А я просто в шоке.

Грязь, дождь, ветер и горы. Это разительно отличается от шампанского и тарталеток с икрой на яхтах, на которых миллионеры привыкли проводить свои выходные.

В глазах Гранта торжество. Я не сумела скрыть свое удивление, и он упивается моей растерянностью. Есть ли у меня выбор? Нет. Встань на колени, садись на велосипед. Для меня нет разницы, когда все свои его желания он уже оплатил.

— Как скажете, сэр.

Касаюсь халата. И поднимаю глаза. Грант не собирается выходить. Что ж… Если он готов смотреть, как я буду натягивать на себя тесную эластичную одежду, кряхтя и кривляясь… Ничего сексуального в этом я не вижу, честно.

Сбрасываю халат на его постель. Его взгляд моментально отправляется блуждать по моему телу, а я сажусь и вдеваю сначала одну ногу, затем другую, будучи при этом без белья. Класс. Я-то забуду об этом, а вы, мистер Грант?

А он врос в пол и не шевелиться, хотя я каждую секунду я готова к тому, что сейчас он сорвется и набросится на меня так же, как ночью. Но, видимо, я и правда не очень эротично умею надевать вещи из… боже, из чего бы ни были эти тесные штаны, они самое обтягивающее, что я когда-либо носила.

Следом носки, на размер больше, но ладно. Кроссовки хотя бы подходят.

Теперь верх.

Кое-как вдеваю руки, но, натянув до талии, понимаю, что все. Даже не могу сделать нормальный вдох. Плечи сгорбились, а ткань опасно хрустит в подмышках. Эта одежда слишком тесная.

— Не выйдет, — хриплю. — Мне нужна другая, на несколько размеров больше. У меня грудь…

—Вижу я твою грудь, — цедит Грант.

Опускаю глаза. Соски торчат от холода, несмотря на обтягивающую ткань и расплющенную грудь. Ну да, не увидеть ее невозможно.

— Подожди тут.

Грант уходит на кухню и возвращается с ножницами. Мои глаза округляются, когда он останавливается передо мной, цепляет пальцами ворот и делает несколько разрезов, полностью приводя в негодность новое снаряжение, которое стоит не так уж и мало. И только чтобы поиздеваться надо мной?

Холодная сталь ножниц касается ложбинки на груди, руки Гранта замирают. Он поднимает глаза на меня, а после делает последнее движение ножницами. И поспешно отходит в сторону.

Смотрю в напольное зеркало в углу спальни.

С кривым и глубоким разрезом я выгляжу, как велосипедная путана, которая могла бы стоять вдоль поворотов «Тур де Франс». «Voulez-vous coucher avec moi, ce soir?» (1)

— Ну вот и подошло! — отзывается Грант.

Очень хочется врезать ему за такие идеи, но чтобы хоть чем-то занять руки, собираю волосы в хвост, а Грант подходит со шлемом и застегивает крепление под моим подбородком. Безопасность прежде всего.

В другой коробке находятся наколенники, налокотники и штуки на запястья. С последним Грант тоже помогает. Потом косится в окно и возвращается из гардероба с чехлами от солнечных очков. Но очки нужны не от солнца, а чтобы защититься от дождя.

Они мужские и женские вперемешку, и я запихиваю глубоко в горло вопросы о том, откуда у него вообще появилось все это женское снаряжение.

Это не мое дело. Абсолютно не мое.

Никаких личных вопросов. Никаких разговоров по душам. Хочет вырядить меня пугалом? Пусть. Даже если эти вещи были куплены для бывшей Гранта, — той, что подарила ему запонки, — то теперь я хотя бы знаю, что моя грудь куда больше, чем у нее.

Мелочь, а приятно.

Пока делаю вид, что пялюсь в зеркало, подбирая нужные очки, Грант принимается одеваться сам. Сбрасывает халат и плавки, сверкая подтянутой задницей, а я как кошка уже готова выпустить свои коготки в эти участки светлой незагорелой кожи, но вместо этого поспешно отвожу взгляд в сторону.

Он исчезает в гардеробе и возвращается уже в лосинах, той же марки, но с голым торсом.

Перехватывает мой взгляд в зеркале, пока натягивает на себя спортивную одежду. Кофта с рукавами обтягивает каждую мышцу на его плечах, как манекен в анатомическом музее. Ему эти вещи явно по размеру, а еще мужской комплект явно не новый, в отличие от моего.

Лосины до невозможного прекрасно подчеркивают его задницу. В этом я убеждаюсь, когда он нагибается, чтобы обуться. И мой последний взгляд не остается незамеченным.

Но Грант снова не делает ни единого намека на то, чтобы сблизиться. Хотя лосины не оставляют иных трактовок его состоянию. Грант возбужден, но моей компании в постели он отдает предпочтение холодному ветру в лицо и грязи под колесами.

Может, понимает, что второй раз на меня этот костюм не натянешь, если сейчас разденешь.

— Готова?

Мы спускаемся в гараж, в котором Грант указывает на два спортивных велосипеда. Шины он подкачивает тут же, пока я топчусь под козырьком, надеясь услышать, что ничего не выйдет.

Но спустя четверть часа Грант выкатывает свой велосипед под дождь и садится верхом.

— Давай, Жаклин! Ты должна быть всегда рядом со мной, помнишь?

Посылаю ему мысленно долгих лет жизни и сажусь на свой велосипед. Делаю пробный заезд вокруг дома, привыкая к управлению.

За залитым дождем окном натыкаюсь на уничижительный взгляд Чарльза. Он сидит в одной из комнат, в которой я еще не была, и с высокомерным отвращением чистокровного аристократа взирает на мой разнузданный внешний вид.

— Будешь так смотреть, запру дверь в свою спальню, котище! — кричу ему через стекло. — Мог бы хоть немного посочувствовать той, с кем проведешь эту ночь!

Грант встречает меня за поворотом таким испепеляющим взглядом, что сразу понятно — он все слышал.

— За мной, — говорит он, поворачиваясь ко мне спиной.

Черт бы побрал его задницу, за которой я готова следовать, как загипнотизированная!

(1) «Хотите переспать со мной этой ночью?» (французский) Строка из песни:)

Глава 14

Согреваюсь я быстро. Пока крутишь педали, очень сложно замерзнуть. А если крутишь их в горку, то ты скорее начнешь раздеваться, потому что тебе будет жарко, чем мечтать о теплых носках.

Дождь сходит на «нет» одновременно с хорошей ровной дорогой.

Грант сворачивает с протопанной тропы на узкую, петляющую в зарослях. Иногда он оборачивается. Я отвечаю ему взглядом, которому позавидовал бы любой мейн-кун.

Педали я давно не крутила, так что икры скоро начинают гореть огнем, как и бедра. Но я старалась держать себя в форме, так что не отстаю от Гранта, хотя держат его темп и сложно.

Особенно при подъеме в гору, который, кажется, бесконечным. Не успеваю смотреть по сторонам, только петляю между корягами на дороге, ямами и рытвинами. От напряжения ткань моей кофточки где-то на лопатках снова угрожающе трещит, а Грант с каждым разом все чаще оборачивается.

Ведь я очень низко нагибаюсь, пока с усилием кручу педали в гору. По ощущениям, щеки давно стали цвета томата, в глотке все пересохло, шлем съехал. Я дышу ртом, хотя знаю, что нельзя, но чувствую я себя, как выброшенная на берег рыба, на которую, впрочем, с интересом смотрит один голодный самодовольный котяра.

И речь сейчас не о Чарльзе.

Это Грант. Он не боится, что вот-вот шею себе свернет, предпочитая пялиться при каждом удобном случае на моих выпрыгивающих из тесного выреза подружек. Клянусь, именно поэтому он свернул в сторону прямой дорожки, усыпанной гравием. Сам-то он ее пролетел как на духу, а после остановился по ту сторону. Я же чувствовала себя не верхом на велосипеде, а верхом на сушке белья, включенной на максимальные обороты.

— Приехали, — возвестил он мне после этой тропы позора. — Отдышись, оглядись и едем обратно.

Кое-как слезла с велосипеда, согнулась пополам, наплевав на то, что взгляд Гранта стал настолько пристальным, что почти осязаемым. Если у него еще есть силы на секс после этого подъема, то поздравляю. Он в отличной форме.

Выпрямилась и посмотрела на него. Он предпочел быстро отвернуться к своим седельным сумкам.

А я, отстегнув шлем, отправилась осмотреть площадку, на которой мы оказались. Стоило поднять глаза, как у меня аж дух перехватило. Красота вокруг простиралась нереальная. Если даже стоя на балконе Гранта я ощутила свободу, то здесь, казалось, что ты стоишь на вершине целого мира.

Вершины зеленых бархатных холмов сейчас тонули в клубившихся облаках, значительно посветлевших с утра. Именно эти тучи, зацепившись за горы, пролились дождем, а теперь иссушили свои запасы. Лес был везде, насколько хватало взгляда. Редкие дома прятались так умело, что их и не заметишь с первого взгляда.

А далеко внизу, очень далеко, сверкал глянцем океан. Он был даже дальше, чем мне казалось. К сожалению, с ним я не увижусь, ведь Грант сказал, что не собирается покидать особняк, а на велосипедах ехать слишком долго. В городок на берегу, который терялся в тумане, добираться надо только на машине.

Услышала шорох гравия. Грант протянул мне бутылку с водой и завернутый в пищевую бумагу… сэндвич. У него был такой же набор.

— Что ты смотришь на сэндвич с таким удивлением? — спросил он, усаживаясь на спинку металлической скамьи. Сидение было мокрым, а стоять долго был сложно после подъема.

Я последовала его примеру. Но не стала сидеть рядом, села на другую скамью рядом с его. Он развернул свой сэндвич и снова посмотрел на меня, ожидая ответа.

— Спасибо за сэндвич, просто не ожидала, что ты…

— Что я могу намазать кусок хлеба арахисовым маслом? — вздернул он бровь. — Вообще-то я приготовил нам завтрак, а это было даже сложнее.

— Ну… Омлет пригорел.

— Это была яичница-болтунья. Вкусно?

Понимаю, что уже проглотила свой сэндвич, а он все еще сидит со своим в руках.

Сделала большой глоток воды и кивнула.

— Хочешь еще? — он вдруг протянул мне свой, по-прежнему сидя на своей скамье. В нескольких метрах от меня. — Я не голоден. Ну не настолько, как ты, видимо. Бери.

Спрыгнула со своей скамьи, так как он не собирался садиться ближе. Залезла к нему, но на другой край, сохраняя дистанцию. Взяла сэндвич.

Второй я съела медленнее. Запила водой.

Грант задумчиво глядел на пейзаж. О чем он думал, одному богу известно. Почему при этом у него играли желваки, так как будто это было что-то неприятное, тоже.

— Здесь очень красиво, — сказала, кашлянув. — Вид того стоил, правда.

Его глаза снова нырнули мне в вырез.

— Ага, — ответил, снова отворачиваясь. — Но пейзаж я уже видел, а вот особенно сильно мне запомнилось, как ты ехала по гравию. До сих пор стоит перед глазами… Как они… Давай ты еще раз проедешь?

От неожиданности смеюсь в голос, а потом прикладываю ладони к горящим щекам.

— Это все эта одежда. Она не предназначена для моего размера.

— Очень даже предназначена. Можешь ее не снимать сегодня?

— Не-е-е-ет, я дышу и то с трудом!

— А если я доплачу? — говорит он со смехом.

Смеюсь в голос.

— Что ж, если так… Все равно, чтобы достать меня отсюда, придется поработать ножницами.

— Я могу не только ножницами.

Синие, сейчас почти прозрачные, глаза останавливаются на моих губах. Жалею, что не сижу на другой скамье. Дыхание сбивается. Больше всего на свете хочу обвить его шею и прижаться к его губам. Скользнуть ладонью по жесткой щетине на скулах.

— Бывало с тобой так, что за старания на финише тебя ждала невероятная награда, о которой ты сначала и понятия не имела? — вдруг спрашивает Грант.

— Нет. Не люблю неожиданностей. Все, что я получаю, всегда оговорено контрактом.

Грант награждает меня тяжелым взглядом.

— Обязательно было все испортить?

— Почему вы вообще требуете этого от меня? — надо бы, надо сдержаться, но не могу.

— Чего этого? — хмурится он.

— Делать вид, что я это не я! У меня есть прошлое, мистер Грант. Я ни за что и никогда не расскажу вам о нем, как и будущим клиентам не расскажу о том, что было со мной здесь, но почему, проклятье, надо ненавидеть меня за то, благодаря чему я вообще здесь оказалась? Вы купили меня, потому что я работаю в эскорте! Это нелогично ненавидеть или презирать меня за это!

— И что ты хочешь знать?

— Как исключить недомолвки из наших отношений.

— Иначе говоря, чтобы клиент ушел довольным? Со мной у тебя этого не выйдет. Никогда. Можешь не стараться.

— Ясно.

Спрыгиваю со скамейки и иду к своему велосипеду. Надеваю шлем и замираю возле. К черту любование природой! К черту попытки наладить отношения. Он ненавидит меня за то, какая я есть. Не ново, мало кто понимающе относится к эскорту, но это никогда не были те, кто выиграл аукцион. Целенаправленно сражался за то, чтобы получить меня. И зачем? Чтобы отравлять всю неделю из моей жизни?!