— Наполните свое тело и разум вожделением и желанием, пока кожу не начнет покалывать от нетерпения и сдерживаемого волнения, пока вы не ощутите внутреннюю дрожь. Облизните губы; проведите языком по увлажнившейся плоти. Выдохните сквозь них прохладную влажность. Убедите свои чувства выйти на поверхность кожи, в кончики пальцев, в промежность меж ногами. Восхищайтесь собой. Любите его.

Она вновь ощутила, как Кир зарывается лицом в ее волосы, как его руки скользят по спине, задерживаясь на впадинках над ягодицами — пьянящее ощущение возбуждения.

«Как можно любить так страстно, желать так сильно, терять голову от одного запаха твоих духов?»

В небесах зарокотал гром. На подоконник упали первые капли дождя. На шее выступили капельки пота. Она повернулась. Зизи неподвижно, как хладный труп, лежала на кровати. Она прижала руки к телу, и пустые глаза незряче смотрели в потолок. Симона подошла к кровати, встала над ней и задумалась: если она снимет с этой женщины панталоны, уйдут ли вместе с ними и сдерживающие комплексы, или же она ввергнет Зизи в еще больший шок. Она нежно стянула панталоны с ног женщины. Зизи искоса взглянула на нее, а потом вновь уставилась на канделябр, как будто тот был ее потенциальным возлюбленным.

Симона начала растирать свои ладони, чтобы согреть их. А потом принялась быстро похлопывать по телу Зизи от ступней, поднявшись до талии, а затем и к груди и соскам. Перевернув женщину на живот, она продолжила массаж, чтобы кровь прилила к коже, продвигаясь вверх и вниз по бедрам, касаясь ягодиц и плеч, разминая мышцы до полного расслабления. Дыхание ее участилось, грудь вздымалась и опадала. Симона поправила подушку.

— А теперь перевернитесь и сядьте повыше. Обопритесь об изголовье. Вам удобно? — Она бережно похлопала ладошкой по внутренней поверхности бедер Зизи. — А теперь попробуйте снова пофантазировать. Следите за мной и не бойтесь последовать за своими мечтами туда, куда они повлекут вас.

Зизи оперлась о подушки, не сводя глаз с Симоны. Дыхание ее участилось, по груди побежали мурашки, и соски затвердели, как у юной девушки, впервые испытывающей оргазм.

Симона выскользнула из своего пеньюара и легла рядом с женщиной. Она проделывала это для Кира, чье дыхание согревало ее, чей вес тела не давал уплыть далеко-далеко, чей запах табака и кардамона смешивался с ее желанием, его страстью, ее вздохами, его стонами. Она выпустила на волю обжигающие искры своего аромата, наполнила комнату медовым ароматом своего тела, запахом айвы и персиков. Да, да. Сейчас? Да! Сейчас!

Она почувствовала мгновенный прилив радостного возбуждения, когда осязаемое вожделение ее аромата переплелось с его страстью. Она собрала разбитые осколки своих мечтаний, закупорила свои духи и вновь заперла их в тайниках своей души. Интересно, куда унеслась Зизи, пока она была с Киром?

Запрокинув голову на подушку, с раздувающимися ноздрями, жадно глотая ртом аромат Симоны, Зизи сунула руку между ног, поглаживая себя все быстрее, словно стремясь наверстать упущенное время.

Симона обхватила груди женщины руками и стиснула пальцами соски, отметив, что та вздрогнула от сладостной страсти, и соски затвердели. На их кончиках выступили капельки влаги.

— Он захочет вас такой, какая вы сейчас. Мягкая, влажная и желанная.

* * *

— Дорогая моя Симона, — на следующее утро месье Амир задыхался от восторга. — Вы сотворили чудо. Я не поверил своим глазам, когда Зизи появилась в моей спальне. Я не знаю, как мне отблагодарить вас.

— Ответив на мои вопросы, — заявила Симона, легонько похлопывая его по руке. — Кто такой Мердад? Он причастен к убийству?

— Мердад, — задумчиво протянул месье Амир, и его «четки для нервных» запели громче в его руках. — Он является или, точнее, являлся самым ярым сторонником и защитником Кира при дворе. Я ничего не слышал о нем с момента смерти Кира. Его исчезновение, должен признать, выглядит подозрительным.

Симона изучала свою ладонь. Да, ей придется разыскать Мердада. Он бы не стал скрываться, если бы был невиновен. Но месье Амир больше ничего не знал, или не хотел говорить, о Мердаде.

— А теперь, месье Амир, вы можете отблагодарить меня, сдержав свое слово.

— Да, естественно, я помогу вам, если вы согласны помочь мне. У меня тоже есть свои обязательства, и мне потребуется ваша помощь в одном важном деле.

— Месье Амир, неужели я могу оказать вам помощь в чем-либо?

— Видите ли, мы с вами разыскиваем одного и того же человека. А именно убийцу вашего супруга. И мы оба хотим добиться справедливости. У меня имеются веские причины полагать, что виновные стороны несут ответственность за некоторые зверства, совершенные в моей стране.

— Вы же занимаете должность временного поверенного. Зачем вам моя помощь?

Он не сводил с нее глаз, выдумывая, изобретая и складывая ее по кусочкам, создавая партнера, который, при наличии некоторого опыта и женских хитростей, способен выманить преступников из убежища. Ее целеустремленность и скорбь могут оказаться очень кстати там, где другие потерпели неудачу. Он понимал, что выполнить его просьбу будет очень и очень нелегко. Он уже использовал все доступные ему средства, засылал шпионов и не достиг результатов.

— Сотни персов обманывают нереальными посулами и вывозят из страны, чтобы они трудились в качестве рабов на картели и жестоких владельцев рудников. Найти виновных в этом деле очень непросто. Самостоятельно выявить их мне не удалось. Практически невозможно проникнуть на их рудники и еще труднее проникнуть и понять их психику.

Кир рассказывал ей о тяжелом и трагичном положении персов на рудниках в Южной Африке. Африканцев, по его словам, совсем не радует всплеск активности в добыче золота и бриллиантов. Большинство из них предпочитает заниматься фермерством, а не уродовать землю в поисках скрытых в ней сокровищ. Поэтому нехватка рабочих рук привела к экспорту рабов из других стран.

«С этими людьми очень опасно связываться, жизнь моя. И до сих пор ответственность за урегулирование этой проблемы лежит на других».

— Вы — единственная, к кому проявил интерес месье Жан-Поль Дюбуа. Но я сомневаюсь, что вы станете близким ему человеком. До сих пор этого не удавалось ни одной женщине. И ни один мужчина не стал свидетелем того, что происходит на его рудниках, а потом выжил, чтобы рассказать об этом. Тем не менее свидетель очень нужен, просто жизненно необходим для того, чтобы убедить шаха в виновности Дюбуа.

— Месье Амир, — перебила его Симона, — вы предоставляете мне оружие, а я обещаю не только проникнуть на его рудники, но и добыть вам свидетеля.

Глава сорок третья

Южная Африка

Январь 1903 года

Резиденция месье Жана-Поля Дюбуа в Намакваленде — обдуваемой всеми ветрами полоске земли вдоль юго-западного побережья Южной Африки — напоминала средневековую крепость. Высокие каменные стены преграждали доступ чужакам. Пол был вымощен плитами неяркого цвета жженой охры, камины, топившиеся углем, а не дровами, походили на разверстые пещеры, бархатные драпировки отгораживали от окружающего мира, создавая ощущение уединенности, а в воздухе чувствовался слабый запах серы и плесени.

Поместье походило, скорее, на гигантский роскошный выставочный зал, в котором властвовали женская красота и величие, свидетельствовавшие о страсти хозяина к коллекционированию. В рамах и подрамниках самого Астера были выставлены и такие шедевры, как «Спящая Венера», «Туалет Венеры» и «Венера, любующаяся собой» Франсуа Буше, «Портрет Матильды де Каниси» в жемчужной тафте кисти Жан-Марка Натье, «Портрет графини Скавронской» в бальном платье кисти Элизабет Виже-Лебрен. Глаз отдыхал, вбирая яркие брызги цвета в однотонной и мрачной окружающей обстановке. Подрамники у стен ожидали внесения в каталог или замены висящих на стенах полотен, в общем, я так и не успела толком понять, для чего.

Мы высадились в Южной Африке прошлой ночью, перед рассветом, после более чем пятнадцатидневного путешествия. Моя основная задача заключалась в том, чтобы медленно и всецело подчинить месье Жан-Поля Дюбуа соблазнительному действию моих духов. А его единственное намерение состояло в том, чтобы убедить меня разделить с ним его каюту. Я отказалась. Оказавшись в спальне, в которой господствовали удушающие запахи и мрачные цвета, я не могла заснуть. Сейчас я брожу по комнатам, стараясь мысленно сплести нить своих воспоминаний, чтобы выбраться из этих катакомб и склепов.

В большой спальне над массивным камином висит огромный портрет, приковывающий к себе внимание. Молодой человек с меланхолическим выражением лица, бездонными зрачками и выпяченными губами с недовольством взирает на меня сверху вниз. Сходство его с месье Жан-Полем Дюбуа несомненно. Должно быть, это его сын, сосед Кира по комнате в Сорбонне, юноша, потерявший руку на дуэли.

Но на картине у него была рука.

«Месье Жан-Поль Дюбуа презирает уродства и увечья, — поведал мне Кир, когда мы с ним в первый и, как оказалось, последний раз встречали Новый год в Персии. — Навруз — праздник весны, символизирует торжество света над тьмой. Обними меня крепче, моя любимая жена, я не смогу покончить со своим прошлым и забыть его, пока мы не пройдем по нему вместе».

Что главное он доверил ненадежной памяти? А о чем умолчал? Глаза мои наполняются слезами при воспоминании о той ночи, когда с выложенных голубой плиткой минаретов звучал призыв к молитве. Я прижимаюсь грудью к полке над камином под портретом и умоляю Кира ниспослать мне еще один знак. Почему он забыл меня сейчас, когда я нуждаюсь в нем более всего? Может быть, он обвиняет меня в том, что я с подозрением отнеслась к его другу Мердаду? А как я могу доверять ему, когда все улики свидетельствуют против него? А может быть, Кир сердит на меня за то, что я приехала в Намакваленд? Но у нас с месье Жан-Полем Дюбуа раздельные спальни. Я пытаюсь подавить нарастающий запах желания — гладкий, как янтарь, золотистый и сладкий, как мед, и еще яростный и неудержимый.

— Вы плохо спали! — звучат у меня за спиной громоподобные раскаты голоса месье Жан-Поля Дюбуа.

От неожиданности я вздрагиваю и отступаю от портрета его сына. Вытирая глаза, я стараюсь найти нужные слова.

— Нет, вовсе нет. Напротив, я спала очень хорошо. А вы?

Он высовывает свой змеиный язык, чтобы лизнуть меня в мочку уха.

— Я спал мало. И плохо.

Я поворачиваюсь к нему лицом, обнимаю его за шею, и мои поры превращаются в крохотные пульверизаторы, извергающие на него аромат валерианы. Поверх его плеча я вижу именную табличку, которая приковывает мое внимание: СПАЛЬНЯ ПЕРСИДСКИХ МОНАХИНЬ. Табличку окружают портреты монахинь с лицами чистыми и свежими, как роса, с губами блестящими, как натертые воском яблоки, и с четками чувственными и порочными, как жемчужины.

Я в комнате Кира.

Эти подрамники, холсты и образы делили с ним то же пространство. Я жестом указываю на табличку.

— Вы даете имена всем своим комнатам?

— Нет! В этой комнате живет мой сын, когда приезжает сюда. Его друзья иногда проводят здесь ночь или две. Вы ведь тоже когда-то жили в Персии? В таком случае вы должны оценить аналогию между обычаями и чадрой.

Я склоняю голову набок, что должно означать знак вопроса.

— Вуаль, как вам известно, должна скрывать женщину от всех мужчин, за исключением ее мужа. Обычай тоже укрывает монахиню от остальных мужчин, не исключая, хвала Господу, ее супруга.

— Я не доверяю монахиням, они так любят прятаться за своими обычаями, — парирую я, высвобождая свое запястье от его хватки. — Собственно говоря, я не доверяю и женщинам, которые носят чадру, если на то пошло.

— Вы являете собой исключительное morceau d'art[53], — говорит он, и ноздри его гневно раздуваются. — Загадочное и возбуждающее одновременно. Сегодня ночью вы должны прийти ко мне.

Ощущая гнев и ярость Кира в комнате, в своей груди, в аромате моих духов, орошающих месье Жан-Поля Дюбуа, я шепчу:

— Я еще не готова, топ cher. Может быть, завтрашней ночью.

Он с трудом отрывается от меня или от моего чувственного запаха зрелой женщины и встряхивает головой, словно заставляя свои мозги вернуться на привычное для них место. Веко, подобно шторе или ставню, закрывает черный провал одного его глаза.

— Да, да, доставьте мне удовольствие. Даже если это не так, я предпочитаю думать, что первым открыл вас, открыл до того, как на вас набросятся охотники за приданым, — чистую, нетронутую, открытую, — совсем как Намакваленд. Можете не спешить. Промедление — вот самый мощный возбудитель.

Глава сорок четвертая