Юлия Резник - Кукушка

Я чуть приподнял ее над собой. Приставил головку к входу. Никакой подготовки… природа возьмет свое.

— Готова? — просипел я сквозь стиснутые зубы.

— Да… — всхлипнула она, втягивая в себя самый кончик.

— Точно готова?

— Да!

Её «да» подействовало на меня как отмашка флажком перед стартом. Прикусив холку Марты зубами, я резко опустил ее на себя и одновременно подкинул бедра. Чувствуя, как она растягивается для меня, ощущая… как дрожит ее тело от натуги… слыша в своей груди ее крики, которые она изо всех сил душила… Зная, что этими криками однажды сорву ее горло. Там… в горах, как только это будет возможно.

Нам обоим требовалось немного. Уже через несколько минут Марта полностью обезумела. Она раскачивалась на мне, всхлипывая в такт каждому толчку, она впивалась в мои бедра, кусала губы и бормотала что-то бессвязное, а потом… как будто на секунду застыла. И с громким криком полетела вниз, увлекая меня за собой, заставляя навсегда потеряться… в ней, в том, от чего я так долго бежал. Словно умереть и родиться заново, приняв себя до конца.

Мы еле нашли в себе силы, чтобы добраться до постели, и тут же провалились в сон.

Думаю, случившееся между нами окончательно убедило Марту, что я никогда ее не предам. Она словно сняла броню, став намного мягче ко мне и терпимее. Я знаю, что она все так же волновалась, когда оставалась одна, но это было знакомое практически каждому офицеру или военному чувство. Трогательное волнение женщины о своем мужчине.

Жизнь ладилась. Поначалу осторожные переговоры с западными партнерами вышли на совершенно иной уровень, стоило тем только осознать масштабы происходящего. Моя вера в то, что все будет хорошо, крепла с каждым днем. Жаль только, что работа отнимала слишком много моего времени. Я мечтал о том, как мы заживем, когда я, наконец, положу рапорт на стол. Но пока об этом мы могли лишь только мечтать. Мечтать… собираясь в командировку!

— Холс — мужик нормальный. Профессионал до мозга костей. Мы несколько раз пересекались, и у меня остались о нем самые приятные впечатления. Если он хочет поговорить — это добрый знак, — убеждал меня Сеничкин, глядя куда-то в окно. Его спина была прямой, как палка, на широких плечах в ярком свете, льющемся из окна, сверкали погоны.

— Все же они хотели видеть тебя.

— Ты ведь понимаешь, что это привлечет к моей персоне массу ненужного внимания. Мы уже обсуждали это, — чуть поморщился Сеничкин.

— Да. Я помню.

— Ты справишься. Иначе бы не посылал.

— Ты посылаешь меня, потому что больше некого.

— Неправда. Ты — профессионал, который вел это дело. Они не стали бы разговаривать ни с кем другим. К тому же… у тебя по графику отпуск. Никто не додумается, что ты летишь в Д… вовсе не для того, чтобы пройтись по местным борделям.

Я криво улыбнулся и, сложив документы в сейф, убедился, что тот надежно заперт.

— Я бы хотел взять Марту с собой.

— А вот это нам точно не надо.

— Да знаю я… Просто… она влюбилась в витражи. Ты ведь сам видел, как она носится с этими стекляшками, перебирает их целый день. А в Д… полным-полно старинных соборов, витражи которых ей могли бы понравиться.

Сеничкин кивнул и снова уставился в окно. Я даже не брался гадать, о чем он думает, поэтому мои мысли вернулись к необычному хобби Марты, которая увлеклась поделками из стекла. Все свободное время теперь она посвящала изучению витражного искусства, перелопачивала специализированные сайты, просматривала каталоги. А когда позволяла погода, Марта надевала парик, огромные очки и часами бродила с коляской по старому городу в поисках вдохновения. Меня порядком волновали такие вылазки Марты, но я не мог их ей запретить. После этих прогулок моя женщина выглядела по-настоящему счастливой и воодушевленной.

Неожиданно в мои мысли ворвался сиплый, будто натужный голос дядьки. И то, что он спросил, заставило мое сердце сжаться от боли:

— Ты счастлив, Максим? Эта женщина… она сделала тебя счастливым?

— Она позволила мне быть собой. Да… я счастлив, как никогда. Возможно, впервые в жизни.

Сеничкин оглянулся. Так, что его гладковыбритый подбородок коснулся плашки погон.

— Хорошо…

— А ты? Позволишь ли ты себе… счастье?

Нерв на дядькиной щеке дернулся, что означало только лишь то, что он позволяет мне видеть свои эмоции. В любом другом случае — тело бы его ни за что не предало. Вымуштрованное… Всегда под контролем. Чуть помедлив, он отрицательно качнул головой:

— Уже слишком поздно что-то менять.

Я не стал с ним спорить, хотя в душе не мог согласиться. Однако это была слишком болезненная тема, и, что бы я ни сказал, мои слова вряд ли бы нашли оклик в его душе. Пока он сам не будет готов. Пока плоть не возьмет верх…

Из конторы мы уходили разными путями. Здесь никто не знал, что мы с Сеничкиным родственники. Только Лейла, которой обычно осторожный дядька доверял.

В тот вечер мы выбрались с Мартой на прогулку. Было так просто представить себя обычной семьей, каких тысячи в любом городе. Просто катить перед собой коляску, есть на ходу какую-то дрянь и целоваться тайком, потому что держаться от нее подальше у меня абсолютно не получалось. Рядом с ней я чувствовал себя… вознагражденным. В моей юности не было девушек, свиданий, обычных, знакомых каждому парню вещей. Для меня все это было в диковинку, как и для Марты. Мы оба словно вновь вернулись в точку отсчета. В свой нулевой километр. И проживали заново то, что казалось невозможным вернуть. Наличие ребенка в этом плане нас нисколько не смущало. Алиса росла смышленой, любознательной девочкой. Я любил ее, любил Марту, любил свою новую жизнь, которая заиграла всеми красками спектра. Так ярко, ослепляюще порой до слез, что иногда мне хотелось крикнуть — да что же это, мать вашу! Прикрутите палитру! Но потом приходило осознание, что по-другому я уже не смогу. Только так. На пределе возможного… и до слез, возможно, не полагающихся мужчине.

И я во все слезящиеся глаза смотрел… наблюдал за Мартой. Как она запрокидывает голову, с интересом разглядывая витраж в костеле, на который мы совершенно случайно набрели, как она склоняется, чтобы покормить прожорливых голубей, или со звонким смехом целует дочку… И этих «или» было так много!

— Как долго тебя не будет? — пробормотала Марта, впиваясь зубами в обжигающе горячий хот-дог.

— Планирую управиться за три дня. У тебя горчица…

Я слизал капельку соуса с ее губ и медленно отстранился.

Марта задумчиво кивнула.

— Получается… или все решится, или… отложится на неопределенное время?

— Именно так. Саммит начнется через две недели. Если спецслужбы Д… не решатся на операцию со дня на день — мы упустим время.

— Значит, тебе нужно будет их убедить? Миссия твоей поездки заключается именно в этом?

— Так точно.

— Так странно, я всегда считала, что спецслужбы наших государств не слишком дружественны друг к другу.

Я пожал плечами и достал из коляски проснувшуюся и требующую внимания дочку:

— Взаимодействие спецслужб имеет четкие пределы. Это те области, где интересы стран-партнеров совпадают. Национальные интересы Д… сейчас выходят на первый план. И в данной ситуации нам это только на руку.

Марта кивнула головой. В ее глазах снова мелькнул страх. Она прижалась к моему боку и, обхватив мою шею, зашептала на ухо:

— Ты только осторожнее там, ладно?

— И ты… Пожалуйста, не ходи никуда. Пересидите в квартире. Там бронированное все: двери, стекла… Вас не достанут, даже если найдут. Сеничкин за вами приглянет.

— Хорошо…

— Хорошо? — на всякий случай уточнил я.

— Да! Макс…

— М-м-м?

— Не забывай там обо мне, ладно?

— Господи, я же всего на пару дней…

Марта кивнула головой, неловко провела пальцем по шнурку, тянущемуся из моего капюшона.

— Макс… А там ведь, ну…

— Что?

— Ну, всякие специализированные магазины…

Мое дыхание на секунду замерло, а потом кислород со свистом ворвался мне в легкие. Голос осип, упал до прерывающегося свистящего шепота:

— Хочешь, чтобы я купил что-нибудь интересное?

— Очень-очень хочу… Если у тебя будет время.

Еще бы. Почему нет? Все нужные встречи будут проходить под прикрытием. Даже если за мной будут следить, мой поход в один из секс-шопов, коими славился Д… послужит мне дополнительным прикрытием. Надеюсь, после этого я сумею сосредоточиться на деле.

Командировка Макса затягивалась. Прошел день, другой, третий… И если бы не витраж, который я взялась мастерить, и заботы о дочке, ожидание его возвращения меня бы просто убило. Стараясь не думать об опасности, о прошлом, о будущем, я выводила на бумаге линии, рисуя эскиз. Не имея опыта и сноровки, я рисовала и, разорвав на мелкие кусочки, выбрасывала наброски в корзину, рисовала и… Пока не получила то, что хотела. Эскиз! Не слишком большой, то, что нужно для первого опыта, чего не скажешь о задаче, которую я перед собой поставила! Запечатлеть пламя… Огненную стихию Макса. Страсть, заключенную в нем. Сеничкин помог мне раздобыть стекло, и самым трудным было среди всей этой массы отыскать нужный оттенок. Я перебирала кусочки часами, прикладывала их друг к другу, подносила к свету, отыскивая подходящие оттенки. Материала было не так много, и мне пришлось проявить фантазию. В эти дни для меня существовали лишь работа и дочь, и короткие разговоры с Максом по скайпу. На четвертый день я принялась собирать витраж, работу над которым закончила глубокой ночью. Мне нужен был яркий дневной свет, чтобы до конца оценить результат, но даже сейчас я видела, что выжала максимум того, что могла на данный момент.

В темноте комнаты замерцал экран ноутбука, который мне оставил Макс, чтобы я не скучала. Приняв вызов, я жадно уставилась на не слишком четкое изображение любимого. Сумрак комнаты не давал мне хорошенько его разглядеть, но даже так я видела темные тревожные тени вокруг его глаз и складки в уголках идеальных губ.

— Привет… Как ты? Как Алиса?

— Все хорошо. Она сегодня опять переворачивалась на животик.

— Не капризничала?

— Нет, — невольно улыбнулась я, — просто… скучала по тебе.

— А ты? Ты… скучала? — глядя мне прямо в душу, спросил Макс.

— Очень. Ты… скоро вернешься?

— Марта…

— О, нет… Ты ведь хочешь сказать мне то, что я не хочу слышать?

— Наверное. — Макс усталым жестом растер лицо и снова пристально на меня уставился. — Как ты смотришь на то, чтобы ко мне присоединиться?

— Присоединиться? Но… это ведь опасно. Разве нет?

— Они хотят поговорить с тобой.

— Но я же ничего не знаю сверх того, что уже сказала.

— Они настаивают.

— И тогда они арестуют нашу парочку на ближайшем саммите? — приложив ладонь к колотящемуся сердцу, спросила я.

— Вероятно.

— Господи… Я не знаю! Не знаю… Если все официально, то… я должна буду въехать в страну под своими настоящими документами, так?

— Выходит, — поморщился Макс. — Но обещаю, тебе будет обеспечена защита. Улетишь, особо не привлекая внимания.

— А если они узнают, что я лечу в Д…? Что, если об этом узнает Иван?! — противная дрожь, зародившаяся где-то в груди, перекинулась на все мое тело.

— Может быть, так даже лучше.

— Лучше? Кому?! — взорвалась я, на секунду забыв о спящей дочери, — уж не хочешь ли ты, чтобы я стала приманкой?

— А сейчас ты кто для него?

— Не знаю, — шепнула я, ежась от вновь охватившего тело страха.

— Мы не сможем расслабиться, пока Вуич остается на свободе.

Я знала, о чем говорит Макс. Я жила с этим пониманием долгие месяцы. Даже находясь в его объятиях, я не могла избавиться от серой тени бывшего мужа, маячившей где-то на задворках сознания.

— Послушай, я тебя ни к чему не принуждаю. Ты вправе отказаться, я пойму и приму твой выбор.

— Я не отказываюсь, — совсем растерялась я, — просто…

— Боишься?

— Может быть.

— У тебя есть время до утра. Подумай. Если все же решишься — скажешь Сеничкину. Он все организует. Твой рейс встретят.

Дальнейшие события напоминали шпионский триллер. Удивительно, раньше мне казалось, что такое бывает только в кино, но, как оказалось, жизнь порой подкидывает и не такие сценарии. Меня проводили в самолет по какому-то закрытому ото всех коридору, и, наверное, мне ничего не грозило, но я была напугана, как заяц. Сам перелет, посадка, прохождение контролей прошли для меня, словно в тумане. И когда ко мне с букетом наперевес подбежала какая-то женщина, обняла и принялась о чем-то весело щебетать, я даже не сразу сообразила, что это и есть встречающий меня спецагент, а весь устроенный ею спектакль — наше прикрытие. Я звенела от напряжения, и, возможно, не слишком адекватно себя вела — нервно встряхивая головой и без конца оглядываясь. Только после остановки возле серого внушительного здания с мраморными колоннами и лепниной на барельефе, мне хоть немного удалось взять себя в руки. А может быть, этому поспособствовал тот факт, что я скоро увижу Макса. Впервые за долгие пять дней.