— Ир, молода ты ещё судить. Здесь мужичьё зажралось. Конкуренция большая. Детсад на пятки наступает. Сцапала одного, но болтается, как сопля на палочке. Вот-вот прозреет и сорвётся, потеряю. Семья крепко держит. Наши-то мужики век денег не видали, получку жене тащили, если десятку зажулит — радости полны штаны. А тут деньги заработали. И жене хватает и детям и себе остаётся до фига. Обалдели. Вот и покупают всё, что только хочется. Глаза с блюдце: одну девку схватят, вторую… Раньше-то молодые да длинноногие не по зубам были. А теперь на хруст зелёненьких, как мухи на мёд слетаются. Несёт мужичков. Грех же руки не погреть. Без вопросов скручу я его в баранку, уйдёт он из семьи, женится на мне, но удовольствие-то мне ноль. Всю оставшуюся жизнь на страже, а вдруг он моложе купит. Поймать его на ребёнке, заставить купить квартиру и выуживать деньги можно, но обидно, опять тетерю лови для постели… А француз жену искал. Ему для выходов в свет нужна красивая, эрудированная, спортивная. Чтоб и выглядела на все сто и поговорить могла и дом вела, это ж такой список только наши бабы осиливают. Причём, заморский мужик всё ценит и оплачивает.

Надо ли говорить о том, что я не ожидая ничего подобного, плавала в её откровенности. Даже была поражена. Я слушала её и жалость топила меня. Почему наши лучшие в мире бабы такие дуры. Растаяв, я чуть не выключила запись. Опомнившись, подумала. Что барышню, конечно, жаль, но она ни словом не пожалела мать Вики или Вику. Откинула и забыла. Вся речь только о себе. Как устроиться ей удобнее и добротнее. Такая злость меня взяла на наших мужиков. Деньги заработать знают как, а с девками полная лажа. Доят их, как ослов. Допив вторую чашку кофе, я обещала ей, как только он выйдет на меня, так ей сразу и позвонить. Естественно он больше не вышел.

— Не переживай, будет ещё француз или канадец, а может швейцарец, какая разница… — утешала я её на следующей встрече.

— Ты, права, — усмехнулась она, — какая разница с кем заводить любовь.

Меня передёрнуло. За что достаётся любви. Неужели нельзя это выразить как-то иначе. Зачем такое красивое и сильное слово возить в дерьме. Забравшись в душ, я долго мылась, яростно скоблясь мочалкой, словно стараясь отмыться от навоза к которому прикоснулась. А потом позвонила Глебу и попросила забрать меня на ночь. Что он с превеликой радостью и сделал. Увидев меня такой — никакой. Он всполошился.

— Малыш, что за дела, тебя кто-то обидел?

Я, боясь расплакаться, помотала головой. Когда я ему звонила, мне просто хотелось, чтобы он был рядом. Ничего сверхестественного, захотелось так нежно прижаться к нему. А сейчас наоборот, постучать по его спине ладошками и сказать — случись на его пути появиться такой охотнице, я буду бороться за него. И возможно даже пользуясь советом Лены выдеру ей космы, но Глеба не отдам. Но я сверлила глазами дорогу и молчала. Глеб, поглядывая на меня, остановил у перехода и сбегал за букетом. В салоне запахло цветами. Он подсел ко мне и, забрав мои ладошки, заглянул в глаза.

— Ну, что случилось?

— Я люблю тебя.

— Иришка, я тебя тоже, но отчего такое настроение?

— Обещай, что когда тебе будет сорок пять и у тебя начнутся мужские заскоки ты не будешь торопиться отказываться от нашей с тобой семьи.

Глеб проявив убойное терпение, дослушав моё бормотания, захохотал.

— Что вы там с девчонками опять напридумывали? Наверняка вышли на тропу войны… А потом будете себя за это очень не любить.

Он уже был в курсе того, что в его похищении участвовали почти все по мере возможности. И потому считал нашу пятую опасным объектом.

— К несчастью с вами можно обойтись без сочинений. Вы создателем спрограммированы с отклонениями. А может виновных нет. Закралась ошибка и программа в 40–45 даёт сбой.

— Кисунь, в каждом возрасте свои плюсы и минусы…,- попробовал отшутиться он.

— Ты смеёшься, а это очень серьёзно. Очень.

Внутри у меня всё противно зашевелилось, и на глаза стали наворачиваться слёзы.

По моему виду точно скажешь, что жизнь висит на волоске, а разговор идёт между жизнью и смертью. Глеб, беря меня в жёны, конечно же, догадывался, какая весёлая, полная неожиданностей жизнь его ожидает. И почти с первых же дней включившись в борьбу с воришками, я не разочаровала его в этом. И вот сейчас он, борясь с улыбкой, притянул меня к себе и принялся целовать.

— Сдаюсь. Видишь, серьёзен, как сторож у амбара. Обещаю в тот опасный возраст не отлучаться от тебя ни на шаг.

Слёзы враз высохли, а живот успокоился. Я засмеялась и обняла его за шею.

— Поехали домой, а то я соскучилась по тебе, как Снегурочка по Новому году.

Глебу дважды повторять не надо…

Уговорив одного курсанта, естественно, не безвозмездно, сыграть роль частного детектива, якобы нанятого его дочерью. Отправили его к Викиному отцу с доказательствами. Он юрист ему полезно поучаствовать. Правда пришлось поупрашивать. Мужики трусливы. Но зелёненькие сыграли своё дело. Отрезвление прошло на ура. Родитель прозрел. Отвалил «частному детективу вознаграждение», которое мы с ним по-братски и поделили. Довольные, мы отметили это дело тортом. Теперь солидный гражданин хищниц до конца жизни будет обходить седьмой дорогой. Неплохой урок для нормального мужика.

28

Марина крутилась у штабелей плит, рядом с плацем, ожидая девчонок, кормила щенков и поглядывала на выход из института. Когда к ней подошла незнакомая девушка с разговором, она удивилась. Но приглядевшись, вспомнила — именно эта барышня была с Богушем в Карпатах. Значит, подкатила не просто так, а с интересом.

— Привет!

— Взаимно, — усмехнулась Марина.

— Ты ведь Богуша знаешь?

— Это с какой стороны посмотреть…,- расплылась в неопределённости Марина.

— Сбегай в институт, позови. Звоню, звоню, а мобильный ни гу-гу.

Маринка во вранье ориентировалась по ходу. Вроде врать не хорошо, но вроде как не соврать тоже нельзя.

— А он отключил его.

Девица мигом насторожилась.

— Ты-то откуда знаешь?

Маринка не моргнув глазом:

— Так у них совещание у генерала.

— Придётся подождать, — вздохнула барышня.

Это ещё зачем? Обомлела она. Придётся сочинять дальше. Кто спрашивается просил ввязываться…

— Вот этого я вам делать не советую.

— Почему?

Конкретный вопрос чтобы на него такого соврать… О!

— Затянется часов на шесть, восемь. Генерал наш поговорить любитель.

Девице явно этого было мало и она пыталась продолжить разговор.

— Послушай…

Маринка затаила дыхание и подняла глаза. Вся внимания.

— Да?

— Расскажи какой он?

Совсем интересно. Могу задать вопрос.

— А вам зачем?

Та помялась и пооткровенничала:

— Как женщина женщине. Меня познакомили с ним. Ничего вроде. Даже очень ничего. У меня на него серьёзные виды. Но… хочу узнать поближе.

Надо же какая прыткая, сейчас я тебе расскажу в какую сторону смотреть… Ты как раз на правильного человека нарвалась.

— А… Не советую. Он такой, такой… со странностями. Его все сторонятся. Пьёт много и жестокий до ужаса. Курсантов бьёт почём зря. Говорят, он был три раза женат и бил жён до инвалидности.

— Бог мой, неужели правда, а так не скажешь…

— К тому же у него куча детей.

— Вот так-так. Спасибо подруга.

— Не за что. Обращайтесь если что, подруга.

Маринка изловчившись так припечатала берцем её тонконосый замшевый сапожок на металлической шпильке, что дамочка посветлела на три тона, своей пудры, и закусила губу.

Разговор прервали торопящиеся к ней девчонки. Отойдя в сторонку, они заинтересованно спросили:

— Что этой мочалке от тебя надо?

— Сведения о курсовом.

— Вот это да! Дала?

— А как же…

А в окно стучалась, тем не менее, весна. Заинтригованные, мы не возражали. Пусть идёт, ждём не дождёмся никак. Последние две весны мы с девчонками пропустили. Выпускной класс, первый курс — не до неё цветочной и шальной. Только в эту, похоже, сойдём с ума. Вон она какая ранняя и настырная. Гонит зиму ручьями да горластыми птицами. Хочу безумно, подснежники, ландыши, тюльпаны, черёмуху без разницы, чтоб только пахло весной, цветом. Глеба люблю ненормально жадно, аж страшно самой. Это цветение черёмухи под нашими окнами, подснежники на углу в бумажных кулёчках кружевные облака на небе, придавали мне уверенность. Балансируя на грани безумия, мы сгораем в страсти лишь коснувшись кончиками пальцев тела другого. А уж попав в объятия друг друга нас не докличешься и не найдёшь. Глеб, счастливо посмеиваясь охал.

— В тебя как бес вселился.

— Его имя весна.

Найдя на столе первые весенние цветы, переставляли их к Натке на тумбочку. Понятно всем, взводный старается. Вика с Сашей страдают каждый в свою жилетку не в силах ни один переступить через свой характер. Периодически то один, то другой просит меня помочь, но я не тороплюсь. Помочь себе они могут только сами. Ведь лучше чем сам ты себя не знает никто. Сашка подъехал к университету, якобы ко мне, но, перекинувшись со мной для вида парой слов, отправился тут же к Вике. Хитрец. До моих ушей донеслось.

— Викуля, как дела?

— Как сажа бела. — Усмехается Вика.

— А сердитая почему раз всё прекрасно?

— По кочану.

— Понятно, настроение мочало. — Саша не знал, как подойти. Девчонка явно пыталась от него отделаться. Обидно, но может это выпендрёж и она так по малолетству прикидывается. На всякий случай изображая усмешку, хорохорился, хотя злость распирала. «Ну что я такого сделал…» Ира посмеивалась над их мучениями. Сейчас Сашка уйдёт и Вика будет хныкать и ругать себя почём зря за строптивость. Но случись ситуации повториться опять будет так же отбиваться и наскакивать. Вот поэтому с помощью она по-прежнему не спешила. Пусть выруливают сами. А то запросто сделают хором виноватой.

Лена, уютно устроившись на подоконнике, вдыхала запах цветущей под окном сирени. Она разрослась огромными кустами: белая, тёмно бардовая, сиреневая. Крупные, пушистые цветы теребили душу. Когда я вижу или вдыхаю сирень, мне кажется, что именно так пахнет мужчина на первом свидании, когда хочет произвести впечатление, покорить… А любовь женщины должна благоухать ландышами. Я вдыхаю этот запах заполнивший всю комнату и говорю о своём впечатлении девчонкам. Они удивляются, а Ленка, откинув скучающее выражение, приглашает поучаствовать в просмотре всех. Мы не отказались. Враз взгромоздились на подоконник. В азарте спихнули книгу. Снизу заорали. О! Значит, упала не просто так, а в цель. Девчонки дружно отпрянули от окна. И спрыгнув с подоконника, нехотя отошли подальше. Здесь уж не до запахов весны. Голос был гнусавый и напоминал воспитателя. Этот мигом всю весну воспитательным процессом из голов выбьет.

— Ленка, книга библиотечная? — шепчет Вика, как будто нас услышат на улице.

— Моя.

— Там ориентиры были? — не унималась Маринка. Зашуганая, эта боялась уже всего.

Та неторопливо думала, поглядывая на подруг.

— Надпись что ли? Нет, не было.

Все облегчённо вздохнули.

— Фотография Славки вместо закладки лежала, — вспомнила Лена.

Ничего себе «нет». Попадание прямой наводкой.

Договорить не успели в комнату вошли взводный с обиженным в доску воспитателем. Он с ходу решил, что его мечтали прибить. И вот эта книга не что иное, как маленькая месть ему за его старания сделать из нас людей. Взводный был непробиваемый монолит. А воспитать по всему видно взволнован. Он теребил платок в руках, то засовывал его в карман, то вытирал им вспотевший лоб.

Надо как-то выруливать ситуацию.

Хором бросились объяснять, что это случайность и убивать никто никого не собирался. Иначе бы убрали фотографию или кинули горшок. Взводный показал за такие бредни нам кулак. Но всё обошлось. Уф! Они ушли, а мы упали на кровати и принялись хихикать. Не мужик, а бегемот.

Но это не был единственный случай покушения на офицерский состав. Цепочка несуразиц продолжалась. Маринка опять уронила курсового. Это не шутка. Он действительно грохнулся и не просто грохнулся, а проехал на пузе. Наряженный в новую форму, высокий и бравый, он шествовал по столовой. Ему в голову не могло прийти, что Браун подложит ему такую свинью. А Марине пришла в голову мысль намыть полы со стиральным порошком. Чисто с хорошим намерением. Исключительно для красоты. Она как раз дежурила там. Намыла. И всё бы хорошо, но они высохнуть не успели. Он растянулся. Никто про такое и подумать не мог. Девчонки пили чай, отмечая победу над нарядом, когда донеслось до их ушей падение тела и его любимое: — Ё, п, р, с, т. Бросив всё, они рванули в зал. Курсовой валялся на полу и был похож на чушку. Кошмар!