Поежившись от прохладного ветра, ворвавшегося в приоткрытое окно кухни, я огляделась. Осторожно встала с добротного деревянного стула, пошарила в шкафчиках. Распечатанные крупы, банки с консервами… Посуда. Вроде, не новая. На тяжелой чугунной сковороде обнаружился нагар. В мойке стояла грязная кастрюлька, в которой отмокали присохшие к стенкам остатки каши. Наверное, мне не следовало волноваться и искать подвоха. Но я не могла себе позволить расслабиться. Слабость — худшее, что может быть. На секунду меня охватила паника. Бежать! Прямо сейчас, пока хозяин еще не вернулся… Вот только я не была уверена, что выживу в этих горах. Рисковать жизнью — последнее дело.

Плач ребенка не утихал. Он звенел у меня в ушах, завивал нервы в стальные пружины… Убегая от этих звуков, я выскочила в небольшой коридор. Схватила висящую на вешалке куртку и с облегчением вышла из дома на примыкающую к нему веранду. Преодолев ее и три высоких ступеньки, спустилась на выложенную камнем дорожку. Блин луны тусклым невзрачным пятном все еще проглядывал сквозь облака, но восходящее солнце уже занималось на горизонте. Я сделала глубокий вдох. Пахло озоном и влажной землей. Пахло свободой… к которой я шла долгих четыре года. Мой самый сложный путь. Горький, тернистый, сдобренный слезами и разочарованиями. Приправленный острой болью. Отравленный чувством бессилия и соблазном сдаться…

Лучи фар вспороли черное покрывало ночи. Мне хотелось бежать, как зайцу… Но я приказала себе оставаться на месте.

— Ты чего здесь стоишь босая?! Холод какой!

И правда… Я забыла обуться. Пошевелила пальцами — трава была влажной от росы, а земля — действительно студеной. Меня сковал ужас от того, что я чем-то не угодила, сделала что-то не так. Не послушалась, нарушила правила. И хотя я понимала, что этот мужчина не имеет надо мной абсолютно никакой власти, его недовольство все равно заставило подниматься тоненькие волоски на моем теле. Инстинктивно я опустила взгляд. Но мою покорность тут же смыло волной отчаяния и злого, идущего из самого сердца протеста.

— Мне нужно было остыть, — вскинув голову, парировала я.

Сердце колотилось, как сумасшедшее. Я не знала, к чему мне готовиться. Но, развеивая все мои страхи и опасения, Макс лишь флегматично пожал плечами:

— Ты можешь заболеть. И тогда кто будет с ребенком?

Выдохнув, я нервным жестом пригладила волосы и пошла вслед за ним к дому.

— Ребенок кричит, — оглянулся мужчина уже у самого порога.

— Ничего страшного. Она просто проголодалась.

Взгляд Макса на секунду замер на мне. После он развернулся и с силой толкнул входную дверь. Я понимала, что у него сложилось не самое лучше мнение обо мне, и не винила его за это.

— Вот. Здесь ты найдешь все, что нужно на первое время. Все остальное купим потом, если… ты надумаешь задержаться.

Не комментируя его слов, и не задумываясь о том, что они могли означать, я перевела взгляд на пакет. Тот был битком набит всякой всячиной. Я достала самую верхнюю коробку.

— Это смесь. Разводить нужно по инструкции. Поторопись. Здесь бутылочка, соска… Стерилизатора не было, но мне объяснили, что их можно просто прокипятить.

Я опять же кивнула и снова нырнула в пакет. Там были памперсы, одноразовые пеленки и даже специальное средство для купания младенцев, но больше всего меня поразило наличие прокладок. Огромных-преогромных прокладок с максимальным количеством капелек на упаковке. Он все учел.

— Сколько я тебе должна?

— Об этом не волнуйся. И приготовь смесь, она уже охрипла от крика!

Макс отлично собой владел, учитывая то, в какой ситуации оказался, но все равно его глаза искрили. И эти искры опаляли меня, заставляли нервничать от того, что под этим его пылающим взглядом мне все еще хотелось улечься на пол и скулить в поисках одобрения. Я была подобна собаке Павлова. Ненавижу это все, как же я ненавижу! Будь ты проклят, Иван… Гореть тебе в аду!

Чтобы отвлечься и успокоиться, я сосредоточилась на инструкции по приготовлению. Хозяин дома тем временем набрал в небольшую кастрюлю воду и поставил ее на огонь. Я не знала, как бы справлялась без его помощи. Все, что он для меня делал, было очень необычно и странно. Особенно потому, что я давно уже не верила в бескорыстность.

Плач стих, и теперь тишину нарушали лишь слабое икание ребенка да звон ложки о края пиалы, в которой я размешивала еду для обессилевшей от крика девочки. Смешав в нужной пропорции смесь, я поставила ее на окно, чтобы дать той остынуть.

— Мне нужно в ванную… — сказала я Максу. Взяла со стола упаковку прокладок и молча вышла за дверь. Избавившись от пропитанных кровью тряпок, с облегчением выдохнула. Не понимаю, как женщины обходились раньше без привычных любому современному человеку средств гигиены. Наверное, они ненавидели эти дни, а я вот их очень любила. Потому что только на этот период меня оставляли в покое. В больном мозгу моего мужа укоренилась мысль, что месячные делают женщину грязной.

Покончив с туалетом, я застыла у зеркала. В детстве меня учили, что красивым человека делает внутренний мир. Но со временем я поняла, что это были всего лишь сказки. Своего рода утешение для тех, кому не так повезло. В реальной жизни все обстояло куда прозаичнее. Ты либо красив, либо нет. И кого тогда волнует твой внутренний мир? Кого заботит, что там, под кожей, спрятано?

Мой взгляд переместился вниз. Прошло всего несколько часов после родов, а моя фигура уже возвращала себе прежнюю форму. Иногда мне казалось, что эту красоту вообще вряд ли что могло бы испортить. Даже избавившись от волос — моей главной, по мнению мужа, ценности, я не стала уродливее. Необычнее? Да. Но уродливее? Не думаю. Господи… Как я ненавидела эти волосы! Его руки в них… Воспоминания вырвались из-под контроля, обрушившись на меня всей своей мощью. Я прикрыла ладонью рот и сделала несколько судорожных вдохов.

Иван был старше меня на двадцать пять лет. Сводный брат моего отца, я знала его с детства, но, как оказалось, не знала вовсе. Мне было пятнадцать, когда погибли родители, и он взял меня под опеку. В то страшное время я не могла на него нарадоваться. Он поддерживал меня, пытался отвлечь. Он стал моей единственной опорой и поддержкой в бушующем океане боли. Несмотря на занимаемую ответственную должность, на меня у него всегда находилось время. Поговорить, сводить в кино или какое-нибудь кафе.

Я не могу точно вспомнить момент, когда поняла, что Ивана стало слишком много в моей жизни. Что, кроме него, в ней вообще ничего не осталось. К тому времени прошло уже несколько лет… Был сентябрь, мой первый учебный день в университете, а я вдруг осознала, что все лето не видела школьных друзей. Хотя мы списывались и перезванивались, но до встречи дело почему-то не доходило, а после… Меня просто перестали звать погулять. Тогда меня это шокировало. Я не подписывалась на добровольную изоляцию, и в тот же день я поставила Ивана перед фактом, что иду с одногруппниками на дискотеку.

Тогда он ничего не сказал. Лишь огромные кулаки сжал, да нерв на его щеке чуть дернулся. А я вдруг обнаружила, что в моем гардеробе абсолютно не осталось подходящих под запланированное мероприятие одежды. Я вообще как будто впервые увидела эти вещи. Их покупала я?

— Ира! Ира! Ты там не утонула? Ребенок кричит, неплохо бы тебе к ней подойти.

Я вынырнула из кошмара. Ребенок…

— Я иду, — ответила чужим голосом. Плеснула холодной водой в лицо, напоследок поймав свой взгляд. Прозрачные капли воды стекали с лица в ложбинку между полных налитых грудей. Красивых даже сейчас. Я ненавидела свою красоту. И если бы могла ее кому-то отдать, не раздумывала бы ни секунды. Именно благодаря своей внешности я стала пленницей. Настоящей пленницей чертового психа.

Когда я, наконец, вышла из ванной, крик в доме стих. Я остановилась в дверях отведенной мне спальни и замерла. Опираясь на предплечье одной руки, другой Макс кормил ребенка из бутылочки. Она скакала в его руках, ходила ходуном — младенец сосал очень жадно. Макс тихо рассмеялся и осторожно коснулся красной от приложенных усилий щечки. Мое сердце мучительно сжалось. Он вскинул голову, отвел взгляд от ребенка и уставился на меня, не мигая:

— Утром я отвезу тебя в больницу.

— Спасибо, но я сама разберусь с этим вопросом.

— Каким образом?

— Что?

— Каким образом ты разберешься? — терпеливо переспросил меня Макс.

— Поеду в больницу.

— Отсюда не ходит транспорт, так что нечего и обсуждать.

Наевшись, малышка уснула. Максим встал с постели и потянулся до легкого хруста в костях. У него хорошая фигура. Наверное, потому что работа кузнеца не из легких. Подумать только… Кузнец.

— Тебе лучше отдохнуть перед дорогой.

— Разве я давала согласие на то, что поеду с тобой в больницу? Нет, я очень тебе признательна, правда, но не хочу злоупотреблять. Ты не мог бы просто меня подкинуть до города?

— Исключено. Я поеду вместе с тобой. Куда тебе торопиться? Побудь здесь, я ведь не гоню. Приди в себя, и продолжишь свой путь…

Макс говорил разумные вещи, которые могли бы здорово облегчить мою жизнь. Я бы многое отдала, чтобы пересидеть здесь, пока за мной идут по следу. Здесь бы меня не нашли. Но я не могла поддаться этому искушению, потому что тогда бы мне пришлось объяснять, почему я не могу выйти в город или поехать в ту же больницу.

— И все же я… не могу принять твое приглашение.

— Почему?

Я посмотрела в его теплые медовые глаза и медленно покачала головой. Когда-то давно я поняла, что правду говорить безопаснее. Потому что все равно тебя рано или поздно поймают на лжи.

— Меня ищет муж. Я не могу светиться в городе или где-то еще.

— Ищет муж? — Макс удивленно вскинул брови.

— Да. Он… страшный человек и может пойти на все, чтобы меня вернуть.

— Ты его боишься?

Боялась ли я Ивана? На этот вопрос не было однозначного ответа. И да, и нет. Скорее, я боялась вернуться в ту жизнь, на которую он меня обрек. Я боялась сломаться.

— Иначе, почему бы я от него сбежала, куда глаза глядят?

— Ты обращалась в полицию?

— Несколько раз. Но те покрывают коллегу, — я говорила полуправду в надежде на то, что Макс поверит. Я не могла ему рассказать свою историю, я вообще стараюсь не думать об этом.

— Твой муж полицейский?

— Да.

— А ребенок? Твой муж знает, что у него должен родиться ребенок? Он его?

На секунду я замерла, а потом медленно обернулась:

— Безусловно, его. Но мой бывший муж, — слово «бывший» я выделила интонационно, — о нем никогда не узнает. Он — деспот и тиран, я не обреку ребенка на такую жизнь.

На этом я посчитала наш разговор оконченным. Демонстративно улеглась в кровать возле девочки и с головой укрылась одеялом. Меня немного потряхивало. Я не была до конца уверена, что правильно поступила, сославшись на очень близкую к правде легенду. На тот момент я не могла придумать что-то получше. Мне нужно было как-то объяснить свой отказ поехать с Максом в больницу, или исчезнуть прямо сейчас. А значит, выбор был небогат. Что же касалось самой истории, которую я озвучила… так разве в нашем обществе таким удивишь? По-моему, вышло очень правдоподобно.

Я перевернулась на бок и нечаянно коснулась теплого тела ребенка. Резко отдернула руку. Она спала, умилительно поджав губки, а я дрожала от чувств, которые закипали внутри. Это был сложный коктейль, в котором столько всего смешалось. Там не было лишь любви… Моя душа была холодной выжженной пустыней.

Глава 4

Марта не соглашалась ехать в больницу до последнего. Но ведь она утверждала, что муж не мог знать о ее положении, поэтому я не понимал, почему она так боялась, что он ее обнаружит именно там. И хоть сам я наверняка знал о том, что ищейки Вуича, сбившись с ног, двинулись совсем в другом направлении, я не мог ее этим утешить.

— Ира, мы должны удостовериться, что ты в порядке. И, в конце концов, получить хоть какие-то документы на ребенка! Как ты планируешь дальше жить, если сам факт его рождения не зафиксирован?

Она отвела взгляд и как-то неуверенно растерла плечи руками.

— Послушай, — убеждал я ее, — я договорюсь со своей одноклассницей, она заведующая в местной амбулатории, там уже, конечно, никто не рожает, только в крайних случаях… Но справки дают. И там есть гинеколог. Хорошая тетка, не болтливая. Им же если сказать, что ты от мужа-козла бежишь, так они помочь только рады будут! Здесь все проще, чем в большом городе. Или, если хочешь, я скажу им, что ты моя девушка…

— Твоя девушка?

Марта резко вскинула взгляд, который до этого отводила, и, не мигая, на меня уставилась. Нереально красивая в розовом утреннем свете. Абсолютное совершенство. На свете существует не так много вещей, способных ненадолго отвлечь меня от работы. Она могла… Не то, чтобы меня радовал данный факт.