Шум внизу на лестнице испугал девушку. Она села и прислушалась, уверенная в том, что у нее слуховые галлюцинации. Но внизу действительно кто-то был. Бэлль вскочила с постели и, мгновенно оказавшись у двери и забыв о жажде, стала кричать и колотить кулаками в дверь.

Затем она остановилась, прислушалась и услышала шаги — кто-то поднимался по лестнице. Бэлль заметила под дверью полоску света — включили электричество.

— Помогите мне! — крикнула девушка. — Я здесь!

— Я знаю, что ты там, — ответил голос Паскаля. — Отойди от двери. Я принес тебе еду и воду.

Бэлль вздохнула с облегчением и, повинуясь порыву, отступила от двери, придерживая на груди разорванный лиф. Она слышала, как в замке повернулся ключ, потом дверь медленно открылась. Такой долгожданный свет залил комнату. Бэлль зажмурилась. Паскаль держал в руке кувшин. На плече у него висела сумка. В другой руке он сжимал нож.

— Не бойся, — успокоил Паскаль Бэлль и потянулся к выключателю. — Я пущу его в ход, только если ты ослушаешься.

Взгляд девушки был прикован к кувшину — жажда оказалась сильнее страха.

— Где ты был? — выдохнула она. — Почему так долго не приходил?

Паскаль протянул ей кувшин и быстро запер за собой дверь. Бэлль поднесла кувшин к губам и стала жадно пить. Еще никогда вода не казалась ей такой вкусной.

— Надеюсь, ты уже смирилась с мыслью о том, что будешь мила со мной, — сказал Паскаль.

Утолив жажду, Бэлль поставила кувшин на умывальник.

— Я сделаю все, что ты скажешь, но больше не запирай меня так надолго, — попросила она.

— Поешь, — велел он, протягивая ей сумку.

Бэлль схватила ее. Внутри оказался ломоть хлеба с сыром. Хлеб был черствым, а сыр очень твердым, но это не имело значения. Бэлль откусывала большие куски и так быстро проглатывала их, что даже не чувствовала вкуса.

Паскаль стоял и наблюдал за ней. Бэлль пару раз поднимала на него глаза, а он в ответ лишь усмехался.

— Спасибо, — сказала она, как только проглотила последнюю крошку. — Я думала, ты никогда больше не придешь.

— Мне пришлось научить тебя уважать меня, — с угрозой в голосе произнес Паскаль. — Но я уверен, теперь, когда ты знаешь, что я могу с тобой сделать, все будет по-другому.

Когда Бэлль утолила жажду и голод, к ней вернулась способность рассуждать.

— Чего ты от меня хочешь?

— Твоей любви, — ответил Паскаль.

Сердце Бэлль упало. Она взглянула в его глаза и в них вместо холодного равнодушия, которое поразило ее при первой встрече, увидела такое же безумие, какое плескалось в глазах Фальдо в тот день, когда он умер. Она не очень хорошо поступила с Фальдо, несмотря на то что испытывала к нему симпатию. К Паскалю же Бэлль испытывала только отвращение, и от одной мысли о том, что он опять будет прикасаться к ней, по ее телу пробежали мурашки.

— Понадобится время и терпение, чтобы зародилась любовь, — осторожно начала девушка, не на минуту не забывая о том, что у Паскаля в руке нож. Он был сантиметров пятнадцать длиной, с тонким лезвием, но казался необычайно острым. — Запирать меня без еды и воды — не лучший способ вызвать расположение.

— В таком случае я удовольствуюсь фальшивой любовью, которую ты демонстрируешь своим клиентам, — произнес Паскаль, похотливо облизывая губы и не сводя с нее глаз.

Бэлль была так занята едой и утолением жажды, что совершенно забыла о своем порванном платье и обнаженной груди. По спине у нее пробежал холодок. Она попыталась прикрыться.

— Не стоит прятать грудь, — сказал Паскаль. — Мне нравится на нее смотреть. Я знаю, какой страстной ты бываешь со своими клиентами. Многие из них мне об этом рассказывали.

Одного его елейного голоса, не говоря уже о том, что он говорил, было достаточно, чтобы внутри у Бэлль похолодело. Она не сможет снова переспать с ним, она этого не выдержит.

— Но ты же не захочешь меня такой, — сказала Бэлль, в ужасе пятясь от него. — Я грязная. Позволь мне сперва помыться и переодеться.

— Мне плевать на чистоту, — заявил Паскаль и двинулся к ней, протягивая руку, чтобы коснуться груди. — Грязь не позволит мне забыть о том, что ты шлюха. Кроме того, после того как я последний раз отымел тебя, на тебе остался мой запах. Мне это нравится.

К горлу Бэлль подступила тошнота. Ей всегда легко было флиртовать с клиентами, и льстивые речи часто действовали на них успокаивающе, даже если сами клиенты Бэлль не нравились. Но Паскаль был настолько омерзителен, что девушка и не пыталась произнести искусно отрепетированную ложь, даже сейчас, когда она знала, что от этого зависит ее жизнь.

— Раздевайся, — приказал он, когда она промолчала. — Снимай все. Я хочу видеть тебя голой.

Бэлль чувствовала себя так же, как с первым насильником у мадам Сондхайм: ее охватил холодный ужас. Но Паскаль продолжал размахивать ножом, и чутье подсказывало девушке, что он не колеблясь им воспользуется.

Она неохотно стала снимать одежду. Порванное платье легко соскользнуло на пол. Бэлль развязала нижнюю юбку, и она тоже упала. Девушка осталась в одной рубашке. Несколько дней назад Паскаль сорвал с нее панталоны, и они остались внизу, а чулки она сняла вскоре после того, как ее заперли в этой комнате. Бэлль не могла решиться снять рубашку, хотя и она тоже была разорвана и мало что скрывала.

— Рубашку тоже снимай, — велел Паскаль. Он шагнул вперед, поднес нож к бретельке и двумя быстрыми движениями перерезал сначала одну, потом вторую. Рубашка упала на пол. — На кровать, — приказал он и, продолжая держать в одной руке нож, снял пиджак, отшвырнул его в сторону, стянул с плеч подтяжки и стал расстегивать брюки.

Бэлль ничего не оставалось, как подчиниться.

Брюки Паскаля были спущены, рубашка доходила до тощих коленей, а черные носки держались на подвязках. Он взял член в руку и начал его поглаживать, глядя прямо на нее. Но поскольку Паскаль продолжал сжимать в свободной руке нож, Бэлль знала, что избежать того, что он задумал с ней сделать, не удастся, поэтому она должна как можно скорее положить конец этому мучению.

— Подойди сюда и позволь погладить мне. — Бэлль постаралась, чтобы в ее голосе прозвучал соблазн, но сама слышала в нем отчаяние и отвращение и была уверена, что Паскаль тоже это слышит.

— Раздвинь ноги. Покажи мне свои прелести, — приказал он, нагнулся и коснулся кончиком ножа ее волос на лобке.

На глаза Бэлль навернулись слезы. Одна из девушек Марты рассказывала об их товарке из другого публичного дома, которой клиент вспорол брюхо. Бэлль боялась, что Паскаль намерен сделать с ней то же самое.

Она чувствовала, что придется потакать его похотливой фантазии, поэтому развела ноги в стороны, чтобы он смог ее рассмотреть.

— Лебрану ты тоже это показывала? — спросил Паскаль. — Поэтому он захотел еще раз с тобой встретиться?

Вопрос поставил Бэлль в тупик. Неужели Филипп на самом деле еще раз искал встречи с ней и Паскаль ее приревновал?

— Не помню, — ответила она со слезами в голосе.

— А я помню. Ему так понравилось с тобой трахаться, что он приехал искать тебя в твою гостиницу.

Эти слова удивили Бэлль еще больше. Она не говорила Филиппу, где живет.

— Я сказал ему, что ты уехала с мужчиной. Ему это не понравилось. Богатые влиятельные господа — такие, как он, — привыкли иметь все, что пожелают. Но теперь ты моя. Ты больше не будешь принадлежать никому другому. Я оставлю на тебе свою метку, чтобы ты об этом не забывала.

Он поднес нож к ее животу и проткнул кожу. Бэлль опустила глаза и увидела тоненькую красную полоску крови, протянувшуюся от лобка до пупка. Внезапно комната закружилась у нее перед глазами и наступила темнота.

— Бессмысленно туда спешить, — спокойно сказал Филипп. — Если Паскаль ушел, вы только зря потратите время. Если бы он запаниковал, он бы сразу бросился к сообщникам, возвращаясь с работы домой.

— Наверное, вы правы, — сказал Этьен и позволил Филиппу налить второй бокал вина.

Затем он поднял глаза и увидел входящего в ресторан Ноя. Журналист широко улыбался, пробираясь между столиками.

Ной отодвинул стул и сел.

— У меня есть новости, — сообщил он.

Он стал оживленно рассказывать о том, что ему удалось узнать за этот день в «Ле Пети журналь», но ни Этьен, ни Филипп не понимали ни слова. Ной говорил очень быстро, жонглируя именами не известных им людей, ссылаясь на газетную статью и не упоминая, о чем именно эта статья.

— Мы совершенно ничего не понимаем. Успокойтесь и расскажите, что вы узнали, — с упреком в голосе произнес Этьен и налил ему бокал вина.

Ной густо покраснел.

— Простите, я изнывал от ожидания в «Мирабо». Мне так хотелось рассказать вам о том, что я выяснил. — И он залпом выпил бокал вина.

— Понимаете, мне мало что удалось узнать, пока я не упомянул о том, что раньше Паскаль владел похоронным бюро и, возможно, до сих пор является партнером Гарроу, — уже медленнее заговорил Ной. — Потом один человек неожиданно вспомнил историю о двух гробовщиках, которых арестовали за уличную драку. Он сказал, что тогда всем это событие показалось забавным — никто не ожидал, что трезвые гробовщики могут подраться.

— Это были они, Паскаль и Гарроу? — спросил Этьен.

— Да, редактору пришлось просмотреть подшивку, чтобы сверить имена. Это оказались именно они. Драка произошла три года назад. Их предупредили и отпустили, но один из журналистов провел расследование, поскольку ему было очень любопытно, из-за чего возникла ссора. Оказалось, причиной всему была пожилая дама, которая умерла и оставила Паскалю дом. Выяснилось, что Гарроу вспылил потому, что это он ухаживал за старушкой, навещал ее, помогал ей по хозяйству, а его жена стирала ей белье. Паскаль же только изредка заглядывал к ней с букетом цветов. Гарроу обвинил Паскаля в том, что тот заставил старушку изменить завещание в его пользу, и настаивал, чтобы партнер по бизнесу продал дом и поделился с ним деньгами.

— Но он этого не сделал? — предположил Филипп.

— Нет, он решительно отказался. Именно поэтому Паскаль оставил ритуальные услуги и пошел работать в «Ритц» — из-за возникшей между ними неприязни.

— И где же находится этот дом? — спросил Этьен.

— На Монмартре. — Ной передал Этьену клочок бумаги с адресом. — Теперь мы знаем, где живет Паскаль. Если бы моему партнеру таким путем достался дом и он бы в него переехал, оставив меня одного разбираться с делами, мне кажется, я был бы чертовски зол на него.

— Но он там не живет, — нахмурился Этьен. — Я проследил за ним сегодня до самого дома. Он живет в многоквартирном доме на бульваре Мажента.

Ной, казалось, был сбит с толку.

— Правда? Но я попросил проверить, до сих пор ли этот дом принадлежит Паскалю — и получил подтверждение. Почему же тогда он там не живет?

Филипп взял листок бумаги и взглянул на адрес.

— Я знаю эту улицу. Она очень длинная, на ней стоят относительно новые дома. Вероятно, Паскаль сдает его внаем.

Этьен вскочил с места.

— Я сейчас же съезжу туда.

— Но я только собирался заказать нам ужин, — сказал Филипп, неодобрительно глядя на Этьена. — Может быть, подождем до завтра?

— Вы оба оставайтесь и ужинайте, — поспешно ответил Этьен. — А я должен съездить и все проверить.

Он так быстро убежал, что Филипп и Ной удивленно переглянулись.

— Неужели действительно необходимо так спешить?

Филипп сочувственно улыбнулся журналисту.

— За десять минут до вашего прихода Этьен едва не выбежал из-за стола, когда я поведал ему о беседе, которую имел сегодня с Паскалем. Позвольте, я расскажу подробнее.

Этьен задумчиво смотрел на шестиэтажное здание на улице Толоз. Это был красивый дом, вероятно, построенный лет двадцать назад. И хотя света от фонарей было недостаточно, чтобы рассмотреть его как следует, было видно, что здание в отличном состоянии. Во всех комнатах было темно, лишь в веерообразном окне над входной дверью горел свет. По опыту Этьен знал, что это означает: хозяева отлучились, но оставили свет в коридоре, чтобы потом, когда вернутся, видеть, куда идти.

Он удивился тому, что Паскаль сюда не переехал. Любой человек предпочел бы жить здесь, а не на грязной улочке, где находилась его квартира. Если бы Этьен унаследовал такой дом, нижний этаж он оставил бы себе, а верхние сдавал внаем. Комнаты на Монмартре стоят дорого. Уже давно канули в Лету те дни, когда Монмартр был приютом для начинающих художников — все они переехали на Монпарнасс, где жилье было намного дешевле.

Не желая возвращаться к Филиппу и Ною ни с чем и намереваясь доказать, что его стремительное бегство из ресторана было необходимо, Этьен подошел к соседнему дому и постучал. Ему открыл мужчина лет шестидесяти с гривой седых волос. Этьен извинился за то, что потревожил его.