Жасмин Майер - Купи меня

Почти.

Пальцы Гранта словно выводят на моих бедрах музыку, которую я слышала вчера. Легкие нажатия, переборы, скольжение и возвращение. Я задыхаюсь. Я плыву, задыхаясь в его поглаживаниях. Это самая нежная часть моего тела. Самая чувствительная. Вот почему раньше прикосновения других мужчин раздражали, бесили, злили, а я шипела, как кошка. Но только теперь я сильнее цепляюсь за шезлонг, с трудом удерживая на месте ноги. Не давая им разъезжаться еще сильнее.

Это стопроцентное поражение. Поражение всухую. Хотя мое тело с этим бы не согласилось.

Грант нашел первый пункт моего «Бинго». Моя эрогенная зона. Прикосновение к этой коже вызывает у меня такое сильное удовольствие, такое неконтролируемое желание, что мне и самой страшно. Будто до этого все мои чувства были на «паузе» и только его руки смогли включить их заново.

Он видит. Конечно, видит, какой эффект на меня производят эти касания. Он ведь мужчина, как и сказал раньше. Вот почему пробует снова и снова, по-разному, играет, как вчера, только теперь игра не прерывается, не пресекается и не меняет ритм.

Грант слегка царапает кожу ногтями, а я впиваюсь зубами в нижнюю губу. Я не хочу стонать так громко, но с моих губ срывается долгий стон, а бедра уже дрожат от напряжения и нетерпения.

— Это ожоги?

— Может быть.

— Большего ты не расскажешь?

— Ты же знаешь, что не расскажу. Не пытайся, Адам… Не надо. Осталось четыре дня. Ты вернешься к своей жизни, я — к своей. Не знаю, зачем ты купил меня и ради чего… Но не считай нас теперь друзьями на всю жизнь. Ты сам согласился на секс. Хороший, качественный секс, так что не усложняй это попытками проникнуть в мое прошлое. У меня нет прошлого и нет будущего, я живу настоящим. Моментом. Одним днем. И сейчас я с тобой.

— А потом я стану частью прошлого. И ты меня забудешь.

Я буду пытаться.

Грант убирает руки, поднимается и стягивает с себя штаны. Он может снова оставить меня без удовольствия. Может, отыграться, как посчитает нужным. Он и купил меня, будто только ради того, чтобы найти оправдания своей ненависти.

Но обнаженный Грант опускается на шезлонг и тянет меня за руку:

— Иди сюда.

Я встаю на ноги, уверенная, что сейчас должна буду встать перед ним на колени. Он спускает лямки с моих плеч и стягивает вниз по ногам платье. Наклоняется и целует мой живот, пока его руки снова возвращаются на мои бедра. Я ахаю, цепляясь за его волосы. Переступаю с ноги на ногу, стараясь устоять, пока его язык кружит вокруг моего пупка, а руками он уже стягивает с меня белье.

В прелюдии нет никакого смысла после его прикосновений. Густая капля возбуждения стекает по бедру, заставляя меня в нетерпении стискивать ноги. Он знает даже это.

Грант разворачивает меня на месте и, обхватив за талию, усаживает на себя.

Я вскрикиваю, когда он входит. Разом. Полностью. А после он убирает руки с моей талии и передает контроль мне, отступает, держась позади. Позволяет быть, фактически, сверху.

Цепляюсь за его бедра и двигаюсь сама, плавно, медленно, как сама того хочу. Он целует мои плечи, а руки снова возвращает на мои бедра.

Я выгибаюсь с долгим стоном, не прекращая движения. Грант ведет рукой сверху вниз по коже, обводит каждый шрам и даже те, о которых он понятия не имеет, которых уже давно не видно на моем теле, и только я помню каждый. Их количество я никогда не забуду.

Но я и подумать не могла, что когда-нибудь даже прикосновения к ненавистной части моего тела будут настолько приятными.

Я дрожу и трясусь всем телом. Извиваюсь, срываясь то на стоны, то на проклятья. Медленный, прекрасный и такой же нежный, как вчерашняя мелодия, секс, к которому я была совершенно не готова, лишает меня сил.

Ветер слизывает влажные поцелуи Гранта с моих плеч, а я двигаюсь все быстрее. Грант впервые сдался, уступив моей власти, но этого недостаточно. Он не участвует. Я не хочу быть ведущей. Я хочу быть ведомой.

Двигаюсь быстрее, отчаяннее, решительнее. Сильнее. Но одна я ничего не добьюсь, как бы хорошо мне не было.

— Пожалуйста… Пожалуйста…

Делает вид, что не понимает. Мучает меня дальше. Пока я не срываюсь на шепот и не сдаюсь окончательно:

— Пожалуйста… Адам…

И тогда он берет контроль в свои руки, возвращая руки мне на талию.

Он сильнее. Быстрее. Он мужчина и только он может дать мне то, что я сама никогда не смогу.

Плавный танец меняет ритм, сначала сбивается, но после мы становимся едины. Я растворяюсь в его глубоких резких толчках, глухих по-мужски сдержанных стонах. В порочных звуках собственного тела, и его тесных объятиях.

И наконец-то кончаю.

Их было двадцать восемь.

Богровых и горячих на ощупь. На коже смотрелись будто неаккуратные мазки краски. А по ночам напоминали о себе кошмарами, не давая мне спать, и только Лана сидела рядом, баюкая меня, как ребенка.

Сейчас я тоже лежу в постели без сна.

Это все тьма виновата. Тьма и Грант, конечно же. Он первый мужчина, который коснулся моих шрамов. Узнал, что они как-то связаны с огнем. А еще впервые перевернул мои ощущения с ног на голову. В кромешной темноте, в которую погрузился его дом, он победил сегодня для меня пламя. Тоже впервые.

Нет разницы закрыты или открыты мои глаза. Я вижу перед собой только Гранта.

Даже сейчас, когда он уже провел меня до спальни, подсвечивая путь фонариком, а после ушел, не требуя и не прося о большем. До сих пор чувствую его поцелуи с терпким привкусом сухого вина, сыра и орехов. Его смех, когда он чуть не упал в бассейн. А потом все-таки опрокинул ту неустойчивую стойку с лампой, которую утром я спасла от падения после пробежки Чарльза.

— Все равно в моей жизни кругом одни осколки, — махнул на нее рукой Грант. — Оставь.

И, кажется, он не имел в виду разбитый мной бокал и лампу.

Протягиваю руку и на ощупь беру из сумочки карточку «Бинго», по традиции заполненную перед сном. Четыре галочки. Я знаю, что они там есть.

Я сомневалась только над одной. Музыка.

Не знала, что слышала ночью. И имело ли это ко мне хоть какое-то отношение, но утром рояль был снова накрыт чехлом, а значит, не у меня одной есть скелеты в шкафу. Я слышала, как Грант играл глубокой ночью. Пусть не для меня…

Я должна быть честной, хотя бы в карточках. И если так, то четыре галочки. Музыка, Кот, Чувства. И моя эрогенная зона.

Слишком много достижений для конца всего лишь третьего дня.

Слишком поспешное развитие отношений. Я понятия не имею, как этому противостоять. Как не улыбаться ему или не попытаться завтра подняться первой и приготовить нормально завтрак, чтобы больше не есть подгоревшие овощи. И то, и другое проявление чувств. Симпатии. Расположения.

Он не пользуется мной, как другие в своих целях. Не пытается выжать максимум за потраченные деньги. С одним клиентом я спала только три часа в сутки, потому что мы не покидали нужных вечеринок, и везде я только и делала, что знакомила его с полезными людьми, а он не уходил оттуда, пока не заключал как минимум две сделки.

Теперь я не помню даже их имен. Их лица стерлись из памяти, но если мы встретимся, я будто достану нужную картотеку и обязательно вспомню. Потому что это льстит им, что я помню. Но они ничего не значат для меня, эти люди, чтобы я думала о них в постели перед сном, как думаю о Гранте. Мечтаю, чем мы займемся завтра. Когда у меня был день такого безделья, как сегодня? Никогда.

Прячу карточку обратно в сумочку и поднимаюсь. Не знаю, куда иду, но и заснуть не могу.

Тихо открываю дверь и выхожу в абсолютно темный коридор. Телефон с фонариком я не взяла. Тьмы я не боюсь. А мой единственный враг на сегодня повержен.

Дом перестал пахнуть теми палочками, стоило только перестать их зажигать вторые сутки, и теперь больше никакого древесного запаха. Только сочные ароматы леса и соленого ветра с океана.

Замираю в том же самом месте, где вчера впервые увидела жаровню. В больших окнах во всю стену в гостиной видны даже звезды. Город на побережье горит туманным пятном далеко на горизонте. Туда мы все-таки так и не попадем. Да и ладно…

Спускаюсь по лестнице и беру воду из холодильника. Все-таки дело в вине... Чуть не роняю бутылку, когда слышу знакомую мелодию.

В проеме кабинета нет света, значит, Грант играет в темноте. А еще в доме нет электричества, значит, это все-таки никакая не запись.

Крепче впиваюсь пальцами в холодный пластик. Я должна подняться наверх. Лечь спать.

Но с другой стороны… Я уже услышала музыку. Это уже галочка и проигрыш. Так зачем спешить?

Вместо того чтобы идти по лестнице, аккуратно ее огибаю. Опускаюсь на банкетку, поджав под себя ноги. Сегодня знакомая мелодия перетекает в новую. Грант дольше ведет ритм, пробует переходы, эта пеня плавная, нежная, как…

Делаю глубокий глоток воды.

Совпадение, просто совпадение. Ну вдохновил его секс, у творческих людей возможно и не такое. Я слышала, что один художник вдохновлялся женскими оргазмами. Я не должна видеть в этом то, чего нет.

Сегодня музыка не запинается, она течет по кругу, будто Грант повторяет или удивляется одним и тем же поворотам, которые успел придумать вчера. Это не знакомая ему мелодия, чувствуется сразу. Знакомые ноты играют иначе, а Грант именно ищет решение, пробует новые сочетания и переходы… Снова, снова и снова. По-разному.

А потом осекается. Я готова уже бежать прочь, чтобы не быть застуканной, но в кромешной тишине слышу только, как он делает несколько глотков. А после тихий звон стекла о поверхность. Наверное, вернул бокал обратно на рояль.

Хотела бы я замереть в проходе и увидеть, как падает свет через окно. Как Грант без верхней одежды сидит возле рояля и медленно перебирает черно-белые клавиши длинными пальцами, но мне остается довольствоваться только воображаемыми картинками. И мелодией, которая снова льется свободно.

Может, он играет только, когда пьян? Я не знаток музыки, может, в ней полно огрехов и ляпов. Но звучит неплохо.

Мелодия снова обретает ярость и скорость, сходит как лавина, наполняя темную комнату многообразием звуков. Высоких, быстрых, звонких. Эту часть я запомнила еще вчера, но сегодня Грант не замирает. Идет дальше, пробует, на ощупь, в темноте, новые варианты перехода от яркой громкой музыки к тихому перебору клавиш. Ему никогда и не нужен был свет, чтобы играть. Могу поспорить, он даже играет с закрытыми глазами, иногда наклоняясь к роялю.

— Уходишь? — летит усмешка. — А что ты потом будешь делать, когда она уедет?

Сердце обрывается, срываюсь с места и лечу в сторону лестницы и запоздало понимаю, что Грант все-таки говорил не со мной.

Из кабинета вальяжной походкой, как пресытившийся аристократ из филармонии, вышагивает Чарльз. Янтарные глаза мигом находят меня, застывшую на лестнице. Только не чирикай, усатый Дьявол, не выдавай меня!

Слышу, как Грант снова тяжело опускает бокал, а после хлопает крышкой рояля. Как будто Чарльз был его единственный слушатель, а без него и смысла нет играть.

Мне точно пора бежать.

Холодный пол жалит ступни холодом, а сердце заходится ходуном в груди, пока я по ступеням несусь на второй этаж к своей спальне. Чарльз топочет следом, а после рыжей молнией юркает в комнату первым. Вот зараза! Не успела захлопнуть дверь перед его носом.

Судя по звукам Грант уже в гостиной, когда я закрываю спальню и замираю возле двери, понимая, что забыла на банкетке бутылку воды. И уже не могу за ней вернуться.

Остается только надеяться, что Грант в темноте ее не заметит. А если и заметит, то не придаст ей значения.

Похоже, так и выходит. Слышу, как он поднимается по лестнице на второй этаж. И замирает возле своей двери.

Что он делает сейчас? Высматривает кота? Кажется, он говорил, что закрывает его у себя.

Рыжий перебежчик в этот момент невозмутимо намывает белеющий живот у меня на кровати. Чхать он хотел на то, что его кто-то там ищет.

Не ухожу от двери, пока не слышу, как хлопает дверь спальни Гранта. После отпихиваю Чарльза на вторую половину, обещая, что скоро он получит эту спальню только себе в пользование.

Через четыре дня, если быть точной.

Кот отзывается довольным урчанием, под которое я и проваливаюсь в сон, стоит только коснуться подушки.

— Адам, у тебя все хорошо?

— У меня все отлично, Дональд.

Придерживая одной рукой телефон, второй приглаживаю пальцами волосы и гляжу на себя в зеркало в ванной. Даже утренние ритуалы хочется завершить быстрее, чтобы спуститься на кухню и быстрее начать этот день.