Максим и Оксана были любовниками, из разряда тех, что «вот-вот собираются пожениться». Это «вот-вот» длилось уже года четыре. Оксана иногда устраивала небольшие сцены, но они были скорее данью критическим дням, нежели желанием выбить из Круглова заветный штамп в паспорте. Оксане и так было с Максимом хорошо. А если учесть, что она уже однажды была замужем и ее переполняли карьерные амбиции, семейный очаг, официальный, способный отнять кучу времени, ее не очень-то привлекал. Сейчас самое большое, на что имел право рассчитывать Максим, – это домашний обед в субботу, потому что в будни Оксана была занята на работе, а воскресенье посвящала здоровью, практически целый день проводя в спортивном комплексе. Под внимательным взором тренера она лепила совершенную фигуру. Внимательный наблюдатель мог поклясться, что за таким спортивным фанатизмом скрывается нечто, похожее на душевную боль, – Оксана ставила перед собой задачи, решить которые можно было только потом и кровью. По вечерам она иногда еще встречалась со своей подругой Сорокиной, с которой была знакома давным-давно, со студенческих времен. Тогда Сорокина была боевой, симпатичной девочкой, вокруг нее всегда вертелись ребята, и ни одно мероприятие не обходилось без ее участия – она была и организатором, и артистом. На какое-то время пути подруг разошлись, а однажды Оксане по Интернету прислали фотографию. Со снимка смотрело полное лицо с капризной миной, на голове было подобие стрижки, подпись гласила: «Привет, подруга! Это я – Сорокина!» Оксана долго вглядывалась в незнакомое лицо – от милой девочки ничего не осталось. Подруги встретились. Оказалось, что Сорокина сделала неплохую карьеру – она заведовала какой-то научной группой, занималась полимерами и вообще была очень довольна собой. А внешние метаморфозы словно бы и не замечала. Увидев Оксану, которая в былые дни считалась почти дурнушкой и всегда оставалась в тени своей активной подруги, Лена Сорокина охнула и всю первую их встречу с пристрастием ее разглядывала. Но изъянов не нашла, как и не нашла какого-либо косметического вмешательства. Оксана просто стала симпатичной молодой женщиной. Лена Сорокина не могла быть на вторых ролях, а потому неудержимо хвасталась своей карьерой, но, когда выяснилось, что и Оксана кое-чего добилась, надулась и уехала с первой встречи слегка обиженная.

– Никогда не носи такие юбки. Они тебя полнят! – Это были ее слова на прощание.

Оксана снисходительно улыбнулась. Однако через некоторое время Сорокина позвонила, они проболтали целый час, и так, постепенно, дружба возобновилась и почти исчезло злое соперничество. Приглядевшись к изменившейся подруге, Сорокина обнаружила в ней еще и ранимость, легкие слезы и тщательно скрываемую привычку к самокопанию. Оксана, что бы она ни делала, чего бы ни добивалась, всегда была собой недовольна. Но увидеть это могли только близкие люди.

Максима Сорокина терпеть не могла и считала, что Оксана теряет драгоценное женское время и что Круглов никогда на ней не женится, а найдет себе еще моложе. Подруге в голову не могло прийти, что именно Оксана не спешит под венец. Сама Сорокина нянькалась с каким-то великовозрастным химическим гением. Он особенно работать не хотел, теша себя и окружающих надеждами на скорое получение Нобелевской премии. Оставалось совсем немного: поработать так, чтобы эту премию получить. Сорокина вздыхала, наглаживая поношенные брюки и рубашки гения, пыталась пристроить возлюбленного в коммерческие структуры, где его терпеть не хотели. Там требовалось каждый день в поте лица зарабатывать деньги. В лаборатории же, под теплым взглядом Сорокиной, достаточно было с умным видом смотреть в осциллограф.

Сейчас Оксана, переходя от одного огромного окна к другому, пыталась разглядеть сиреневый садик и Максима, туда сбежавшего. Но ее отвлекали. Да и на глазах у всех высматривать тоже было не очень удобно. Оксана уже собиралась отойти от окна, когда на дорожке появился Максим. Он поднял голову, улыбнулся и махнул ей рукой. Оксана, захваченная врасплох, отшатнулась было от окна, а потом осторожно помахала ладошкой. Максим шел не спеша, явно чем-то озабоченный. За эти годы Оксана научилась все читать по его лицу и походке.

– Куда пропал? – Оксана перехватила Максима у лифта.

– Подумать надо было. Расскажу, только не здесь и не дома. И не в машине.

Не то чтобы Максим начитался детективных романов или был уж совсем подозрителен. Нет, а только береженого бог бережет. Сегодня эта мудрость стала как никогда актуальна. Максим оказался человеком деловым и все идеи и разработки, все сценарии, все, что было зафиксировано, требовал хранить в особых папках и файлах. Все разговоры, связанные с особыми проектами, проводились на нейтральных территориях, как правило, на свежем воздухе. Максим вполне обоснованно боялся утечки информации. Вот и сейчас, как бы ему ни хотелось поделиться с Оксаной, надо было дождаться вечера и во время прогулки рассказать о предложении Илларионова.

* * *

Как иногда случается, жизнь – талантливый сценограф – свела в одном месте и в одно время людей, которые знали друг друга, но которые по ряду причин предпочитали бы никогда не встречаться. И Вера Селезнева, и Ким, и еще один человек, внимательно наблюдавший за ними обоими, уезжая с того приема в посольстве, испытывали тревогу. Прошлое, так внезапно напомнившее о себе, могло опрокинуть навзничь жизни одних, разрушить все, что ими с любовью и старанием было возведено. Для других эта встреча могла бы оказаться счастьем, если бы только время не сделало ее безнадежно запоздалой. Третьему она сулила барыши, небольшие моральные неудобства и, вероятно, внимание нравившейся ему женщины. Люди, которые имеют в своей жизни тайны, никогда не живут спокойно: любое отступление от идеально выверенной траектории заставляет их испытывать страх. Страх перед разоблачением, необходимостью оправдываться, страх перед осознанием того, что изменить уже ничего нельзя.

Впрочем, тот самый третий, который так внимательно следил за Верой, Владимиром и Кимом, свое прошлое вряд ли вспоминал. Ему гораздо важнее было прошлое этих людей. Как человек, понимающий, что любопытство, наблюдательность и сообразительность являются качествами даже более важными для делового партнера, чем умение просчитывать ходы и анализировать финансовый рынок, он постарался извлечь из увиденного максимум полезного. Вообще о Леониде Бухарове люди, работающие с ним, знали почти все. Бухаров, как умный человек, понимал, что солидный тюремный срок, который он получил по экономической статье, скрыть невозможно. Более того, любые недомолвки на эту тему будут рождать подозрения и желание копнуть еще глубже. А вот этого Леониду совсем не хотелось. Потому Бухаров, глядя честно и открыто собеседнику в лицо, спокойно, с достоинством ронял:

– Мне пришлось школу пройти суровую. Сам виноват, что людям так доверился. – Помолчав, он обычно добавлял: – Поэтому уж не обессудьте, если чего лишнего спрошу. Как говорится, «дую на воду».

Собеседник сначала удивлялся. Потом по достоинству оценивал подобную честность и проникался к Леониду доверием. Никто из его окружения не знал, что Бухаров еще до того, как получить срок, оговорил двух бизнесменов, которым был должен неплохие суммы. Но и это оказалось не все. Имелся еще один факт в биографии Бухарова, который он старался забыть, но не потому что боялся молвы или огласки, а потому что считал, что переживания по этому поводу отнимают у него душевные силы. Леонид очень хорошо помнил, как его задержали. Он помнил, что ни сами допросы, ни все процедуры, которые он должен был пройти перед судом, ни сам суд не воспринимались им как нечто ужасное. Бухаров, человек с деньгами, был уверен, что так или иначе ситуация разрешится в его пользу. И что в лучшем случае последует формальное наказание. Друзья и партнеры придерживались того же мнения.

– Не волнуйся, адвокат – зверь! Да и дело-то не такое «уверенное», – говорили все, кто навещал Бухарова в эти дни. И только Марина, его жена, придя на первое свидание, произнесла:

– Готовься к худшему. Я узнала, будут требовать максимальные по этой статье сроки. Показательный процесс.

Он на нее накричал, обозвав «каркающей вороной», дурой и предательницей. Марина все это выслушала и добавила:

– Я договорилась, тебе передадут теплые вещи. И еще сообщат, чтобы тебя ТАМ не трогали.

У жены были разные связи, в том числе и криминальные. Правда, эти люди давно занимались легальным бизнесом, имели детей и беспокоились о своей репутации. Леонид долго не мог простить жене, как ему думалось, предательства и отказа от борьбы. И только потом, в заключении, Бухаров понял, что Марина поступила как сильная женщина: собрав в кулак волю, она не хныкала, а, признав поражение, продолжала бороться. Во многом благодаря ей заключение, самая страшная пора в его жизни, оказалась не смертельной. Все это время Марина была на «связи». Регулярные письма, полные жизненных подробностей, то единственное, что держит на плаву, книги, когда-то любимые им, о которых Бухаров не вспоминал, зарабатывая свои безумные деньги, – все, что, по сути, составляет жизнь человека, она заботливо доносила до него. Леонид ждал весточек от нее, совершенно позабыв о своих «увлечениях», как «увлечения» позабыли о нем, только узнав о следствии. Приезжая на свидания, она любила его так, что Бухаров, удивляясь силе женской натуры, клялся и себе, и ей в верности. Марина слушала его, не верила, но для жены главное было, чтобы он вышел из тюрьмы живой и невредимый. И этот день настал. Бухарова освободили досрочно. Что помогло – ее ходатайства и связи или его примерное поведение, – было неважно. За два дня до его приезда Марина отправилась за покупками, и в ее машину врезалась «Газель». В больницу к жене он еще ходил. Но когда Марину выписали и она с изуродованной ногой появилась в доме, его вещей уже не было. Бухаров ушел от нее к деловой и активной соратнице, помогающей поднимать бизнес. И тогда, и теперь Леонид не любил вспоминать эту часть своей жизни, утешая себя словами: «Что поделаешь, такая судьба!» Ему даже в голову не приходило, что, когда он был в тюрьме, Марина вполне могла отвернуться от него, успокоив себя теми же словами.

Что Бухарова так привлекало в Вере и Владимире, он сам понять не мог. Сначала было просто приятно проводить с ними время – люди они оказались легкие на подъем, умные, веселые. Владимир умудрялся обсуждать деловые проблемы, возясь с сыновьями. Бухаров, не имеющий детей, с какой-то завистью смотрел на этот дом, полный не только любви, но и очень трогательной заботы каждого о каждом. Присмотревшись внимательней, он понял, что внутри семьи есть какая-то тайна, которая ее сплачивает и заставляет крепко держаться за руки, не позволяя посторонним пробить брешь в этой обороне. Любопытство, помноженное на желание иметь какие-то рычаги давления на партнера, заставляло Бухарова как можно более тесно подружиться с Верой и Владимиром. Только в этом преуспев, он сразу понял, что жена компаньона ему очень нравится, что он ей антипатичен и что в семье действительно хранят тайну. Но что это за тайна и какие дивиденды принесет знание о ней, пока было непонятно. Оставалось только находиться всегда рядом и внимательно наблюдать. Ну и посоветоваться со «знающими людьми».

На приеме в посольстве он заметил и удивление Веры, и ее смятение. От него не укрылось также то, что Владимир, намеревавшийся подробно обсудить детали одной сделки, разговор о ней даже не начал, ограничившись какими-то незначительными замечаниями. Уехали супруги очень быстро. «Интересно, есть ли связь между тем, что вчера произошло, и тем, что так тщательно охраняют Свиягины?» – Бухаров сформулировал вопрос и решил как можно быстрее напроситься в гости к компаньону. Глядя на то, как безмятежная Алиса, его очередная подружка, чистит яблоко, он набрал номер телефона господина Илларионова.


– Все подробности его человек сообщит сразу после того, как я дам согласие. Работка, конечно, еще та. Не самая чистая. – Максим поставил пустой стакан на стол и откинулся на спинку высокого стула.

Оксана молчала. Из всего, что она услышала, было ясно: Макса и его агентство нанимают для слежки и «черного пиара». Более того, зная Круглова, Оксана предполагала, что в агентстве он этот «проект» светить не захочет. Дело всей жизни пятнать слишком рискованно – потом не отмоешься и репутацию не восстановишь. Сумма, которую сулили, свидетельствовала о том, что цель, то есть объект, который надо опорочить, – чиновник, занимающий достаточно высокий пост. Оксана посмотрела на Максима. Тот имел лицо человека, который только что разбил дорогую вазу, но успел отскочить подальше от осколков, – его лицо выражало деланое равнодушие.

– Я против, если ты хочешь знать мое мнение, – произнесла наконец Оксана. Она помолчала и продолжила: – Даже не потому, что я такая чистоплюйка, нет. Я против потому, что потом твое агентство будет с потрохами принадлежать Илларионову. Ты и сам это отлично понимаешь.