Галина Полякова - Курортный роман с продолжением

Он не успел полюбить ее, как мог и хотел, а только бесконечно жалел.

Он говорил, что в его груди что-то дрогнуло и сладко заныло, когда далеко впереди он увидел девушку, стоящую с поднятой рукой на проезжей части. А подъехав ближе и заглянув в бездонные серые омуты, почему-то нажал на газ. Но, пролетев несколько метров, вдруг с ослепительной ясностью понял, что только что промчался мимо своей так и не сбывшейся мечты. Он затормозил и подал назад.

Он окутал ее своей любовью, погрузил в свою нежность, опьянил своей страстью. Он убедил ее родить ребенка – как залог их совместного и обязательно счастливого будущего. Он взял на себя нелегкий разговор с родителями. Рассказал о себе, объяснил свои обстоятельства и торжественно попросил ее руки, чем стариков совершенно обезоружил. Но он просил их подождать…

Он никогда не относился к ней, как к очаровательной юной глупышке. Не сюсюкал, не снисходил, не умилялся ее наивности. Не указывал, не поучал, не кичился умом и опытом. Его терпение, деликатность и удивительный такт превратили инфантильную маменькину дочку в достойную и равную ему партнершу, в сильную и уверенную, способную на поступки женщину. Он всегда давал ей понять, что она не прелестная молодая любовница состоявшегося мужчины, а единственная, желанная, бесконечно любимая женщина его жизни. Но он просил ее подождать…

Все знали, чего они ждут, но никогда не говорили об этом. Евгений ни с кем не мог поделиться, когда состояние жены ухудшалось, а Катя и родители из тех же соображений не решались спрашивать о ее самочувствии. Все труднее становилось объяснять не по годам разумному мальчику, почему папа не живет с ними, а только навещает. И зачем он потом увозит маму, если бабушка никогда не знает, какую сказку на ночь решено прочесть сегодня…

Двусмысленные ситуации, объяснения, похожие на оправдания, мучительные неловкости, где полу-ложь неотличима от полуправды, не становились привычнее и не рассеивались с годами, а накапливались и сгущались, как грозовые тучи, прорывающиеся ливнями.

«Странно, что мои сезоны дождей длятся по году», – задумалась Катя, сравнив продолжительность своего замужества и нынешней размолвки с Евгением.

Ее восхищала его выдержка и самообладание, способность беззлобно прощать ее жестокие эксперименты с обретением свободы. Он никогда не вспоминал о них, не упрекал в их болезненности для него, не смеялся над их неудачными результатами. Не обвинял ее в неверности, не мстил, не отвечал ударом на удар. Он просто умел любить ее.

Ее трогали глубина и постоянство его чувства, она не сомневалась в силе и искренности его желания соединиться когда-нибудь навсегда. И не его вина, что быть вместе по-настоящему не получалось. Не он, а она безумно устала ждать и верить в это, все не наступающее «вместе».

«Наверное, года достаточно, чтобы смылось все лишнее, наносное, неглавное. Чтобы все обновилось и началось сначала», – решила Катя.

После Жванецкого опять поставили музыку. Ленке кто-то позвонил, и она скрылась в кухне, оставив на полу змеящийся провод. Евгений предложил потанцевать. Катя закрыла глаза, покачиваясь в знакомых объятиях под блюз Чарли Паркера. Сдержанный аромат английского парфюма ностальгически защекотал ноздри. Тепло ласковых рук напомнило об их удивительной способности убеждать в непременном и близком счастье. Но вспомнилось и то, как легко улетучивалась уверенность в его непременности, стоило разомкнуться этим убедительным объятьям…

Зато сейчас, понимающе подмигивая и одобрительно кивая, совсем рядом раскачивались в ритме блюза затертые сентенции «От добра добра не ищут», «Лучшее враг хорошего», «Надежнее синичка в руках, чем журавль в небе»… И действительно, мало кто из ее знакомых женщин столько лет имел в своем распоряжении такого мужчину – красивого, успешного, любящего…

Евгений осторожно привлек ее к себе, готовый отпрянуть, если Катя проявит недовольство. Но никакого неудовольствия она не ощущала, расслабленная волнующими прикосновениями и чудесным коньяком. Горячие губы коснулись ее виска.

– Как же я соскучился, если б ты знала…

– Я вроде тоже, Жень… – она подняла на него потемневшие глаза и потянулась, готовая к поцелую…

Вылетевшая из кухни Ленка помешала ему состояться.

– Кать, тебя! – подруга многозначительно вращала глазами, потрясая трубкой над головой.

– Меня? Кто? И почему сюда звонят? – удивилась Катя. – Ты кому-то сказала, что я буду у тебя?

– Подойди!

Катя протянула руку к трубке и испуганно замерла.

– Из дома? Что-то с мамой?

Взъерошенная Ленка мялась и жалась, краснея пятнами.

– Нет… Иди, сама поговори.

Она плотно закрыла за собой дверь кухни.

– Алло, слушаю, Катя.

В трубке молчали. Потом откуда-то издалека донесся низкий, с легкой хрипотцой голос, от которого ослабели колени.

– Привет…

Она медленно сползла по кухонной двери.

– Это ты?

– Не ждала?

– Ты в Москве?

– На главпочте Киева.

– Я думала… ты забыл.

– Как видишь, нет. Не то, что ты. Поздравляю с днем рождения, Катя.

– Спасибо. А что значит «не то, что ты»? С чего ты взял?

– Не надо, Кать. Я все знаю.

– Очень интересно. Что же ты знаешь?

– Ты не одна сейчас.

– Что за глупости? Я одна. Мы с Ленкой отмечаем мой тридцатник, мама больна, ей не до меня. А как ты вычислил, что я здесь?

– Обижаешь. Сама же говорила о доверенном лице. Не зря ей доверяешь, не выдала тебя.

– Нечего выдавать! Говорю же, мы с ней вдвоем.

– Перестань. Меня обмануть невозможно. Я говорил тебе про мою интуицию? Она звериная у меня, милая Катя. А тебя я вообще чувствую через все расстояния. Ну? И на чем порешили? К тебе двинете или останетесь у Леночки? Старая любовь не ржавеет?

Она сидела на полу чужой кухни, подперев спиной дверь, прикрыв рукой трубку, и не могла понять, как жила без этого голоса, без этих ревнивых недоверчивых слов не только три последних месяца, а всю свою предыдущую жизнь? И огромное, ослепительно сверкающее, звенящее малиновым звоном счастье накрыло ее золотым куполом.

– Хватит, Георгий! Когда ты уже приедешь, наконец? Почему не звонил и не писал? Где тебя носит? Я умираю без тебя. Я…

По воцарившемуся взволнованному молчанию она почувствовала, что он обрадовался ее словам. Пауза длилась, неся мир.

– Правда? Ты еще хочешь увидеть меня?

– Гошенька, скорее! Скорее приезжай! Ну, когда? Когда же?

– Через три дня.

– Господи! Да почему так долго? Почему не завтра, не сейчас?

– Кать, я не один приеду. С Мишкой. Не прогонишь?

– С Мишкой, с Ванькой, с чертом лысым, только скорей! – Она вдруг остановилась. – А ему-то что в Москве понадобилось? Что твой Мишка здесь потерял?

– Говорит, давно в столице не был, хочет покупки какие-то сделать, знакомых навестить, в кабаке хорошем погудеть.

– Черт с ним, пусть едет. Я устрою вас у одной бабули, она комнату сдает на непостоянной основе. Георгий!!

– Я!

– Гоша!

– Слушаю!

– Гошенька…

– Ну? Что? Говори!

– Я жду тебя…

– Лечу, радость!

Она вернулась из кухни совсем не такой, какой вошла туда.

Евгений понял это, вглядевшись в ее лицо. Он не стал спрашивать, кто ей звонил, разыскав у подруги поздним ноябрьским вечером. Они вышли в прихожую.

– Мне уйти?

– Прости. – Катя взяла его за руку. – Все изменилось в моей жизни, Женечка.

– Уже понял. Мужчина?

– Не хочу об этом.

– Хорошо, что не женщина, – попытался пошутить он. – Подождем, какие наши годы. – Он провел рукой по ее разлетевшимся локонам. – Просто помни, я… на месте. Мужа твоего пережил, а уж это… – Евгений натянул кожаную куртку, задумчиво глядя на нее – Я бы поборолся за тебя, но… Не забывай и лихом не поминай. Знаешь, я… Все ты знаешь, Катя.

– Знаю. Прости, Женя.

Евгений ушел, не попрощавшись с хозяйкой. Катя, казавшаяся такой близкой и достижимой уже сегодня, вновь ускользнула от него. Морозная темнота полнилась ароматом ее духов, а ладони, еще недавно касавшиеся стройного тела, покалывали и горели. Он шел к машине, припаркованной в соседнем дворе, перешагивая грязные лужи и что-то бормоча, словно вел с кем-то надоевший, затянувшийся диалог.

– Ну, что теперь скажешь? Может, опять думаешь, что все случайно сошлось? И квартирка у бабки мгновенно нарисовалась, не успел попросить, и кабак центровой по первому слову. Очередь на морозе дробь отбивает, а перед ней халдей двери распахивает, в пояс кланяется! Обратил внимание, как стол-то накрыт был? Все продумано – рыбка, икорка и выпивка, а пожрать нечего. Деньжищ куча, а толку ноль.

– Ты это к чему?

– А к тому, что на раскрутку похоже. Пей, пьяней, а закусить нечем. Хочешь продолжения, плати дальше. Столько отдали и голодными ушли! Ни салатика столичного, ни язычка с хреном, ни котлетки по-киевски. Еле наскреб, чтоб деликатесы эти оплатить, больше ни на что не осталось.

– Не преувеличивай. Она сама расстроилась, что поесть было нечего. Знакомая их подвела, я сам слышал, как Лена с ней по телефону договаривалась. Велела столик зарезервировать и шампанское поставить, а остальное, мол, как за стол сядем. А они перебдели. Решили, раз гости иногородние, то не меньше, чем старатели со слитками в зубах или чуваки из Якутии из трубки кимберлитовой выползли на свет Божий посмотреть.

– А подружка ее, Ленка эта? Та еще мамзель. Знакомые – по всем кабакам. Позвонила, и – пожалуйста. И сама по первому зову рванула с неизвестными мужиками. Как будто сидела и ждала, мазана крашена в платье с открытой спиной. Через полчаса уже прискакала!

– Ты же сам просил подружку прихватить. Чем не доволен-то? Что после кабака к себе не позвала?

– Не больно-то и хотелось. Ни сиси, ни писи – Бухенвальд! Я, как тебе известно, на кости не бросаюсь. У меня другие ценности в жизни.

– А то! Конечно, известно. Чтоб бюст перед собой двери открывал, а за ним сама пава выплывает. А Ленка не тянет, куда ей. Зато она девка нормальная, подруга верная, не трепло. Это нечасто у баб бывает.

– Ну-ну. Пока носом в дерьмо не ткнешься, так и будешь адвокатствовать. Приударил бы за ней, тогда бы и рассуждал про ее дружбу. Сколько раз тебя учил – хочешь подноготную о своей узнать, уложи подружку! Такое порасскажет, уши свернутся. Такая у них верная дружба.

– Знаток! Мне до тебя далеко.

– А ты как думал? Зря, что ли, столько лет небо коптил? Все знаю про породу их бабскую. Сам со второй так и поступил. Завалил подружку, а она и давай правду-матку вываливать про Наташку. Все наружу и вышло. Такое открылось, держите меня, други верные! Все они одинаковы. И эта такая же, только поумнее других да похитрее. Ресничками хлоп-хлоп, мордашка свеженькая, глазки невинные, а сама чего только в жизни не успела. И с женатиком крутилась с молодых ногтей, и ребенка прижила, и замужем побывала – грехи прикрыла. Мужа кинула, как только ее папик опять на горизонте нарисовался, да еще с башлями, небось, немереными. Квартирку-то вон какую ей отгрохал, не пожадничал. Знал неплохо, чем отдарится девушка. Ничего не пожалел ради доступа к любимому телу. И ее понять можно, конечно. Как одной-то с дитем? А тут – родной отец, и от сына не отказывается. Муж-то, как понял, в НИИ каком-то вкалывал за копейки? И она мэнээ-сом в таком же нииуё. А ведь все нынче денег стоит, и немалых. Поболталась золотая рыбка по мелководью, хвостиком махнула и вернулась в сытный аквариум щедрого дяденьки. Внимательно осмотрел квартирку-то?

– А что там такое?

– Стенка немецкая, ковры на полу, три телевизора, даже на кухне. И все японские. Усек? Люстра в гостиной хрустальная, чешская. Я за такой целый год в очереди отмечался. А шубку-то ее видел? Это ж норка. Из цельных шкурок! Помнишь, во сколько тебе из лапок обошлась для Татьяны? Я высылал, не хватило. До сих пор не отдал. Ну, это я так, к слову… Что молчишь? Задумался?

– Мужик у нее крутой был.

– Был? Ты хуже дитяти малого! А может, как был, так и…? Молчу-молчу. Но хороша! Ничего не скажешь. Я б ее с большим удовольствием. Чего смотришь? Сказал же, я – вне игры. Я не ты! Сказал – сделал. Давай, сам оторвись, раз так завелся. Но если честно, и после тебя бы не отказался.

– Не думаю, что она согласилась бы.

– Не согласилась бы? Дурачина ты, как погляжу! Знаешь анекдот про английскую королеву? Там герцог один ей заявил, что все женщины продажны, а та возмутилась и спросила, во сколько же он оценивает королеву Англии? Помнишь, что герцог ей ответил? «Вот видите, мадам, вы уже торгуетесь». Так что, дорогой сэр, все зависит от предложенной суммы. Это тебе везет, голодранцу… не обижайся, а денежки все бабы любят.

– Ты уже все решил! Записал ее в путаны. Не горячишься?

– Не в путаны, а в дорогие содержанки. Посмотри, как она живет и к чему привыкла. Баночки, скляночки, пузыречки, бутылочки. Это же все стоит недешево, мой мальчик. Тебе такой уровень не потянуть. А сорвешься – и вовсе.