Галина Полякова - Курортный роман с продолжением

Когда братья покинули двор, из кустов бесшумно вынырнула хозяйка с керосинкой в руках. В молчании она установила ее на табурете и опять исчезла. Но вскоре вновь появилась и так же молча протянула Кате стакан подсолнечного масла. После чего снова ретировалась в кусты, откуда приступила к наблюдению.

Катя мелко порубила лук и морковку, выложила их на сковородку и полила маслом. Разожгла керосинку, подвернула фитили и поставила овощи на тихий огонь. Пока они томились, аппетитно шипя и благоухая на весь двор, порезала картошку и разноцветные перцы. Когда заправка была готова, она увеличила пламя и поставила на керосинку кастрюлю с водой. Первыми в кипяток погрузились спелые помидоры, за ними картофель, а затем перчики. Из кустов протянулась рука с зажатыми в кулаке тремя лавровыми листиками и десятком горошин черного перца. Катя попросила еще полстакана риса. За пять минут до окончания варки она загрузила в кастрюлю пассированный лук с морковкой, посолила и, перед тем, как задуть пламя, всыпала в ароматный бульон гору нашинкованной зелени и молодого чеснока. Теперь вареву предстояло настояться под плотно закрытой крышкой, и есть его можно было даже холодным.

Солнце утихло, и Катя решила немного отдохнуть. Она вошла в домик, быстро наполняющийся вечерней прохладой, и задумалась – куда бы прилечь. Аккуратно застеленная лежанка Жоры показалось уютней. Она прилегла, – как думала, ненадолго, – и неожиданно уснула. Разбудил ее чей-то настойчивый взгляд. Младший брат стоял в дверях и пристально смотрел на нее.

– Намаялась? – мягко спросил он, заметив, что Катя открыла глаза. – Говорил же, не стоит. Дома-то часто готовишь или от случая к случаю?

– Часто. У меня же ребенок, Жора. Ему в основном готовлю, а сама и бутербродами могу перебиться.

– Ребенок? У тебя? Да ты что? – изумлению младшего брата не было границ. – Так ты все-таки замужем? Все чин-чинарем? Жена, муж, ребеночек? Дочь у тебя или сын?

– Сын, десять лет. А мужа нет.

– Десять? Ты же совсем девчонка! Сколько же тебе?

– В ноябре будет тридцать.

– А муж куда подевался?

– Развелись. Но ребенок не от мужа. У моего сына другой отец.

– Ого! Богатое, значит, прошлое?

– Очень богатое. Все? Допрос окончен? – Катю задел его тон. Кто он такой, чтобы быть недовольным ее прошлым? Какое он имеет к нему отношение? Но Жора, видимо, считал иначе. Его взволновал вопрос о прошлом Екатерины.

– Ты Мишке-то скажи об этом.

– Это еще зачем? – удивилась она.

– Ну… как тебе объяснить? – Жора замялся. – В общем, скажи. Он должен знать.

Он так и не сформулировал причину, по которой Кате следовало известить Михаила о подробностях своей личной жизни.

– Не собираюсь я ни перед кем отчитываться. Сам скажи, если это ему так важно. Кстати, где он?

– Скоро подойдет.

– Новую барышню охмуряет?

– Уже. Сейчас в гости приведет.

– Молодец братик! А ты что же никого не привел? Супчика много получилось, хватит на всех желающих.

Внезапно Жора разозлился. Глаза сузились и заблестели.

– Очень хочешь? Раз плюнуть – приведу. Порадую, так и быть. Чуткая какая сестренка-то у нас. Не сестра, а прям мать родна!

Он повернулся и быстро ушел. Катя не поняла, что его так разозлило. Она вышла из домика и столкнулась с Тарасовичем, шествующим под руку с высокой миловидной девушкой с еще более роскошной грудью, чем у вчерашней Раечки. Девушка с улыбкой слушала Михаила, о чем-то увлеченно повествующего. Увидев Катю, он остановился.

– Знакомьтесь, девочки сестра Катенька, а это – Мариночка.

Девушка приветливо протянула Кате руку.

– Катюш, а куда Жорик-то понесся? – поинтересовался Тарасович. – Пролетел пулей, я и спросить не успел.

– Не знаю, но думаю, скоро явится. И не один.

– Ну-ну, подождем, спешить некуда. Так, Мариночка?

Жора действительно появился довольно скоро. Он вел под руки сразу двух девушек. Одна, миниатюрная, трогательно хрупкая, с белыми волосами, рассыпанными по плечам, казалась совсем юной. Впечатление усиливали неправдоподобно тонкая талия и крохотные незабудки на лимонном крепдешине короткого сарафанчика. На ее фоне вторая девица выглядела элегантной молодой дамой. Тоже светловолосая, но модно стриженная, в очках с задымленными стеклами и облегающих белых бриджах, она смотрелась пикантно и соблазнительно. В свободной руке она держала гитару в темном чехле. Пропуская девушек в домик, Жора небрежно бросил:

– Мои подруги с гитарой Оля, без гитары Лиля, Екатерина, сестра.

Быстро стемнело. В домике перегорела лампочка. Все шумно разместились в темноте и тесноте, смеясь и весело переговариваясь. Было решено посидеть при свечке, которую запасливый Жорик достал откуда-то из-под кровати. Оттуда же появились бутылки с вином и еще один таз со спелыми фруктами. Екатерину, как представителя принимающей стороны, попросили помыть их. Она вышла во двор и в задумчивости остановилась. Братья даже не вспомнили про супчик, над которым она с таким воодушевлением трудилась. Они заняты своими веселыми гостьями, а на ее старания им плевать. Хотелось вернуться в домик, грохнуть тазом о стол и, пнув ногой покосившуюся дверь, гордо удалиться. Но она вынуждена ждать, когда братья вдоволь навеселятся и вспомнят о ней. Потом они поспешно отбуксируют ее до корпуса, стремясь побыстрее вернуться к своим пассиям-однодневкам, заждавшимся в сараюшке следующей, вполне предсказуемой стадии отношений…

Она побрела к крану и поставила таз под ледяную струю. «С Михаилом все ясно, – размышляла она, – а кого предпочтет капризный экс-чемпион? Субтильную Лилю или гитаристку с аппетитными бедрами? И что же, они проведут ночь все вместе? Вчетвером? – Катя брезгливо дернулась. – Страстные стоны, интимные звуки, доносящиеся с соседних братских кроватей… или будут устраиваться по очереди? Одна пара прогуляется к морю, другая займется любовью, а потом поменяются? Как все просто, оказывается, в этом мире. Просто и пошло…»

Все уже выпили вина и шумно галдели. Ольга настраивала гитару и напевала без слов. Катя поставила фрукты на стол и, взяв виноградную гроздь, уселась на кровать старшего брата. Она придвинулась к самой стене, почти исчезнув в темноте. Михаил протянул ей свою подушку, предложив положить ее под спину. Сидящая между ними Оля перебирала струны. Напротив нее в окружении Марины и Лили восседал Жора. Он нагнулся к гитаристке и тихо переговаривался с ней, кивая и улыбаясь. Наконец, она заиграла и запела. Голос у Ольги оказался сильным и красивым, пение – профессиональным. Затаив дыхание, все слушали слова старинного романса «Вернись! Я все прощу упреки, подозренья, мучительную боль невыплаканных слез, укор речей твоих, безумные сомненья, позор и стыд твоих угроз…»

Катя заметила, как заблестели глаза Жоры. Он не отрывал от певицы горящего взгляда. Ольга сделала проигрыш и продолжила «Я упрекать тебя не стану. Я не смею… Мы так недавно и так нелепо разошлись… Ты так любил меня, и я была твоею… Зачем? Зачем же ты ушел? Вернись!»

Из темноты на Катю гордо поглядывал Михаил, словно желая сказать «Видишь, какие женщины бывают у нас в гостях! Настоящие певицы и музыкантши!»

«О, сколько… сколько раз вечернею порою в запущенном саду на каменной скамье рыдала я, забытая тобою… О милом, дорогом… о розах… о весне…». Жора откинулся к стене и в упор смотрел на Екатерину. Его взгляд показался ей наглым и насмешливым. Ольга вдарила по струнам и запела с особым чувством «Я память прошлого благословляю. О, если бы мечты мои сбылись… Я так люблю тебя… Люблю и проклинаю… Вернись! О, дай мне снова жизнь! Вернись…».

Хотелось аплодировать, так это было хорошо! Хотелось преподнести певице цветы и попросить автограф.

– Оленька у нас дипломант конкурсов студенческой песни! – возгласил Тарасович, когда стих последний аккорд. – Она личность известная, гастролирует с концертами по разным уголкам нашей необъятной родины и радует народ своим искусством. Нам всем повезло слушать ее в такой интимной обстановке, в такой приятной компании!

Оля пела еще, хорошо и много. Когда она перешла к авторским песням, все запели хором.

– Катюха! – воскликнул вдруг Жорик в наступившей паузе. – Ты ведь тоже неплохо поешь. Спой-ка нам что-нибудь, сестренка!

Тарасович перевел удивленный взгляд с брата на Катю. «Идиот! – разозлилась она. – На всякий случай решил указать мне место. Ну, держитесь, гости дорогие! Сейчас спою!». Ольга перебирала струны, готовясь подыграть.

– Не надо, – Катя дотронулась до струн, – я спою без аккомпанемента.

Она запела «Колечко». Эту старинную русскую песню она помнила и любила с детства. Ее пела бабка Ксения – старенькая матушка ее тогда уже немолодого отца. Катя в точности переняла ее простонародную манеру. Пела, как деревенская баба, с придыханиями и подвываниями, непредсказуемыми остановками и прочувствованными «охами». Не знали братья, что Катя любила и умела петь. В наступившей тишине удивленные Михаил и Жора слушали ее сильный альтовый голос «Потеряла я колечко, потеряла я любовь. Я по этому колечку буду плакать день и ночь…».

Девушки тоже затихли. Ольга повторила попытку подыграть, но Катя положила руку на струны.

– «Где девалось то колечко, что мизинец украшал? Где девался мил дружочек, что словами обольщал?» – Она видела и знала, что поет хорошо. А необычная мелодия и нетрадиционная манера исполнения, не принятая в официальной народной песне, поразили слушателей. – «Обольстил милый словами, сам уехал д-навсегда… Сам уехал, мне оставил ох… малютку д-на руках…»

Катя закончила пение в восхищенной тишине. Ее песня ворвалась диссонансом в репертуар Ольги, отложившей гитару и двигающей рукой по кровати в поисках чехла. Жора помогал ей искать.

– А теперь ночной заплыв! – жизнерадостно воскликнул Тарасович. – Правила у нас жесткие! Купаемся голышом! Кто не согласен – остается и ждет в домике!

– Голышом? – Марина замотала головой. – Ну, нет, не знаю… я не смогу, я лучше останусь…

– Это чудесно! Это здорово! Вы никогда не купались ночью голой? Это такая красота! Это сказка! Идемте, Марина, не пожалеете! – затараторили Лиля и Оля. – А мальчики отвернутся! Правда, мальчики?

– А то! Конечно, отвернемся! – загоготал Жорик. – Вряд ли вы что-то новое нам продемонстрируете, девочки! Полагаю, у всех одно и то же, на одних и тех же местах. Бга-а-а…

Екатерина пошла вместе со всеми. Купаться она не собиралась, но надеялась, что на обратном пути кто-нибудь проводит ее до корпуса. Хотелось скорее попасть в номер и обдумать сегодняшний день.

Ночное море поразило ее. Тяжелые фалды темного шелка медленно вздымались и опускались, словно мерно и тяжко вздыхал незримый гигант. Чуть дымилась серебристая молния лунной дорожки, то плотно застегнутая, то расплывающаяся дрожащими зигзагами. Черный бархат над головой, расшитый сияющими бриллиантами, тянулся вдаль, где невидимый шов соединял его с мерцающими шелками. Красота потрясала…

Братья незаметно разделись и, быстро нырнув, исчезли из вида. Девушки тоже начали разоблачаться. Первой обнажилась полногрудая скромница Марина, за ней – худышка Лиля и ладная Оля. Девушки боязливо зашли в воду и остановились, поеживаясь. Вынырнувшие откуда ни возьмись братья заставили их с визгом окунуться. Дамы поплыли, упрекая кавалеров в нарушении обещаний не подсматривать.

Катя осталась одна. Она слушала шутливые переругивания и кокетливые повизгивания, и вдруг тоже захотела в воду. Плыть бездумно и отважно в сторону невидимого горизонта, окунуться в шелковую бесконечность, раздвигать тяжелые фалды уверенными движениями, слизывая с губ соленые брызги. Но голой она еще никогда не купалась. Ее смущали оценивающие взгляды едва знакомых женщин и жизнелюбивых братьев.

– Катюша! Ну, что же ты? – раздался совсем близко от берега голос Михаила. – Давай к нам! Такая красотища! Не стесняйся! Все уплыли далеко, не увидят, а я отвернусь! Раздевайся, я не смотрю…

Он помахал ей и, развернувшись в сторону моря, поплыл большими саженками. Катя решилась. Она быстро разделась и нырнула.

Было непередаваемо прекрасно. Такого она не испытывала никогда. Дневные купания не шли ни в какое сравнение с этим ночным пиршеством. Она заплыла далеко за буйки, а когда повернула обратно, увидела на берегу уже одетую компанию, тревожно всматривающуюся в темноту. Заметив Екатерину, успокоенные девушки направились к лестнице, ведущей на набережную, а братья замешкались. Нащупав дно кончиками пальцев, Катя крикнула:

– Я здесь! Я уже выхожу! Идите, я догоню! – Мужчины не тронулись с места. Она сделала еще несколько шагов, вода уже открывала плечи. – Ну, что же вы? Уходите или отвернитесь! – Жора повернулся спиной к морю, но Михаил продолжал стоять лицом к ней. – Миша, я замерзаю! – Катя и впрямь чувствовала озноб. Она опустилась в воду по шею и проплыла еще немного, пока колени не задели дно. Тарасович напряженно ждал, когда она поднимется из воды. Катя рассердилась – Михаил Тарасович, хотите, чтобы я простудилась? Что вы уставились? Отвернитесь или уйдите!