Галина Полякова - Курортный роман с продолжением

– Я старый, Катюша. А для тебя – тем более…

Ей хотелось крикнуть на всю улицу, что, если бы ему было сто или даже двести лет, если бы он оказался Агасфером, долгоиграющим Сен Жерменом, Мельмотом Скитальцем, Дракулой – это ни на что не могло бы повлиять… Но она промолчала, задумавшись.

– Испугалась? – с грустью спросил Георгий и потянул ее за руку. – Будет у нас с тобой, Екатерина, классический неравный брак, как у Пукирева на картинке. Прелестная юная овечка перед венчаньем-закланьем и морщинистый старый козел.

– А мы что, поженимся? – Катя остановилась. – Или ты все шутишь?

– Какие шутки? А ты как думала – поматросила мальчонку и бросила? Разумеется, поженимся, что за глупый вопрос, Катя.

– А когда?

– Желательно, здесь и сейчас. Только тебе уезжать скоро. И мне…

– И как же тогда?

– Насколько мне известно, поезда и самолеты еще никто не отменял. Придумаем что-нибудь, сообразим… – Он помрачнел и озабоченно взглянул на нее. – Смех смехом, а с Мишкой-то что делать? Рвет и мечет, наверное. Еще и в самом деле прирежет. И будешь ты, Екатерина, не мужней женой, а соломенной вдовой.

– Я в ресторан не пойду.

– Само собой. Тебе ли по ресторанам шастать? Какая же ты теперь невеста? Опозорилась девушка накануне обручения. Пала! – Он обнял ее и заглянул в глаза. – От меня-то не загуляешь? Не сбежишь с каким-нибудь дальним родственничком? Смотри мне, не вздумай! Умеешь верной быть? Женой Цезаря без подозрений?

– Там видно будет, Цезарь Николаевич. Поглядим на ваше поведение. А ты пойдешь?

– Обязательно! Если не прогонит. Мы целый год обговаривали, как отметим его юбилей в «Лазурите». Это его любимый кабак. Там цыгане настоящие, таборные.

– Пойдешь? Без меня?

– Ты должна понять, Катя. Если он выживет после такого предательства и не вычеркнет меня из списка родственников, я обязан пойти. Полтинник – не шутка. Раз в жизни подводится полувековой итог.

Она отвернулась, борясь со слезами. А по отношению к ней это не предательство? Он не должен идти! Ни один, ни с ней. Он должен понять, какой у него ужасный брат. Отвратительный, гадкий старикашка, подглядывающий за голыми женщинами. Он должен порвать эти недостойные родственные связи. Зачем они, если у него теперь есть она?

Настроение испортилось. Они дошли до остановки, где уже собралась толпа, и автобус сразу же подкатил, старый, разбухший от пассажиров. В салоне их оттеснили друг от друга. Симпатичная женщина застряла в дверях, отталкиваемая выходящими пассажирами. Георгий протянул ей руку и с силой втянул в салон.

– Благодарю, молодой человек.

Среди шуток и переругиваний Катя различила его низкий, чуть хрипловатый голос. С интимной интонацией, почему-то гнусавя, Георгий обольстительно томно ответил ей:

– Не стоит благодарности, красавица. Вот вам моя рука, держитесь за нее покрепче. Я самый надежный мужчина в автобусе.

Она не поняла, что произошло. Слезы хлынули потоком. Катя отвернулась, не имея возможности из-за тесноты достать платок. На одной из остановок ее развернуло лицом к Георгию, и он увидел ее. Он пробрался к ней, схватил за руку и выдернул на залитую солнцем улицу.

– Катя, что? Кто тебя обидел?

Она смотрела на него, ослепнув от слез, и вдруг бросилась ему на грудь, мгновенно промочив рубашку. Георгий прижал ее к себе, но потом отстранил, вглядываясь в глаза.

– Да скажи, наконец, что случилось?

– Ты не должен… не имеешь права… ты не смеешь… – всхлипывая, еле выговорила она.

– Что я не должен, чего не смею?

– Говорить так… со всеми этими женщинами.

– Как так? О чем ты?

– «Я самый надежный мужчина в автобусе»!! – Она оттолкнула его и опять заплакала.

– Ах, да… вот в чем дело, – обескуражено пробормотал Георгий. – Но это же шутка, Кать. Я так привык. Я ничего не вкладываю в это, а девушке приятно… – Он осекся и виновато взглянул на нее. – Ты не должна обращать внимания. Знай, тебе ничто не грозит, пока я жив. Пока скриплю еще.

– Я не смогу.

– Сможешь. Привыкнешь. Это же глупо. Я твой! С головы до пят. Неужели не чувствуешь, не поняла еще? Ты не должна беспокоиться и ревновать.

– А если и я так же? Ты сможешь? Привыкнешь?

– Еще чего! – отпрянул он в шутливом испуге. – Не вздумай! Ты – совсем другое дело. Тебе нельзя ничего! Паранджа! Платок до бровей, двойная вуаль, густая мантилья, москитная сетка, противогаз! И бесформенный балахон на тело, а не эти соблазнительные дырочки на груди.

– Это не дырочки, а вышивка ришелье, бестолковый, – сквозь слезы улыбнулась она.

– Ришелье? Тем более! Никаких вышивающих кардиналов! Они те еще развратники, дырочки им, вишь, подавай! – Он дотронулся до ее плеча – Ну, прости меня, девочка, я не думал, что ты так среагируешь. Я исправлюсь, буду отвыкать понемногу. Заранее прошу простить, если не получится сразу. Я балбес великовозрастный, Катя.

Было решено, что на пляж она не пойдет, а Георгий прощупает обстановку с Михаилом. Катя поднялась в номер, решив отдохнуть от всего, что произошло с ней со вчерашнего вечера. Она стояла под душем, смывая с себя его нежность, вкус его губ, и бесконечно жалела, что не может оставить их себе навсегда. Потом прилегла ненадолго… и проспала до обеда.

Она открыла глаза. Тася сидела на кровати и читала какое-то письмо.

– Никто не заходил, пока я спала?

– Заходил. – Соседка взглянула на нее с любопытной улыбкой. – Полюбовался тобой спящей и обещал заглянуть позже. Ну? Что? Любовь-морковь? Где были ночью? Михаил вчера несколько раз забегал, все спрашивал – куда вы подевались?

Катя ничего не стала скрывать и все рассказала. Только об одном она умолчала – о яблоке. Оно было таким круглым и таким крепким, что катилось себе, не замечая пригорков и канавок, не имеющих никакого значения для сросшихся его половинок. Ничто не могло оторвать их друг от друга. Если только разрезать яблоко острым ножом и разбросать половинки по разным концам света?

Вечером они гуляли по набережной и говорили о будущем.

Георгий сообщил, что часто бывает в Москве – привозит команды на соревнования, договаривается по разным спортивным делам в городском комитете спорта.

– Как часто? – поинтересовалась Катя.

– Где-то раз в два месяца.

– Это, по-твоему, часто?

– Раньше казалось, что даже слишком, теперь не знаю. – Георгий нахмурился. – Но и другие города приходится посещать. Такая работа. Будем думать.

– Когда ты приедешь в Москву после отпуска?

– Точно не скажу, но осенью обязательно. Все и решим тогда…

Она представила, как они разъедутся по своим городам, пройдет несколько месяцев, пока они увидятся вновь, и такая перспектива ужаснула ее.

– А ты не сможешь выбираться на субботу и воскресенье?

– Вряд ли. Я не миллионер, к сожалению. В порядке исключения, пожалуй, но не как система. Надо что-то менять кардинально с работой, местом жительства. А ты? Сможешь приезжать в Киев?

Мысль отказаться от помощи Евгения уже поселилась в Катиной голове. А собственных средств ей вряд ли хватит на разъезды.

– Я тоже в порядке исключения.

– Вот видишь…

Они еще долго говорили о том, из чего состоит их жизнь друг без друга. Георгий рассказал, что живет в одной квартире с бывшей женой. Татьяна предпочла занять маленькую комнату, уступив ему большую из-за объемной библиотеки, которую они собирали вместе. Она не хотела, чтобы бывший супруг беспокоил ее, часто пользуясь книгами.

– А кто она? Кем работает?

– Она переводчик, знает три европейских языка.

– А тебе зачем столько книг?

– Я книгочей, Катюша. Люблю читать, увлекаюсь историей. Собрал все, что можно Ключевский, Соловьев, Карамзин, Костомаров… это – хобби мое.

– Расскажи о своем втором образовании.

Георгий задумался и неохотно ответил:

– Оно не совсем обычное. Потом как-нибудь, не сейчас.

– А вы не думали разменяться?

– Разумеется, думали. Все, на что можно рассчитывать – однушка и комната в коммуналке или две однокомнатные с доплатой. Но с нами прописана дочка жены от первого брака. Она девушка взрослая и категорически против размена.

– Наверное, ваша девушка хочет, чтобы вы были вместе?

– Права, Кать. Она меня любит. Я растил ее, считай, с пеленок. – Георгий замолчал, глядя куда-то в сторону.

– А ты не пробовал помириться с женой?

– Пробовал. Первое время, – Георгий невесело усмехнулся. – Не нужен я ей. Такой, как есть…

– А она тебе? – Катя взволнованно замерла.

– Не она нужна, а ее прощение. Виноват я. Привязался, как банный лист, а зачем – и сам не понял. Слишком много препятствий пришлось преодолеть, чтобы ее добиться. Пока дрался за нее, думал – люблю. А как победил, так и устал любить. Спортсмен я по жизни…

– И со мной будет так же? – неуверенно улыбнулась Катя. – Тоже разлюбишь, когда женишься?

Он нежно обнял ее.

– Я никогда тебя не разлюблю, потому что и сейчас не люблю.

– Как это? – Катя остановилась. – Зачем же тогда все? Хочешь жениться и не любишь?

– Это другое. Ты – это я. Ты – часть меня, мое продолжение, моя нереализованная дуальность, мое женственное начало, жизненно важный орган. Не представляю, как мог так долго обходиться без него? Вот ты можешь сказать «Я люблю свою печень» или «Я обожаю свой кишечник»?

– Ну и сравнения у тебя, – улыбнулась Катя, пораженная схожестью их ассоциаций. Только ей больше нравились половинки крепкого яблочка, а не печенки или кишки. – А если я твой аппендикс? Живут же без него? Или зуб мудрости?

– Зуб глупости! – засмеялся Георгий. – Ишь, Екатерина премудрая какая выискалась.

– Ау твоей Татьяны есть кто-нибудь? Замуж она не собирается? – небрежно задала она важный для себя вопрос.

– Танька-то? Она не по этому делу. – Георгий вновь помрачнел. – Говорит, я навсегда отбил у нее охоту связываться с нашим братом. Боится…

– Что же ты там натворил такое страшное?

– Говорю же, виноват. Наделал дел.

Она любовалась его задумчивым профилем, не слишком вникая в слова. По большому счету ее мало волновало прошлое Георгия, ведь настоящая жизнь для него только начинается. Она будет наполнена их любовью, и важно только то, что касается их двоих. А сложные отношения с бывшей женой не имеют для них значения и ни на чем не могут отразиться.

Ей все было мило в нем. И его шутливость, и грусть, проскальзывающая во взоре, и аккуратная нежность прикосновений. Он будто боялся повредить ее, поломать. И это тоже казалось необыкновенным. Она уже знала, каким страстным и смелым он может быть, и от этого его сдержанная, не выступающая слишком явно сила, нравилась еще больше.

– Ты виделся с Михаилом? Как он?

– Правильнее сказать – видел ли я его? – Георгий нахмурился. – Видел… на пляже, пока ты спала. Но он отвернулся от меня. Я не стал подходить, подсел к кэпмену и его матрешке, и пульку с ними расписывал до обеда. А когда оглянулся, Мишка уже ушел с какими-то новенькими. Вечером сегодня… все вечером. Состоится разбор полетов, Катя.

Они остановились у номера. Георгий замолчал, уставившись под ноги. Было нетрудно догадаться, что предстоящий разговор с братом его не радует.

– Ну, держись теперь, – кисло улыбнулась Екатерина.

– Не пожалеешь, что отказалась от катера с осетрами? – попытался пошутить он.

Сердце болезненно сжалось от странного предчувствия. Она с нежностью взглянула на него.

– Зайдешь за мной утром?

– И не подумаю. Аркаше тебя оставлю на съедение.

Они топтались у входа, не в силах расстаться. Казалось нелепым, абсурдным быть разделенными наступающей ночью. Начавшаяся близость требовала продолжения, дальнейшего взаимопроникновения, познания друг друга. Но это было невозможно. За дверью слышались Тасины шаги, Георгию предстояло выяснить отношения с Михаилом, ситуацию с юбилеем.

– Не понимаю, почему ты нервничаешь? Он ведь даже не родной тебе брат и живет в другом городе. Чем ты виноват, что я не его выбрала? А я согласия ему не давала, ничего не обещала. Благодарна за помощь? Да, очень. Но не замужеством же отдариваться? Сейчас разъедемся, может, больше не увидимся. Что тебя мучает?

Георгий смотрел мимо нее.

– Не все так просто, Кать. Я многим Мишке обязан. Он мне в чем-то отца заменил. И он один, как перст. Дочь – ломоть отрезанный. У меня хоть сестра есть, а у него никого, кроме меня. И мы друзья с ним, не только братья.

– Ну, ладно, иди уже. Получи свои пендюли, предатель.

Они обнялись, с трудом разомкнув объятья.

Утро юбилейного дня выдалось жарким. Позавтракав в кафе, Георгий и Екатерина отправились на городской пляж, но им не лежалось и не загоралось на грязной гальке. Катя не решалась спросить, как прошел разговор с Михаилом, а Георгий помалкивал. Он вдруг резко поднялся и скомандовал: