Снимаю прозрачный халатик, и Грант вскидывает руки и свистит, видя мои приспособления.

— Ты точно умеешь плавать? — уточняет на всякий случай.

— Да!

Сбрасываю туфли и замираю на самом краю террасы. С ума сойти. Тут и правда можно встать и сразу же прыгнуть в бассейн из спальни. Вот это дом. «Оскар» этому дизайнеру.

Сгибаю ноги в коленях, отталкиваюсь и лечу.

Мгновение, которое кажется вечным. Мир замирает. Звуки стихают. Адреналин моментально зашкаливает.

Мягко вхожу в воду и отталкиваюсь от дна, чтобы взмыть на поверхность. Кричу, отфыркиваюсь, потому что глотнула воды, смеюсь и тру руками глаза. Грант быстро подплывает ближе.

— Все хорошо?

— Да! Можно еще?

Осекаюсь, но опять слишком поздно.

— Конечно, иди.

Выбираюсь из воды, а по дороге в спальню думаю о том, что лучшие модели эскорта не визжат, как девчонки, не носятся снова и снова на второй этаж, пока их клиент рассекает рядом в одних плавках. Раньше я пила дорогое шампанское с клубникой, была при полном макияже, хоть и в купальнике. И кажется, никогда даже не купалась по собственной воле. Только, если меня просили составить компанию. Раньше у меня никогда не было собственных желаний.

* * *

Грант вместе с телефон ходит вдоль террасы, которая нависает над усеянным деревьями холмом. Когда он ближе всего ко мне, до меня даже долетают какие-то фразы. Например:

— Почему «нельзя выключить»? Как такое возможно?

А когда он доходит до дальнего ограждения и поворачивает обратно, уже эта:

— Да меня не волнует, как вы это сделаете!

Похоже, возникли какие-то сложности. Огонь опять может победить, чтоб ему пусто было.

— Рано я радовалась, да?— спрашиваю Чарльза, который лежит на газоне и до сих пор отмывает лапы после того, как случайно наступил на лужу возле бассейна.

Чарльз скептически дергает хвостом и принимается отмывать другую лапу, как бы отвечая, мне бы твои проблемы.

Ну да, кроме жаровни, жаловаться мне больше не на что. По телу растеклась приятная усталость, а от прыжков до сих пор немного кружится голова. Солнце припекает и надо бы встать с шезлонга, но я так напрыгалась и набегалась по лестнице на второй этаж, что могу только оторвать травинку и начать дразнить высокомерного мейн-куна.

Не надо никуда идти. Не надо никуда спешить. И даже кто-то другой решает мои проблемы, ведь Грант мог не идти мне навстречу, а вот ведь, уже битый час разбирается с фирмой, которая обслуживает его дом.

А ведь мог просто забить. Кто я ему? Никто.

Чарльз накрывает мощными лапами травинку и смотрит на меня с такой восторженной гордостью, как самый великий охотник, что я прыскаю. Лоск, высокомерие и аристократизм исчезли, стоило появиться какой-то движущейся травинке.

Перехватываю взгляд Гранта. Он переводит взгляд то на меня, то на Чарльза и задумчиво отзывается:

— Да, да, я слушаю… Я понимаю, мистер Чау, но и вы меня поймите…

— Ай! Да играю я с тобой, играю!

Властный котище недоволен, что я загляделась на Гранта в плавках. Получила когтем по пальцу, ух! Рассек, зараза, до крови.

—Не буду больше с тобой играть! Так и знай.

Ложусь обратно на шезлонг и закрываю глаза. Чарльза хватает ненадолго. Лежу и стараюсь не смеяться, но получается плохо. Очень щекотно, потому что Чарльз то и дело поднимается, передними лапами упираясь в шезлонг, и тыкается то в плечо, то мне в щеку усами. Извиняется так, видимо.

Потрепав кота по загривку, снова поднимаюсь и иду на кухню. Невозможно на него долго злиться. В ящиках на кухне нахожу какую-то нить, видимо, для мяса. Плотная, крепкая, сойдет. Съев конфету, беру фантик и обвязываю веревкой. Чарльз от нетерпения аж пляшет на месте всеми четырьмя лапами. Дай же мне это, женщина, дай сейчас же!

Будто случайно роняю фантик и бегу обратно к бассейну. Кот несется следом, сбивая мохнатой задницей даже шаткий высокий стол. Лампа на столе принимается шататься, а я успеваю ее поймать в самый последний момент.

— Ну ты разрушитель, Чарльз! Не всем вот так позволено бить вещи в домах миллионерах, знаешь? Другой хозяин давно бы тебя на коврик пустил. Идем во двор, пушистый мамонт.

Чарльз весит под пятнадцать кило, а когда носится, то и дело норовит прыгнуть выше, на мою руку, хотя носиться надо за бантиком. Мне приходится то и дело уворачиваться от его когтей, и прилетает мне даже чаще, чем бантику.

Но когда бантик исчезает из-под его лап, у него на морде появляется такое ошарашенное и умильное выражение лица, что я не могу сдержаться. Как ты могла забрать это чудо, от меня?! Смеюсь и бегу от него все дальше и дальше по траве, а он, как самый настоящий рыжий тигр, летит следом.

Я поскальзываюсь на мокрой траве и падаю, не больно, но обидно. Бантик падает рядом, и кот озадачено трогает лапой застывшую игрушку. Потом даже бьет лапой меня. Легонько. Играй, мол. Беги. Мне понравилось.

Касаюсь его макушки, а он вдруг ныряет мне под руку, трется спиной о мою грудь, обхватывает хвостом руку, скользит кончиком по спине. И все это с довольным урчанием, что я глажу его все смелее. По спине, замечая темные полоски и вкрапления белого подпушка. Очень красивый кот.

Только тень Гранта, которая падает на меня, возвращает меня с небес на землю. Это что я делала? Пыталась подружиться с чужим питомцем? Зачем?

Убираю руку и не реагирую на то, что Чарльз настойчиво зовет бантик, который лежит на траве и не двигается. Поднимаюсь на ноги.

— Ну что? Удалось выяснить, как его выключить?

— Нет.

Грант мрачен, как туча.

— Есть только один вариант — сегодня вырубить освещение во всем доме. Представляешь? Я заплатил полтора миллиона за эту систему, а оказалось, что программа камина прошита в какие-то такие дебри, которые просто так отдельно не вырубишь. Если в доме горит свет, то и жаровня тоже включается! Поэтому я сказал им, пусть вырубают.

— Что?! Ты согласился просидеть весь вечер в темноте? — мои глаза сейчас на лоб полезут.

— А что оставалось? Они обещали связаться с производителем в Японии и решить вопрос до завтра. А сегодня да, после захода солнца никакого электричества. Так что поставь заряжаться все, что тебе нужно, прямо сейчас.

— А ужин? Духовка электрическая и плита тоже.

— Поедим сейчас, а вечером, значит, будем пить вино с сыром. Пиццу сюда мы не закажем. Если только ее не доставят на вертолете.

Он стоит так близко, что я вижу свое отражение в его глазах, а во рту моментально скапливается слюна, так сильно хочется провести языком по его груди, пробуя на вкус горячую кожу. Никто из клиентов для меня такого еще не делал.

— Все в порядке? — хрипло спрашивает Грант.

Киваю.

— Ладно. Я тогда пойду в кабинет, должны еще позвонить по работе.

Опять просто киваю в ответ. Он же не отпрашивается у меня, верно?

Сглатываю вопрос про музыку и заталкиваю обратно в темные углы любопытство о том, что там, в кабинете, под чехлом. По форме больше напоминает рояль, который Грант почему-то прячет. Не могу удержаться и снова смотрю на его пальцы, которые вчера так удивительно порхали над клавишами.

Он не уходит. Смотрит на меня сверху вниз, ведь я без каблуков. И так он выше на меня целую голову. И каждая секунда, что мы стоим так близко, словно стежок крепкой нитки. Стягивает все сильнее.

Не хотела играть с котом, но стоять рядом с ним опасно, а не натворить глупостей еще сложнее. Впереди нас ждет темный вечер — я, Грант и вино. Тогда натворить глупостей будет еще легче.

Наклоняюсь и снова берусь за игрушку.

Чарльз при виде ожившего бантика летит обратно ко мне через весь двор. Веревки из меня этот кот уже вьет!

Только, когдая убегаю, Грант, тряхнув влажными волосами, все-таки заходит в дом.

Глава 24

Мы стоим на террасе, у каждого в руках вино. Кот так и норовит стащить еще один кусок сыра с оставленной без присмотра на низком столике тарелки, а я не могу отделаться от ощущения, что сейчас у меня персональный новый год.

— Три… Два… — отсчитывает Грант.

Мы стоим спиной к темной долине, которая сейчас тонет в темноте, и лицом к дому, который снова светится так, как будто здесь отмечает все праздники мира. Карамельное свечение наполняет гостиную так, что кажется, вот-вот хлынет за ее пределы, а огонь в черной блестящей жаровне вот-вот зажжется.

— Один!

Сердце пропускает удар.

В доме ничего не меняется. В нем по-прежнему освещен каждый чертов дюйм. Ничего не произошло, тебя обманули, хочется крикнуть, но в этот же миг свет гаснет. Полностью. Везде. Даже подсветка бассейна меркнет, и теперь это не красочный сапфировый прямоугольник, а черная застывшая лужа нефти. Мы с Грантом стоим теперь в кромешной темноте и тишине, и слышно только, как чавкает Чарльз, расправляясь с очередным украденным куском сыра.

— Я ничего не вижу, — говорит Грант шепотом. — Жаклин, ты где?

Он издевается. Конечно, издевается, когда залпом осушает свой бокал и ставит его на столик, а потом вытягивает руки и якобы случайно накрывает мою грудь. Даже правдоподобно хмурится, пытаясь угадать, какая это часть моего тела.

— Это что? Плечо? Колено?

Я смеюсь уже в голос. Его пальцы словно невзначай сдвигают платье, под которым у меня нет белья. Трусики есть, а вот бюстгальтера нет.

— Кажется, я понял… — тянет Грант, обводя большими пальцами соски.

Он вдруг наклоняется и целует. Прикосновения горячего рта пьянят сильнее вина. Ветер скользит по влажной коже, и волоски встают дыбом. Мурашки устремляются по спине вниз, наполняя жаром низ живота.

Ахнув, запускаю руки в его волосы. Я впервые вообще стою перед ним, а он целует мою грудь так, что колени подгибаются. Бокал выскальзывает из моих рук.

— Надо убрать… Порежемся…

— Плевать. Потом.

Он поднимает меня на руки и несет к шезлонгам в стороне от бассейна. Кругом ночь. Тишина. Такая, что я слышу, как гулко стучит в груди мое сердце, пока я смотрю, как Грант срывает с себя футболку и отбрасывает ее в сторону.

При других обстоятельствах он был бы сверху. А я могла обвить его руками и ногами, и с головой утонуть в его поцелуях. Но не в нашем случае.

Моя обнаженная грудь глубоко вздымается, пока Грант упирается коленом на шезлонг, а руками ведет по талии до длинной юбки, которую сразу задирает. Раздвигаю для него ноги, упираясь каблуками в деревянный настил террасы. Если он захочет быть сверху сейчас, я просто не смогу… Мне просто придется отвернуться, если он вдруг выберет эту позу.

А еще я получу еще одну галочку в «Бинго» под завершение вечера.

Но Грант успевает перехватить мое лицо. Ярко-синие глаза теперь в темноте похожи на два бездонных провала, в которые я срываюсь, как со скалы без страховки. Дрейфую как обреченный астронавт, без защитного троса и всякой надежды на спасение в лишенном кислорода космосе.

— Не отворачивайся. Я не буду делать того, чего ты не хочешь.

Разве?

Мужчинам нельзя верить, мистер Грант.

— Ты веришь мне, Жаклин?

— Дело не в доверии.

— А в чем?

— Ты больше, тяжелее, сильнее и богаче меня, а вокруг акры безжизненного леса, откуда никто не придет на помощь. Дело совсем не в доверии, мистер Грант. Я и так полностью в вашей власти. А вы, как богатый и сильный мужчина, просто не знаете, что этот страх у женщин прошит на подсознательном уровне.

Он опускается на шезлонг, переставая нависать надо мной.

— Не называй меня так. Я не хотел… пугать тебя.

— Ты так и не понял. Иногда мы пугаемся даже не потому, что нам страшно. Наверное, чтобы понять это надо было родиться женщиной.

— Но я родился мужчиной.

Он сильнее задирает мою юбку, обнажая ноги. Пальцы движутся от колен к внутренней стороне бедер.

Меня выгибает дугой, когда подушечками Грант выводит восьмерку на внутренней половине моих бедер. Исследует нежную тонкую кожу, точно зная, где и как трогать.

— Я заметил твои шрамы еще вчера, на бильярдном столе. Утром в бассейне только убедился. Откуда они у тебя?

Он не должен был их вообще видеть! Не должен был рассматривать и изучать мою кожу.

Мои несколько последних, оставшихся шрамов размеров с пятицентовик, их никто не замечал раньше. Элитный эскорт не может себе позволить уродливые шрамы на теле, но, во-первых, я работаю на тетю. В этом мое спасение.

А, во-вторых, после каждого хорошего клиента я посещаю клинику, где работают с такой кожей, как у меня. Они обещали, что скоро даже этих шрамов почти не останется.