— Что ищем? — спросила, крепко прижимая руки к бокам она.

— Трупы, — скривился Тарасов.

— Мы их во дворе закапываем, — на полном серьёзе заявила Лена. — По одному за ночь.

Но взводного с толку не сбить. Вытащив оттуда кучу куриных костей и скомканных салфеток, он воззрился на пунцовую курсантку Наташу Кучер.

О том, что тот слон кинет там кости, наши мозги не додумали. Похоже его бог ничем кроме силушки не наградил. Мозгами уж точно обидел — если дал, то самую малость.

А взводный стоял в бойцовской позе. Ноги на ширине плеч. Одна рука на ремне, вторая устремлена на вещественное доказательство — кучу костей. В его:- Это что? — нам послышалось что-то очень напоминающее ревность.

Мы переглядывались. Нашлась опять Лена, ответила намеренно безразличным тоном:

— Зарыть не успели, только обглодали…

Вот Ленка даёт! Зашибись. Девчонки с усердием таращили глаза и жали губы, чтоб не расхохотаться, я тоже держала себя из последних сил, чтоб не хрюкнуть. Однако его на мякине не проведёшь. Взводный стоял столбом, не собираясь двигаться с места.

— Ты мне голову не морочь… Я тебе не Иванушка-дурачок. — Озлился капитан. Ещё скажите, что у вас там никого не было?

— Нет, — качает головой Лена. — Пёсику собирали, что под плитами живёт. Жаль животное. Все ж ему носят, а мы что рыжие что ли…

По-видимому такое объяснение его устроило. Пёсик под строительными плитами действительно был в наличии. Враз осмотр места происшествия закончился. Стороны поулыбались друг другу, и ни слова не говоря, он выключил свет и хлопнул дверью. Наташка, упав на кровать, почти истерила. Мы, уткнувшись в подушки, хохотали.

— С чего вы ржёте, подумает ещё, что я прятала там любовника, — пискнула, не разделяя нашего веселья, она несчастным голосом.

— Какая разница пусть думает, что ему вздумается, подумаешь. Чего ты дёргаешься, какое тебе до него дело… — Но посмотрев на Натку, Вика осеклась на полуслове. По Наткиным щекам текли слёзы.

7

По городу гуляла осень. Мерзко моросил дождь. Поздняя осень это не сверкающая в лучах солнца утренняя роса и плетущая тенёта любви паутина. Мёртвые листопад и холодные капли за воротником. Всё остывает: земля, чувства… Хотя люди редко бывают всем довольны. Ноя и выпрашивая у бога за ради христаради одну подачку, тут же на завтра зарятся на другое. Но куда деваться, так уж устроен человек. Всё ему мало или не то и не так. Присяга, которая была главным содержанием нашей жизни, осталась позади. И нас не так мордовали, и дёргали. Значит всё правда, не соврали и будет легче. Мы расслабились и враз стали привередливыми. Теперь нам было этого уровня свободы мало. Мы ждали с величайшим нетерпением, когда нам разрешат бывать дома. Скорее бы уж, скорее. А то так, чего доброго, и осень пройдёт… Ура! На выходные нас наконец-то отпустили домой. С увольнительными быстро разобрались. Лена и Вика иногородние, поэтому мы забирали по очереди их к себе. Я взяла Вику, а Наташа Лену. Брат был в командировке, и я со спокойной совестью разместила её у него. Но ему с чего-то вздумалось появиться среди ночи и без предупреждения. В результате его сюрприза нас всех разбудил ночью дикий в два голоса вопль. Сердце прямой наводкой ушло в пятки. Справившись со сном, мы все оказались в его комнате. Видя такое сборище, Вика полезла в халат, а Сашка в домашний костюм, валявшийся на стуле. Я, сориентировавшись, забрала приходящую в себя подружку и увела к себе. Родители, тоже сообразив из-за чего переполох, убрались восвояси. Сашка потушил свет и принялся хохотать. Через десять минут он пришёл к нам с Викой и, не включая свет, посмеиваясь, извинился.

— Не раздавил?

— Нет, — тоже смеясь заверила Вика.

— Тогда чего орала?

— Напугалась просто. Ночь. Спала. Вдруг, бах, трах, упал кто-то…

— Ну, раз жертв нет, тогда спокойной ночи.

— И тебе её же, обормот, — пробурчала я.

После его ухода, мы долго пересмеивались, до самых пор пока не уснули. Утром за столом, брат с Викой довольно-таки часто хватались за одну чашку или кусок пирога. Вика, смущаясь, отступала, а тот нахально ел её глазами. С чего он выделывается? Неужели моего железного братца пересмешника зацепила курсантка случайно оказавшаяся в его постели. Похоже, его напор Вику тоже смущает…

Время крутилось, как карусель. Мы даже не заметили, как побурела трава и жёлтым листопадом сошли леса. В такой кутерьме не до осени. Земля затвердела, прихваченная заморозками. Зато сразу ощутили и заметили снегопад. Да и как могло быть иначе, если первый снег ударил по нам лопатой. В прямом смысле. Нас подняли ни свет, ни заря, выдали по огромной деревянной лопате и отправили чистить плац. Взводный пытался доказать кому-то невидимому по телефону, что это безумие и лопаты придавят нас быстрее нежели мы используем их, но тщетно. Наш невидимый противник был неуступчив… Ему главное, чтоб были все при деле. Велено вывести всех, пусть работают. Капитан сдался. Мы, горько вздохнув, отправились на прорыв. Лена, посадив полусонную Наташку на лопату, везла, как на санках. Взводный, таща её инструмент, с тоской смотрел на все эти брызги детства.

В первую траншею, Тарасов выставил скрипевших, как всегда ребят: «А что мы? Почему бы не девчонки?» — и так далее и тому подобное… В них это равноправие с молоком матери вползло и с пелёнок бурлит. Орлы ничего не скажешь. Какой дурак то равноправие придумал. Я так решительно против. К тому же оно нам ничего кроме как работы не прибавило, а зарплата так и осталась в проигрыше. Приплюсуем к тем нагрузкам семью и детей, и чётко вырисовывается, что речь о том равноправии ведут подкупленные мужчинами женщины. Только мужикам выгодно сделать из нас вьючных лошадей. Спасибо Костику поставил нас за ребятами. Нам оставалось собирать только крохи за ними. Если мы с Викой ещё как-то таскали лопату туда, сюда, то с Наткой глухо. Только она поднатужившись разбегалась, как летела вместо снега прямиком в сугроб. Парни, бросив работу, принимались ржать, а взводный искать её в том сугробе. «Потеха!» После пары раз таких раскопок они чистили снег вместе. Вернее сказать, чистил он, а она держалась за ручку, таскаясь рядом, чтоб не упасть. Зам начальника института вышел посмотреть на то, как спориться работа и выполняется наказ. Взводный, воткнув лопату в снег, направился к нему выгораживать нас. Но тот, сбрасывая на снег пепел, проржал, что работа делает из обезьяны человека, а на бабах всю жизнь пахали, отчего они живут дольше мужиков и пусть скажут за это спасибо. Для чего же они нужны ещё, если не для работы да множиться. Тем более, сюда они залезли добровольно и их никто собственно-то и не приглашал. Костик пытался вставить в длинную и содержательную речь слово, мол, девчонки же, что без них не справимся что ли. Но полковник был крут и скомандовав взводном у «кругом» отправил обеспечивать надзор. Угрюмый Тарасов вернулся к нам. А мы расквашивались в прямом смысле слова. Хлипкие берцы быстро промокли. Бушлаты от влаги намокли и стали сто пудовыми. Шапки ушанки с нас постоянно от такого усердия падали. Видок был ещё тот, не приведи Господь. Маринка вообще с нахлобученным на самые глаза головным убором, чуть не влетела под колёса прирулившего на службу начальника курса. Он выскочил из своего «ниссана», как ошпаренный. Не церемонясь заорал:

— Ё, п, р, с, т… Тарасов ты сдурел? Кто распорядился? ЧП хотите заиметь? Взводные ко мне.

Подскочившие взводные попытались объяснить ситуацию.

— Чтоб бабского духа тут не было. Марш отсюда.

— А как же приказ? — козырнул уточняя капитан Тарасов.

— Я разберусь. Уведите эти снегоочистительные комбайны в общежитие.

— Говорил им, что толку ноль, а мокрые до ушей будут, но разве Ботова прошибёшь…,- оправдывался Тарасов. — Заболеют ещё… Получим, как пить дать получим.

Обрадовавшись, мы побросали лопаты и рванули наперегонки в общежитие. Откуда для такой прыти силы взялись? Эврика! Только что болтались как веники. Наверное, искать источник нужно у Всевышнего в его проекте под кодовым названием «баба». Ребята недовольно загудели: — Лопаты хоть возьмите. — Им доставляло удовольствие то, что мы мучились рядом. И от такой поблажки было невтерпёж. Впрочем, как и всем мужикам. «Я сделаю, только ты рядом посиди», — всегда заявлял моей матери отец, если требовалось что-то отремонтировать или забить гвоздь. В такие минуты я представляла, что бы было, если б она ему заявила: — «Я сварю, зайчик, только ты рядом посиди». Ох бы крику было, на что его драгоценное время тратить заставляют. По мелочи она давно уже всё делает сама иначе можно до бесконечности слушать о том, что лампочку ввинтить или отрезать там какой-то провод — это плёвое дело, которое она давно могла сделать сама. А вот разогреть картошку с котлетой, это не плёвое дело и его непременно должна сделать мама. На этот счёт я могу рассуждать до бесконечности. И в отличие от феминисток, я их жизнь облегчать не собираюсь. Правда, ответственная Ленка притормозила и предложила вернуться и отнести на место их постоянной стоянки те троклятые лопаты, но мы так припустили, что она отказалась от этой равноправной идеи, поняв, что нам не до лопат и равенства полов. Больше к чистке снега никому не стрельнуло нас привлекать.

Всю первую зимнюю сессию мы провели в читальном зале университетской и институтской библиотеке. Выкрутились все. Нагрузки страшные. По сути мы за раз тянули два института: военный и гражданский. С этим военным напрягом и не заметили, как пронеслись зимняя сессия и каникулы. С одноклассниками связь почти со всеми растеряли. Нам друг с другом стало скучно. Совершенно разные взгляды на жизнь. У них подъём и разбег в модельные салоны. У нас тоже подъём и тоже разбег, но в берцах и на физзарядку. Так что все каникулы перезванивались и скучали друг по другу с девчонками из комнаты номер пять. Правда выспались и отдохнули.

8

Армия вновь началась с встречающего при всём параде взводного на этаже. Нашего: Здравия желаю! Никак нет! Разрешите идти? Первые же дни после каникул вывели всех на плац. И вновь зычная команда подполковника ставит всех в строй.

— Курс, построится. Шагом марш! Отставить. Всем на исходную. Забыли, разленились, бардак. Смирно! Разговорчики в строю. Напра-во. Шаг-ом марш!

И мы маршируем тяня носок и прижимая руки по швам.

— И раз, — звучит команда. Наши головы в едином порыве повёрнуты на право. Мы идём собрав дыхание в груди.

— И два. — Выдох, отмашка рук и взгляд упирается в затылок идущего.

— Ну это ещё куда ни шло. — Улыбается подполковник.

Ничего себе «куда ни шло» у меня наверняка отвалилась подошва. Но куда деваться, армия без строевой не армия.

Потихоньку зима к нашему неописуемому счастью сошла на нет, уступив место солнышку и первым жёлтеньким, глазастеньким цветам. Нет, вы нас неправильно поняли, мы не против зимы вообще. Мы против фасонов бушлатов неопределённого размера, ловко делавших из нас мешки с мукой или камуфлированные подушки. Такие себе колобки на тонких ножках. Но зима выявилась не такой уж и длинной.

Весна! День заметно прибавился. Днём солнышко пробивает лучами снег, а из-под него на асфальт текут блестящие юркие ручейки. Автобусы, витрины и даже окна нашего общежития улыбаются нам чисто вымытыми стёклами. Город, как и мы несчастные, рад весне, ему надоела накопившаяся за зиму грязь и тяжесть. С каждым днём тепло набирает обороты. И вот уже весна, разбежавшись во всю прыть, бьёт мягкими жёлтыми котиками по мозгам. Флаг ей в руки, но весной, не дав вздохнуть полной грудью, нас стали мучить физической нагрузкой. Это было нечто. За зиму все расслабились и отъелись. И вдруг на тебе приплыли. Бег. Кошмар. Когда мы вечером прикидывали, как побежим первый круг, второй… Натка отвернулась и всхлипнула.

— Ты чего? — затормошила её Вика.

— Я так далеко, как вы не заглядываю, умру на первом полукруге.

Маринка с Викой прыснулись, а мы с Ленкой переглянулись. «Что-то надо делать?»

— Так, пятьсот метров побежишь. Не моргай, взводный на чеку, в крайнем случаи дотащит тебя до финиша. А километр… э-э-э… справку возьмём.

— Какую? — простонала Натка.

— От медиков, что ты больна. Взводный проглотит, и рад ещё будет, что не тащиться за тобой километр с аптечкой и носилками. Только чтоб все остальные были в полной боевой готовности.

— А что если нет…

— Вспылит и может выгнать всех.

Но в полной и всем — не получилось. У Маринки с нервных перегрузок раньше срока начались месячные. Она рядом с Наташей села на скамью наблюдения. Сто метровку Натке стараниями взводного защитали. Пятьсот — с горем пополам. В тот раз она грохнувшись, ползла метров пять на коленях, причём скорость была не хилая, но забегу на четвереньках не удалось состояться. Тарасов выловил и, держа под мышки, домчал до финиша. Время пробега было такое мощное, что хоть ставь на соревнования. Мы хихикали: знай наших! Взводный даже не улыбнулся. А сегодня Наташа сунула ему под нос справку с освобождением. Так бы наверняка сошло, но Маринка тоже предъявила такой же документ. Взводный вдруг упёрся, заартачился и потребовал объяснений. Что за проблема и поконкретнее. Девчонки мялись не зная, как на пальцах объяснить ему то, что у них болит. Беспомощно оглядываясь вокруг себя, они упёрлись в Лену. Та сначала отмахнулась, мол, объясняйтесь, как хотите, а потом всё же подошла. Сделав им знак: «Пыс отсюда!» Зашептала взводному на ухо. Тарасов превратясь в малинку, кивнул и закрутил головой, не слышит ли кто. — «Понял. Не ори». Кто орал-то. Ленка еле губы открывала. Девчонки, облегчённо вздохнув: «Легко отделались», заняли своё место на гостевых трибунах, все остальные приготовились к бегу. В этот раз взводный не бежал за нами, оно и понятно, нести некого, торчал на финише рядом с преподавателями физического воспитания. Приход начальника курса встретил во всеоружии, как положено доложил: о бегущих, больных и отсутствующих.