Зазвенел телефон и звенел долго и настойчиво, пока Сережа, досадуя и проклиная дотошный звон, зевая не сказал:

– Алло!...

Откуда-то из другого мира, более подвижного, зажурчал быстрый голосок Даши:

– О, наконец-то! Я уже подумала, что Антон тебя действительно убил. Исчез, как ни в чем не бывало. Скорее возвращайся, здесь тебя ждет сюрприз.

– Миронова Даша, – обстоятельно и толково начал говорить Сережа, – вечно ты пытаешься что-нибудь испортить. Я хочу спать. Какие тут могут быть сюрпризы?!

– Что ж, Карцев, тебе удалось меня обидеть, но еще легче, чем я, обидится твоя мать, если ты сейчас не придешь в магазин. Кстати, я не думала, что ты такой зануда.

Сережа вдруг неожиданно, как, впрочем, это всегда бывает, вспомнил сон, только что ему снившийся. Она и он вместе танцевали вальс в огромном зале с высоким потолком, причем Даша была очень красивая, почти сияющая. Дополнил этот образ блестящий, лакированный паркет и то, что в самом зале они были лишь вдвоем.

– Ладно, буду через пятнадцать минут, – сказал он после некоторого молчания. – Там вечер еще продолжается?

– В самом разгаре, – обманула Даша.

Но все уже разошлись с чувством выполненного долга и без двоек в полугодии. Каникулы, новогодние праздники – все это казалось таким близким и заманчиво-веселым, что в поэтической атмосфере вечера уже чувствовалась какая-то интрига.

Это нечто таинственное повисло в воздухе и как бы уже не могло существовать без антиквариата, без всего того, что так нравилось Даше. Выключив свет, она зажгла свечу и села на витрину. В помещении, среди старых вещей, каждая из которых сама за себя рассказывает историю, противопоказано скучать, иначе нельзя будет насладиться их своеобразной тишиной. И Даша сидела молча, пытаясь запомнить каждый предмет. Ей совсем не хотелось снимать этого платья и бабушкиной шали и тем более не было никакого желания возвращаться домой.

– Дашенька, – окликнула ее Светлана Петровна, и Даша вздрогнула от неожиданности, – ой, извини, я, наверное, сейчас нарушила необычайное волшебство, творящееся в тебе.

Даше стало приятно слушать эту замечательную женщину, которая сумела осуществить, казалось бы, всего лишь какую-то фантазию о перемещении во времени.

– Жаль, что мне надо уходить. Но честное слово, я бы осталась здесь жить, – оживленно говорила Даша. Светлана Петровна улыбнувшись сказала:

– Невсегда мы получаем то, что хотим... Но ты не уходи так скоро. Вот-вот придет Сережка.

– Нет, мне как-то неудобно...

По лестнице спустился Виктор Иванович, который все это время, избегая репортеров, прятался на втором этаже.

– Милая барышня смущается? – галантно вмешался он в разговор.

Но Даша ничего не ответила – звякнул колокольчик на двери, и вошел Сережа.

– Сынок, это твой... – начала представлять Светлана Петровна.

– Отец. Какими судьбами? – иронично продолжил Сережа. И минутное оцепенение длилось бы, вероятно, дольше, если бы Виктор Иванович, с какой-то немного наигранной тактичностью не сказал:

– Тебе мама, наверное, обо мне много рассказывала. Поверь, мне жаль, что мы с тобой так редко видимся, но, кажется, ты не рад мне.

– Слишком неожиданно, правда Сереж? – как бы оправдываясь за сына ответила Светлана Петровна. Он промолчал и взглянул на Дашу, которая старалась делать вид, что даже не пытается прислушиваться к чужому разговору. Она рассматривала чайный сервиз и серебряные ложечки, веером лежащих рядом с чашками.

– Даша, ты сейчас домой идешь? – поинтересовался он, игнорируя родительское недоумение.

– Да, уже...

– Что ж, я провожу тебя, – недослушав уверенно предложил Сережа.

Даша растерялась и не могла понять, как лучше поступить. Потом посмотрев на Светлану Петровну, которая кивнула ей, быстро побежала за курткой в кабинет. Она переоделась и вышла. Сережа тем временем уже ждал ее на улице.

ГЛАВА 17. ЗИМНЯЯ СКАЗКА.

– Все так быстро пролетело, так легко, почти не заметно, – начала разговор Даша. Сергей шел, нахмурив брови, обдумывая то, как будет объясняться с матерью, и не сразу отреагировал на мечтательный тон подруги. А она, чувствуя его беспокойство, пыталась отвлечь, говоря о чем угодно, что в голову придет. Сережа как-то вяло ответил, что мол да, в самом деле, не заметили недели. Но этот его язвительный, и все же незлой юмор не обидел Дашу, и она продолжала оживленно рассказывать, как Кристинка с Антоном воодушивившись поэзией и сценой, решили вместе поступать на театральный факультет.

– Даша, давай не будем говорить о театре, – хмуро попросил он. – Какие планы на каникулы?

– Здорово, что ты спросил, – снова залепетала Даша. – У меня появилась одна идея...

И она сообщила Сергею о предложении Тани приехать к ней на зимние каникулы. В подробностях описывая все достопримечательности города, где их бывшая одноклассница теперь жила, и желая заинтересовать его в этой поездке, она говорила, что нет места лучше для встречи нового века.

– Как так она переехала навсегда?! А школа? – удивлялся Сергей новости о том, что Таня уехала.

– В том городе тоже есть школа, – улыбаясь говорила Даша. – Ну что, хорошая идея?! Костик тоже собирается. Он сегодня уже накупил всяких спортивных снарядов.

Сережа не мог отказаться, ведь немного расслабившись после одного сюрприза с его отцом, получил другой, более приятный сюрприз.

– Да, было бы неплохо уехать на некоторое время... – задумчиво сказал он. Даша поняла, что его запутанные отношения с отцом должны были как-то распутаться, и лучшим решением всего этого был отъезд. Снежные пространства лыжной базы, чистые леса и упругий морозный воздух представились вдруг Сергею чем-то по-настоящему целебным.

Они попрощались, договорившись о встречи на завтра, и Даша, от радости не чувствуя земли под ногами, почти взлетела на свой седьмой этаж. Сережа неспеша отправился домой. Под ярким светом уличных фонарей снег поблескивал и кое-где переливался, подражая ритму иллюминации. Ему действительно стало скучно среди предпраздничной суеты. Это были подвижные огоньки проезжающих мимо машин, разукрашенные витрины, елки, милицейские палки и весь обычный городской шум, одним словом, – ежегодные приготовления. И, конечно, где-то в глубине каждого сердца таилось ожидание перемен и чуда. Идея уехать накануне праздника в другой город захватывала тем, что невозможно было предугадать все назревающие, хотя нет, даже потрескивающие на морозе события.

* * *

С родителями проблем не было. Марине Васильевной понравилось экзотическое звучание «зимний курорт», и она с радостью собирала детям в дорогу продукты и вещи. Назидания длились целый день. Отец прочитал Косте значительную лекцию о мерах безопасности в поездах, дал инструкцию к поведению на горных дорогах. «И самое главное, – говорил он, – вернитесь, пожалуйста, со всеми частями тела».

Даша трепетала, ссорилась с братом, который ругался, что она брала с собой слишком много ненужных вещей, и, наконец, ждала звонка от Сергея. Она связалась с Татьяной, и та порадовала свою бабушку вестью о скором приезде гостей. Все складывалось стремительно и каждый миг приготовления очаровывал какой-то непроясненной надеждой.

Утро в день отъезда началось с телефонного звонка, когда бурный поток сна в голове Даши еще только набирал свою скорость. И она с щекоткой внутри осознавала свою радость, сквозь сон слушая, как Костя по телефону договаривался с Сережей о билетах. После долгих и упорных переговоров со своей матерью он отправлялся на каникулы вместе с ними.

Забывая обо всем на свете и тут же вспоминая все самое, на ее взгляд, важное, Даша собирала в рюкзак книги, амулеты, картинки и, разумеется, дневник.

– Сорока-белобока, зачем тебе нужно все это барахло? – негодовал Костя.

– Что ты понимаешь?.. – пренебрежительно отвечала она. И Костику приходилось смирятся с упрямостью сестры.

* * *

День оказался солнечным, почти сверкающим. В звенящей суете вокзала, казалось, таился какой-то незримый фейерверк, вот-вот готовый вспыхнуть тысячами пестрящих огоньков и свечек. Поезд обещал чудес – пересечь огромное пространство за несколько часов. Предвкушая чудесную поездку, Даша вошла в купе, как в волшебную комнату. Она сразу же заняла верхнюю полку и принялась читать Марину Цветаеву. Этот томик со стихами поэтессы она купила в привокзальном магазине за тем, чтобы потом когда-нибудь благодаря Марине Цветаевой вспомнить все подробности поездки. Даша всегда оставляла себе что-нибудь на память.

– Даша, кстати, я совсем забыл, – мило улыбаюсь сказал Костя, – с нами поедет Стас.

Сережа, лежавший на другой верхней полке, вдруг рассмеялся, но промолчал, скрыв свое не очень приятное удивление.

– Ну и где же он? – сомневаясь в искренности брата спросила Даша.

– Сейчас будет, – пресек он ее сомнения. Дверца купе заскользила, пригласительно открываясь для Стаса, и он, запихав толстую сумку под сиденье, пожал руку Костику, Сергею и пощекотал пятку Даше.

– Ай! Не надо щекотаться, – дернув ногой, сурово сказала она. Стас, хватая ее за щиколотку, старался задобрить злючку:

– Ладно, хватит дуться, я хотел сделать тебе сюрприз, поэтому Костян ничего не говорил.

– Ха-а!.. Сюрприз и сбоку бантик! – развеселилась Даша, когда Стас распустил свои пушистые волосы.

Зазвучали рельса и колеса, и поезд стал набирать скорость. За окном промелькнули городские картинки, чередой проходящие мимо и где-то там остающиеся на время, пока снова не оживут перед глазами, когда поезд будет возвращаться. А впереди – снежный лес в узорах закатного неба. Они ехали двое суток, рассказывая друг другу дорожные байки. Стас, не расстававшийся со своей гитарой, музыкой и сигаретами, играл, пел и подолгу курил с Костей. И Даша радовалась каждый раз, когда они выходили из купе покурить. Тогда она оставалась наедине с Сережей, который почти всю дорогу или крепко спал, или не отрываясь от бумаги рисовал.

– Что ты видишь? – прошептала как-то она, проснувшись очень рано. Костя, напившись вечером пива, спал, как сушенная рыба. Стас, вообще, всю ночь провел в шумном соседнем купе, где ехали, как оказалось, его какие-то там знакомые, но позже выяснилось, что они никогда друг друга не знали. Сережа сидел, по-турецки скрестив ноги, смотрел на только что нарисованный эскиз.

– Что я вижу? – задал он вопрос, и Даша мало поняла то ли он ее переспросил, то ли сам себя спросил.

– Уже рассвет, – потянувшись к окну сказала она.

– Я вижу тебя. Вот, посмотри, я рисовал тебя, пока ты спала...

* * *

Таня с бабушкой встречали поезд. Людмила Владимировна не могла стать в сравнение с теми бабушками, которые пекут пирожки и вышивают крестиком. Это была энергичная и в то же время артистичная женщина. Она безумно понравилась Даше. Таня радовалась, все в ее глазах приобретало некий смысл, когда она предчувствовала, что эти каникулы станут завершением какой-то истории, уже давно связавшей их.

Людмила Владимировна знала о внучке все до последней капельки тех слез, которыми Таня плакала ночами, уткнувшись в длинноухого зайца своих грез. Она догадалась, что этого зайца зовут Стас.

С вокзала они сразу же отправились домой. Бабуля всех уместила в своем шикарном джипе и по дороге рассказывала о том, кто на каком этаже будет жить, благо домик у Людмилы Владимировны был подстать отелю.

«Зимний курорт» сводил с ума своим здоровой атмосферой. Город оказался очень миниатюрным. И первые два дня гости Тани были очарованы. Гуляя по проспекту, они заходили на выставки, и Даша хотела остаться жить в одном из музеев, где красовались вещи конца восемнадцатого века. Костя отговаривал ее так, как если бы она действительно решилась на это. После культурных походов, в которых каждый смешил друг друга по любому поводу, начались походы спортивные, где смешно было абсолютно все.

Воздушные снежные пространства легко, в каком-то безмятежном полете, поднимались и опускались, когда чувствовался спуск по белому скату горы. Даша бесстрашно держалась на лыжах и, каждый раз выбирала трамплин покруче.

– Осторожней! Выше все равно не взлетишь! – кричал ей Стас.

– А может, она могла бы до неба достать... – воодушевленно говорила Таня. Стас завязывал свои шнурки на ботинках и ухмылялся, понимая, что она, Даша Миронова никогда не интересовалась пустотою неба. Для нее важнее красивое приземление, точно также, как и ему. А Таня и без того слишком воздушна, чтобы еще летать. Как же он был неправ!

* * *

Время каникул еще больше изменчиво, чем обычное время. В доме Людмилы Владимировны каждый вечер зажигался настоящий камин с настоящими дровами и огнем. Стас играл на гитаре, и всем было тепло и уютно, но что-то заставляло их чувствовать в друг друге обман. Словно каждый из них умолчал, спрятал в себе тайну. Под алмазным солнцем, на блестящем снеге, среди разрумяненных морозом лиц они забывали о чем-то самом главном, что привело их в этот белоснежный город.