Лесли Пирс - Куколка

Вечер стоял холодный. Возвращаясь домой, Бэлль вся дрожала. Она жалела о том, что не взяла пальто. Но как бы холодно ей ни было, шагая по улице Пе к бульвару Капуцинов, она разглядывала Париж, который всегда видела в своих мечтах. Бэлль подумала об увешанных драгоценностями и наряженных в дорогие шубы женщинах. Как бы ей хотелось жить так же, как они! Она была практически уверена в том, что месье Паскаль вскоре свяжется с ней и поможет ее мечте осуществиться.

— Un message pour vous, mademoiselle[25], — зазвенел юный голосок.

Было три часа дня. На улице было холодно. Бэлль лежала под стеганым одеялом на кровати и читала английский роман, который обнаружила на полке в столовой. Она едва не заснула, но крик посыльного разбудил ее, и она вскочила с кровати.

Темноволосый мальчуган был тринадцатилетним сыном Габриэль, Анри. Бэлль мельком видела его сегодня утром за завтраком.

— Merci[26], — сказала она, едва не вырвав конверт у него из рук. Но потом вспомнила о хороших манерах, велела ему подождать и достала кошелек. Бэлль дала мальчугану сантим и еще раз поблагодарила его.

Письмо было коротким, но написано по существу. «Месье Гарсия с радостью поужинает с вами в половине седьмого. Потом вы пойдете в театр. Вам следует быть в ресторане в четверть седьмого. Скажете, что у вас встреча с месье Гарсия. Я подойду к вам перед его приходом». И подпись — Эдуар Паскаль.

Несмотря на то что Бэлль вся трепетала, волноваться ей не стоило. Она улыбнулась швейцару и попросила проводить ее в ресторан, где сказала метрдотелю, что столик заказан на имя месье Гарсия. Ей помогли раздеться, проводили за столик в углу и предложили что-нибудь выпить, пока она ждет. Через пару минут вошел Паскаль. Он поприветствовал Бэлль, как будто она была его родственницей, повидаться с которой он заглянул на минутку. Он шепотом сообщил ей, что уже договорился с Гарсия о цене, и тайком протянул конверт, где лежала ее доля — сто франков.

Паскаль неспешно оглядел ее с ног до головы, похвалил черное кружевное вечернее платье и отсутствие косметики на лице. А потом, понизив голос, предупредил Бэлль, что она должна вести себя как настоящая леди — недопустимо, чтобы кто-нибудь догадался, что господин, занимающий такое высокое положение, как Гарсия, платит своей спутнице.

В завершение консьерж сказал, что Гарсия привезет ее после театра сюда, но в половине первого за ней заедет экипаж, который отвезет ее домой. На прощание Паскаль расцеловал Бэлль в обе щеки и прошептал на ухо: если она нарушит договоренность, то сильно об этом пожалеет.

От его слов Бэлль тут же снова начала нервничать. Когда через несколько минут приехал Бернар Гарсия, ее сердце ухнуло вниз — он был коренастым толстяком с редкими волосинками песочного цвета, уложенными поверх лысины. Ему было лет пятьдесят пять, а может, и больше, и даже его дорогой, сшитый на заказ смокинг и золотые часы, выглядывающие из кармашка жилета, не спасали положение.

Месье Гарсия говорил на безупречном английском и смотрел на Бэлль так, как будто был самым счастливым мужчиной на земле, и этим завоевал ее расположение. Они обменялись парой фраз о погоде. Он сообщил, что сегодня днем приехал в Париж на поезде из Болони и ему пришлось принять горячую ванную, чтобы согреться — настолько он замерз. Когда подошел официант с меню, Гарсия поинтересовался у Бэлль, что она будет заказывать.

— Закажите на ваш вкус. Уверена, вы знаете, что здесь готовят лучше всего, — ответила девушка.

Меню было на французском. Бэлль улыбнулась и ласково погладила мужчину по руке, как будто была чрезвычайно рада тому, что ей выпало счастье провести с ним вечер.

Может быть, всему виной было великолепное красное вино, которое заказал Гарсия, или его обходительность, но вскоре Бэлль расслабилась и была действительно рада провести вечер с Бернаром. Несмотря на неказистую внешность, он обладал красивым, низким, мелодичным голосом и умел расположить к себе. Они разговаривали главным образом об Англии, которую он отлично знал. О себе он ничего не рассказывал и ни о чем не спрашивал Бэлль.

После ужина Гарсия повел ее на пьесу «Мадам Сан-Жен» («Мадам Бесцеремонность») Викторьена Сарду. Хотя спутник объяснил Бэлль сюжет пьесы, она не смогла следить за его развитием. Но Бэлль не была разочарована. Ей нравилось сидеть в красном бархатном кресле в ложе и видеть, как многие элегантно одетые люди в театре обращают на нее внимание и задаются вопросом: кто она?

Это было гораздо лучше, чем работать у Марты, где Бэлль приходилось обслуживать десять-двенадцать мужчин за ночь. Девушка страшилась момента, когда они вернутся в гостиничный номер, потому что чувствовала: Бернар хочет от нее многого. Бэлль надеялась, что он быстро заснет. Но она ошиблась. Когда они вернулись в гостиницу, Бернар заказал для них шампанское и попросил Бэлль в чулках и рубашке сесть на кровать с бокалом шампанского в руке.

Чувствуя, что месье Гарсия из тех мужчин, сексуальные фантазии которых связаны с распутными женщинами, Бэлль с готовностью стала ему подыгрывать. Она извивалась на кровати, позволяя ему как следует ее рассмотреть, а когда он так и не встал с кресла, подошла к нему и уселась прямо на колени, положив одну его руку к себе на грудь, а вторую — между ног. Гарсия краснел все сильнее и сильнее, его темные глаза маслянисто блестели. Он потрогал ее, раздираемый желанием, но так осторожно, как будто раньше не прикасался к женскому телу.

Бэлль расстегнула его штаны и засунула туда руку. К ее удивлению, оказалось, что у него очень маленький член, не больше, чем у мальчика. Он даже не возбудился, и она поняла, что ее план оседлать его не сработает.

— Пойдем со мной в кроватку, — позвала Бэлль, беря его за руку и стягивая с кресла.

Больше всего ее озадачил не крошечный пенис Бернара и не его неумение ласкать женщину, а его молчание. Он так непринужденно общался за ужином на беглом английском, они болтали в антракте в театре и в экипаже, когда возвращались в гостиницу, но, с тех пор как он попросил ее раздеться, Бернар не сказал ни слова. Раньше Бэлль с таким не сталкивалась; она заметила, что мужчины с маленькими пенисами обычно болтают больше остальных. Они не только уверяли, что у них маленький член потому, что они много пьют, но часто именно такие мужчины любили говорить всякие непристойности. Бернар продолжал молчать, даже когда она стала его раздевать.

Через час Бэлль всерьез стала подумывать о том, чтобы вернуть Бернару его сто франков, поблагодарить за ужин и удалиться. Она изо всех сил старалась его возбудить, но ничто — ни поглаживания, ни облизывания, ни посасывание — не срабатывало. Его член оставался таким же вялым, а сам Бернар — таким же молчаливым.

От плотного ужина и вина, которое они пили, а потом от шампанского, которое Гарсия заказал в номер, Бэлль хотелось спать, однако без одежды и одеяла ей было холодно. Наконец она вынуждена была признать, что не сможет заставить его член встать. Девушка села на кровать и прижала Бернара к своей груди, чтобы убаюкать его и признать свое поражение.

Но внезапно он стал сосать ее грудь, как голодный младенец, и когда Бэлль скользнула рукой вниз к его пенису, она с удивлением обнаружила, что он напрягся. Бернар застонал, когда она коснулась его члена, и еще сильнее впился в сосок. Бэлль настолько воодушевилась, что сжала его член крепче. Она подумала, что есть что-то нездоровое в том, что он возбуждается, только если одновременно сосет грудь и мастурбирует, но вздохнула с облегчением, наконец узнав секрет того, как его расшевелить.

Бернар кончил через несколько минут и только тогда вновь обрел дар речи и назвал ее «няня». Когда Бэлль взглянула на него, в глазах мужчины стояли слезы.

Через десять минут он уже крепко спал, прижимаясь лицом к ее груди. Интересно, кем была эта няня? И сколько Бернару было лет, когда у него был подобный опыт? У Бэлль возникло подозрение, что у него никогда не было нормального секса. Она жалела, что не поинтересовалась у него раньше, есть ли у него жена и дети. Она не знала о нем ничего.

Бэлль дождалась четверти первого, выбралась из постели и оделась. Она написала Бернару коротенькую записку, в которой поблагодарила за прекрасный вечер, и оставила ее на подушке. И тихонько вышла из номера.

Сейчас дежурил другой швейцар, не тот, что провожал ее к столику и открывал им двери, когда они вернулись из театра. Если ему и показалось странным, что женщина уезжает домой в одиночестве и так поздно, то виду он не подал. Швейцар помог ей сесть в экипаж и благодарно улыбнулся, когда она вручила ему чаевые — Бэлль решила, что для него это обычное дело.

Когда экипаж катился по пустынным улочкам, Бэлль чувствовала себя счастливой. За одну ночь она заработала больше, чем большинство женщин зарабатывают за месяц, вкусно поужинала, сходила в театр и к тому же дала Бернару то, чего он хотел. Порядочные люди могут счесть такие мысли отвратительными и греховными, но ей было наплевать на их мнение. Что касается Бэлль, она считала, что помочь не вполне адекватному человеку решить его сексуальные проблемы — дело, достойное уважения.

Январь плавно перетек в февраль, потом наступил март. Бэлль продолжала жить в гостинице «Мирабо» и зарабатывать сто франков за каждое свидание, которое ей устраивал Паскаль.

Она переехала в номер побольше, более солнечный, расположенный на первом этаже, с крошечным кованым балкончиком, выходящим в сад. Девушка купила одежду, шляпки и обувь, выучила достаточное количество французских слов, чтобы поддерживать простой разговор, и легко ориентировалась в Париже, как будто здесь родилась.

Возможно, Габриэль Эррисон догадывалась, чем ее английская гостья зарабатывает себе на жизнь, но это, казалось, не имело для нее значения. Если она уже не спала, когда Бэлль возвращалась по утрам, она всегда делала ей кофе с парой круассанов, даже если для завтрака было еще слишком рано. Еще Габриэль предложила стирать ее вещи, и Бэлль в знак благодарности каждую неделю покупала ей цветы. Хозяйка была не из болтливых — улыбка и пара слов, но по этим скупым словам Бэлль чувствовала, что она нравится этой женщине.

Бэлль очень интересовала личность хозяйки. Она чувствовала, что здесь кроется какая-то тайна — Габриэль упомянула, что картины, висящие в вестибюле, написаны ее ныне покойным другом. Бэлль была уверена, что они были любовниками — глаза Габриэль всегда застилало поволокой, когда она смотрела на эти полотна. Девушка надеялась, что однажды Габриэль расскажет ей о своем таинственном возлюбленном.

Бэлль встречалась с мужчинами три-четыре раза в неделю. Редко это были свидания с постояльцами «Ритца»; у Паскаля были связи в различных кругах. Но где бы ни проходила встреча — в другой гостинице, в ресторане или даже у господина дома, — все клиенты были очень богатыми и, по-видимому, влиятельными.

Девушка решила, что Бернар, ее первый клиент, был со странностями, но на самом деле бóльшая часть мужчин, с которыми сводил ее Паскаль, имели какие-то причуды, и чаще они были еще более необычными, чем у Бернара. У Бэлль был клиент, который просил ее прохаживаться обнаженной в свете луны, а сам в это время мастурбировал; еще один любил, когда его шлепали тапкой. Была парочка клиентов, которые обожали грубый секс, но, к счастью, они не успевали сделать ей по-настоящему больно. Еще один любил, когда им командуют, когда его бранят за непослушание. Был даже такой, который обожал играть в наездников. Он становился на четвереньки, а Бэлль должна была голой скакать у него на спине. Казалось, по меньшей мере половина ее клиентов не способна заниматься обычным сексом.

Бэлль вспоминала, как Этьен советовал ей пытаться полюбить своих клиентов. Задача непростая, но она ко многим испытывала неподдельный интерес, поскольку все мужчины были умными. Ей всегда удавалось вести себя так, как будто каждый из них был особенным. Бэлль преуспела в этом, потому что многие просили о последующих встречах и договаривались с Паскалем увидеться с ней еще раз.

Почти каждый день Бэлль считала заработанные франки. Сейчас у нее было достаточно денег, чтобы отправиться домой, но она чувствовала, что должна заработать еще, чтобы вернуться с триумфом, гордой победительницей с хорошим начальным капиталом, и открыть шляпный магазинчик. Она не хотела зависеть от мамы и Мог.

Бэлль мечтала о том, как войдет в родную кухню и увидит Мог. Она как наяву слышала радостные крики и чувствовала, как ее обнимают родные руки. Сложнее было представить реакцию матери: она, разумеется, обрадуется, что ее дочь вернулась домой, но Энни никогда не проявляла своих чувств, не демонстрировала любовь.

Потом Бэлль вспоминала о Джимми. Наверное, он уже женат, по крайней мере имеет подружку, но Бэлль была уверена, что он захочет с ней повидаться, хотя бы ради прошлого, поэтому с нетерпением ждала встречи с ним.