Ольга Малинина - Кукла Даша

А Даша, только когда вошла в класс, поняла, на что осмелилась, но обдумать это не успела. Сразу несколько человек в один голос воскликнули:

– О! Миронова! Поздравляем!

– Привет! – как ни в чем не бывало, Даша помахала всем рукой.

– Ты была лучше всех, – заискивающе сказала Кристина, – но только за то, что ты два дня не ходила в школу, тебя вызывают к завучу.

Даша спокойно выслушала плохую новость, и Кристинка, удивляясь равнодушию соседки по парте, все больше начала распространятся. По части причитаний о нелегкой жизни школьников она была первой. Сообщив, что в школу приезжала какая-то важная комиссия и контролировала посещаемость учеников, Кристинка выжидательно посмотрела на Дашу, которая закрыла лицо руками и дико рассмеялась.

Класс погрузился в такую тишину, что даже зазвенело в ушах.

– Все равно ничего интересного не пропустила, – пожав плечами, добавила Даша. А про себя довольно отметила, что снова оказалась в центре внимания.

– А как же Осенний Бал? – укоризненно сказала Лена Комлева. – Мы тут вчера мучились, мучились, а так ничего и не придумали.

– Даш, ты принесла бумагу для плаката? – Кристина первая обратила внимание, что подруга зашла в класс с одной только сумкой.

– Нет, я не буду рисовать в классе, – бросила ей в ответ Даша. – Бумага и краски я оставила дома.

Суета начинала раздражающе действовать на нее. Она за эти два дня совсем забыла об Осеннем бале. «Я тоже ничего не успеваю», – подумала она, вспомнив телефонный разговор с Сережей.

– Если мне кто-нибудь поможет, успею, – сказала она вдруг.

– Кто ж тебе поможет? У нас в классе никто, кроме тебя, рисовать не умеет, – грустно заметила Кристина.

На лицах девчонок была написана такая растерянность, что Даше их даже стало жалко.

– Ну что, никто даже текст не сможет написать? А я буду рисовать?

В классе опять повисло молчание.

– Серег, а у тебя как с рисованием? – оживленно обратилась к Сергею Даша.

На мгновение Даша почувствовала легкое смущение. Казалось бы, просто взгляд, просто улыбка, но он сейчас вот смотрит на нее, и она ждет от него ответного хода. Сергей ответил сухо, почти без эмоций, по крайней мере, не так, как хотелось бы ей. В классе вновь зажужжали голоса: вопрос о теперь уже ненужном плакате был решен. Даша не могла понять, почему один ничтожный миг способен разрушить надежду, которая, быть может еще ничтожней, чем какой-то там миг. Он, конечно, поможет нарисовать, ведь это то, от чего Сережа никогда не отказывался. Но где-то на донышке безответного чувства Даша уже не надеялась на какой-то иной поворот событий, и сейчас ей хотелось немедленно заполнить образовавшуюся пустоту.

Суета в классе оказалась чем-то потусторонним. Она встала у окна и, глядя на тонкие мелкие листочки школьного аспарагуса, подумала, что он отныне никогда не увидит в ней прежнюю Дашу Миронову, потому что Даша Миронова теперь станет самой безобразной из всех девчонок.

Даша злилась на себя, на класс, на него, она ненавидела весь мир. Посмотрев на часы (до начала урока оставалось пять минут), девушка с нахмуренными бровями выпорхнула из класса, в дверях чуть не столкнувшись с Ниной Кириловной, которая, впрочем, не заметила ее. И подруги лишь после урока немного обсудили странное поведение Даши, а на уроке по старой доброй традиции было устроено надежное укрытие для решившейся на побег.

Еще сохранялась утренняя свежесть, особенно в аллее, где находилась Даша, будто пытаясь скрыться от самой себя. Ее тень запуталась в огромных тенях деревьев, а мысли путались в чувствах. Она думала, как ей вести себя с ним, что сказать, о чем умолчать, но в тоже время все эти вопросы меркли под проблесками радости от того, что он сегодня будет рядом с ней. Белоснежное мороженое успокоило почти уже воспламеняющееся сердце Даши. И, может быть, всю пустоту и бессмыслицу внутри нее должен был заполнить этот рождающийся огонек.

Даша гуляла в парке, в котором было почти безлюдно. Впервые она чувствовала пока еще странный для нее привкус одиночества. Ей хотелось идти туда, где не нужно было бы притворятся и играть свои обычные роли. «Когда изменится моя жизнь?» – задавала она себе вопрос, который по мере прогулки вдруг стал множиться, и вместо одного вопроса появились сотни других, таких же безответных. «Что происходит? Боже мой, я не узнаю себя! Да и кто я?...» – сидя на скамейке, размышляла она.

– Даша! Привет! Ты... А сколько времени? – неожиданно откуда-то появился и тут же обратился к Даше Антон; как всегда говорил быстро, словно его слова не поспевали за мыслями.

– Время? – очень мило хмуря красивые брови переспросила она. Антона это рассмешило, и он невольно поддался собственной иронии, воображая почему-то Дашу инопланетянкой.

– О, ты, наверное не от мира сего! Сообщаю тебе, что эта планета называется Земля и что на ней живу я – твой космический завоеватель!

Даша улыбнулась: ей показалось, что Антон в этот момент был единственным человеком, которого она знала, а сама она, действительно, чужачка.

– Антон, я не знаю, который час. А зачем тебе, космическому воину нужно время? Неужели ты собрался отвоевывать планету? – развеселилась Даша.

– Ну всю планету вряд ли... Хотя бы какую-то часть.

– Скажи, что ты делаешь сегодня, может быть, придешь ко мне? Нам нужно с тобой придумать какой-нибудь номер на Осенний бал, только так, чтобы это было смешно, – осенило вдруг Дашу.

– Я не знаю...

– Антон, ты что это? Хочешь, чтоб я тебя уговаривала немножко или очень долго и нудно?

– Нет, – сказал он тихо. – К тебе же должен прийти Сергей. Кажется, плакат, дорисовывать.

– А в чем проблема?

– Да ты права, это не проблема. Просто...

– Ладно, мы оба знаем, что все проще, чем мы думаем.

Они договорились, но как же многого он не сказал ей, и она ведь догадалась, что эта неожиданная встреча в парке была неслучайной.

Даша решила не строить грандиозных планов, в нее вселилась уверенность, что сегодня произойдет новый поворот в отношениях с Сережей.

С неземным воодушевлением она протерла в комнатах пыль, кружась с щеточкой, словно бабочка от цветка к цветку собирала не пыль, а пыльцу. В каком-то фильме она видела, как героиня проделывала те же домашне-бытовые трюки с пушистой щеткой в руках, а потом в дверь киношной любви постучался влюбленный герой и...

Даша открыла дверь, и на пороге стояли они оба, что удивило ее слегка, ведь она ожидала, что все будет немного по-иному.

– Привет! Заходите в мой космический фрегат, – поглядывая на Антона загадочно, в попытке заинтриговать Сергея, приглашала она их в свою обычную квартиру на седьмом этаже. Сергей однако не растерялся и добавил:

– Космический фрегат из девяти ярусов, летящий в бесконечном пространстве.

Вся троица обменялась между собой короткими взглядами, после которых, сначала ощутив неловкость, а потом еще нелепость, весело рассмеялись. Они прошли в комнату Даши, где на стене висели ее рисунки и многочисленные сувениры, амулеты, кулоны, привезенные ею из курортных городов, где провела почти все свое детство.

– Это моих родителей заслуга, – сказала она глядя на то, как увлеченно мальчики рассматривали ее богатства. Даша чувствовала себя, как королева воинов с отвоеванными трофеями.

– Интересно, что значит этот медальон? – спросил Сергей, указывая на удивительно большую с выграненным иероглифом монету.

– А, это японский знак Якумамба, – ответила Даша.

– Что? – переспросил Антон.

– Ну ребята, хватит всякие побрякушки разглядывать! Завтра Осенний бал, и пока у меня кое-какие идеи...

Даша рассказала им свой план проведения праздника, придумывая его по мере того, как возрастал интерес Сережи и Антона. Она была так увлечена замысловатыми вариантами сюжета, как если бы была сумасшедшим ученым, сделавшим невероятное открытие. Сережа заметил что-то необычное в ее глазах, какой-то блеск, что ли. Он думал, почти не слушая ее сценарий, о том, как говорил с ней в школе, да, впрочем, он не обращал на нее даже внимания. А сейчас вдруг понял ее такую, очень живую и веселую, почти что огненную Дашу Миронову. Она была похожа на легкую, с расписными крыльями, бабочку, и каждое ее слово касалось, наверное, всех цветов в ее со вкусом обставленной комнате, напоминавшей музей редких вещей.

– Даша, ты пишешь стихи? – неожиданно спросил Антон.

В комнате наступила минута молчания, будто бабочка села отдохнуть, но потом вдруг вновь вспорхнула. Даша сказала:

– О, да, может быть, когда-нибудь поэму сочиню.

– Я серьезно спрашиваю.

Сереже стало смешно глядеть на его выражение лица, которое замерло в ожидании решающего ответа, и он, не выдержав, рассмеялся.

– Да, Антон, и я серьезно. Иногда я пишу, хотя об этом никто не знает, но раз тебе это интересно...

Сергей больше не смеялся, и все же он не верил, что это идеальное, выращенное в домашних условиях существо по имени Даша, способно написать настоящее стихотворение. Сергей был горд и считал, что настоящие стихи столь же редки, как если б нашелся человек, готовый нырнуть в бездну. Этого своего мнения он никогда не высказывал и на этот раз промолчал, делая вид, что весь погружен в рисование. Однако Даша почувствовала, что может отыграться за равнодушие, за тот холодок между ними. Она принялась говорить с Антоном о поэзии, о любимых поэтах так же воодушевленно и красиво, порхая по комнате взглядом и жестами изображая то горы, то море, а то и небо. Антон был зачарован ее рассказами: ему казалось, что все ее впечатления, которыми она с ним делилась, принадлежали и ему. Сергей вскоре, действительно, перестал слушать их, он рисовал осень, и никакие бури в разговоре Даши и Антона не могли развеять его грусти, которая давно жила в нем, которую он не мог понять.

Даша думала иначе. Какое могло быть понимание, если она не хотела хотя бы на минуту забыть о себе? А Сергей был далеко от нее, так далеко, что, наверное, целого плаката стихов не хватило бы, чтобы настигнуть его.

Субботний день октября оказался дождливым. Кажется, что вся прелесть осени познается лишь в октябре. Туман будто струился из-под земли, а мокрые желтые листья похоже собирались вот-вот ожить и закружиться. Но природа любовалась только собой и была равнодушна к каким-то там балам, прическам, платьям людей. Осень таила в себе нечто молчаливое и не хотела раскрывать все свои секреты.

Почему он, Сережа Карцев, всеобщий любимчик, был сейчас одинок? Быть может, одиночество тоже когда-нибудь превращается в привычку? У Сергея не было ни братьев, ни сестер, и все его детство протекало в «Иных мирах», которые раскрывались для него неожиданно то в фантастических романах, то в музыке.

Светлана Петровна воспитывала сына одна. Их отец исчез, говорила она, так, как исчезают только актеры. Сам Сережа видел его один раз в Риге, когда ходил со своим, теперь уже бывшим классом, на премьеру спектакля. Его отец играл тогда влюбленного короля, покинутого и забытого своей возлюбленной герцогиней. После представления на сцену бросали цветы, и ему казалось, что зал был еще охвачен игрой, хотя играть уже перестали. Сережу поразила мысль о том, что, возможно, театр никогда не кончится и что он сам в данный момент погружен в что-то ненастоящее и лживое. Ему стало противно так, как бывает противно, когда пьешь горькое кофе. Матери он ничего не рассказывал, но Светлана Петровна вскоре начала догадываться, что в ее сыне стали происходить какие-то перемены.

Сережа никогда не был одним из тех парней, которые, замыкая свой мир в кольцо собственных неудач, находили утешение в огромной и шумной компании. Однако у него было очень много знакомых и, наверно потому, что он всегда помнил людей, с которыми когда-либо общался, а иногда ему самому было интересно замечать, что знакомится он с теми, кто хотя бы в чем-то напоминал героя из очередного любимого романа.

В доме Карцевых было по-особому уютно. Свелана Петровна любила старинные вещи. Резная мебель сочеталась с современными атрибутами дома. В каждом уголке спокойствием дышали ухоженные, красивые цветы. И Сережа понимал, насколько дорого ему это нежное и тягучее спокойствие и как оно далеко от бессмысленной игры, делающей этот удивительно интересный мир похожим на дешевый спектакль с плохими актерами.

Таков был Сережа Карцев на самом деле. Гордый, но не высокомерный по отношению к другим, он искал среди своих новых друзей-одноклассников человека, который мог бы поразить его так, как однажды он удивился в театре, узнав, что роль главного героя исполняет его отец. И сейчас, находясь в своей комнате, он отложил в сторону книгу, которую еще вчера с упоением читал, стал размышлять, почему так необходимо что-то сказать, высказать... Но кому и о чем – этого он не мог себе объяснить.

Сережа решил, что пропустит этот навязчивый школьный бал, он думал: «Опять придется смотреть сценки из жизни „любимой“ школы, проекты которых повторяются из года в год». Иронично усмехнувшись своей заносчивости, он вновь приступил к чтению, но тут на самом волнующем моменте в комнате прозвучали раскаты телефонного звонка. В трубке послышалась торопливая, и оттого невнятная речь Антона: