопа, похоже, попала в точку.