Как бы то ни было, Джессика и ее логика («Я смогла, значит и ты сможешь») дали мне именно тот толчок, в котором я нуждалась. Рядом с отрывком из ее романа шло много полезных советов разных издательских бонз о том, как добиться подобного успеха. Все сводилось к тому, что первый же абзац должен захватить читателя. А затем надо заставить его прочитать все сто тысяч слов вашей книги на одном дыхании, и тогда вам гарантирован успех.

Я снова взяла калькулятор. Первые вводные главы моей книги должны были быть посвящены философии диеты «одной полки» (примерно десять тысяч слов). Далее шли пятьдесят две комбинации различных продуктов на каждую неделю года с примечаниями и остроумными советами (по тысяче шестьсот тридцать пять слов). Заключение должно было содержать пять тысяч слов и давать советы, как коренным образом изменить свою жизнь.

Я подумала, что неплохо было бы включить в книгу раздел с отзывами тех, кто испытал на себе мою диету и добился положительных результатов. Но для этого требовалось уже сейчас раскрыть кому-то секреты моего метода, а это опасно. Я, конечно, могла эти отзывы сама придумать, но тут не оберешься хлопот с законом об авторском праве, так что лучше оставить это для второго издания.

Таким образом, моя книга о новой эффективной диете должна была насчитывать сто тысяч слов. Я не сомневалась, что ее купят миллионы женщин по всей стране, нет, по всему миру (Джессика писала, что литературные агенты должны защищать права на перевод произведения), и она принесет мне славу.

Весь вечер я провела за письменным столом, работая над первым абзацем книги. В общей сложности у меня получилось семнадцать вариантов начала. И в конце концов я добилась того, чего хотела.

Я решила писать по тысяче семьсот восемьдесят пять слов в день и, таким образом, закончить свой труд за восемь недель, как это сделала Джессика. Я понятия не имела, где мне взять литературного агента. Впрочем, сначала мне предстояло написать книгу под названием «То, что лежит на полке», а потом уже улаживать все остальные вопросы, связанные с ней.

Тем временем я должна была строго придерживаться диеты и поэтому съездила в супермаркет для того, чтобы запастись необходимыми продуктами и большим количеством газированной воды. Джессика галлонами пила ее, чтобы держать голову ясной.

«Я не употребляю алкоголь, – пишет Джессика (я, конечно, не собиралась подражать ей совсем уж во всем), – когда я сажусь за работу, я обязательно ставлю рядом с собой стакан с водой».

О Джессика, как я тебя понимаю!

Когда я уже загрузила тележку продуктами (теперь я решила выбирать только то, что не едят мои гости, исключив из рациона арахис и – мужайся, ты сможешь сделать это! – шоколадные пальчики), ко мне вальяжной походкой подошел Генри. Полный и важный, он был одет в серый костюм. На его груди висел бейдж.

– Привет, дорогая моя, как поживаешь? – спросил Генри таким тоном, как будто ему было лет сорок пять, хотя мы с ним вместе учились в третьем классе школы второй ступени.

Бросив школу, как только смог, он стал работать в том же супермаркете, в котором сидела на кассе его мать и развозил корм для кошек его отец. Со временем он сделал головокружительную карьеру менеджера и теперь ходил по торговому залу с сияющим лицом. Компания «Продовольственные магазины Броудрейндж лимитед» стала его судьбой.

– Спасибо, у меня все хорошо, – ответила я. Не могла же я сказать: «Я растолстела, сижу без гроша и меня бросил муж». – А как ты?

– Лучше не бывает.

– Прекрасно.

– Чем ты сейчас занимаешься?

Ну, вот так всегда! В те периоды жизни, когда я работала, никто не спрашивал меня, чем я занимаюсь. Мне приходилось на вечеринках ловить людей и зажимать их в углу, чтобы поделиться своими впечатлениями о работе. Но как только я уходила с работы, или меня увольняли, или фирма терпела крах, каждый встречный, начиная с молочника, расспрашивал меня о моей карьере.

– Да, так, всем понемногу… – уклончиво ответила я и сменила тему разговора. – Генри, в вашем супермаркете есть отдел диетических продуктов?

(Теперь надо говорить «супермаркет». Если бы я сказала «магазин», то Генри, пожалуй, расплакался бы от обиды.)

Генри бросил взгляд на мои бедра.

– Зачем тебе диета? – спросил он и, не дожидаясь ответа, провел меня в отдел замороженных продуктов. – А вот эти товары продаются под нашей торговой маркой, – гордо сказал он, показав на полки с продуктами в яркой упаковке. – Сорок два названия!

Пойдите в ближайший супермаркет и посмотрите, на каких продуктах указано содержание калорий. Хватит ли вам на день пластмассового пакетика с несколькими кусочками цыпленка в апельсиновом соусе? А четырех чайных ложечек риса? И за это вы заплатите три фунта сорок девять пенсов. Задайте себе вопрос: а может быть, существует более приемлемый выход из положения?

– Спасибо, Генри, – сказала я, заметив, что он все еще стоит рядом. – Я обязательно куплю что-нибудь из этих продуктов.

И я сделала вид, что внимательно рассматриваю товары, готовясь сделать выбор.

Если же вы сядете на диету «одной полки», вы сможете покупать любые продукты в супермаркете. Расслабьтесь и не спешите с выбором. Купите то, что вам нравится, и будьте уверены, что эти продукты найдут свое место в вашем рационе на неделю и вы сможете съесть их, не испытывая чувства вины…

Я подумала, что нужно стрельнуть у Джульетты пару «психологических» книжонок о неэффективности традиционных диет («вы – толстеете – не – оттого – что – много – едите – а – потому – что – в – вас – накапливаются – отрицательные – эмоции»). Мне хотелось побыстрее добраться до дома и сесть за работу.

Но дома меня ожидали непонятное письмо из банка и документы, присланные адвокатом мистером Грегори. Я позвонила Найджелу, надеясь, что он растолкует мне смысл этих посланий. Поговорив с ним, я разволновалась и весь остаток дня не могла успокоиться.

Грэм, похоже, категорически отказывался пойти мне навстречу и выполнить просьбу, которая излагалась в составленном Найджелом и подписанном мной письме, отправленном нами недавно в банк. Мы просили разрешить нам начать выплаты по кредиту только после того, как у нас появятся первые квартиросъемщики. В письме Грэм настаивал на том, чтобы мы заплатили несколько сотен фунтов уже через месяц после того, как приобретем дом.

Мистер Грегори просил, чтобы я заехала в его контору и подписала документы, поскольку продавцы торопили его и требовали, чтобы сделка была завершена в течение этой недели, коли уж они пошли на такую уступку по цене (благодаря ловкости Найджела и обходительности Уоббли, которую тот в свое время не проявил ко мне, но которая понадобилась ему сейчас, чтобы успокоить мои страхи: я подозревала, что покупаю развалюху, которую никогда не смогу привести в порядок). Грегори сообщал мне также о трудности в определении границ принадлежащей мне территории и о планах строительства магазина на старой заброшенной автомобильной парковке, расположенной за домом.

Мне показалось, что, перечисляя все эти проблемы, адвокат хочет отговорить меня от совершения сделки, но Найджел заявил, что таковы все юристы, а «Грегги» особенно. Он всегда разговаривает с клиентами мрачным тоном и всюду видит подвох. Но если бы Грегори действительно считал, что мне не следует покупать этот дом, он сказал бы это без обиняков.

Найджел успокоил меня также по поводу письма из банка. Поскольку дом стал дешевле, я могла сэкономить деньги и пустить их на погашение кредита.

И хотя я понимала, что глупо брать в банке кредит для того, чтобы погашать его, и могла представить себе, что сказал бы по этому поводу Мартин, – заговаривать зубы Найджел умел – вскоре я уже была готова подписать документы, которые прямиком вели меня в долговую тюрьму.

Глава 7

– Да уж, сделай, пожалуйста, одолжение, – сказала я в трубку и жестом попросила Луизу выключить чайник. Слушая умиротворяющий голос Найджела, я взглянула на себя в зеркало, и меня охватило отчаяние: по утрам я особенно плохо выгляжу. – Я ничего в этом не понимаю, от меня требуют каких-то схем, а Тревор отказывается помогать мне… Да, приезжай, я жду!

Я дала отбой и показала Луизе три листочка, полученных из управления компании по обслуживанию электросети.

– Ты видишь, с чего начинается мой день? – спросила я. – Кстати, почему ты так рано заехала ко мне? Сейчас всего лишь четверть девятого утра.

Луиза снисходительно улыбнулась, чувствуя свое превосходство. Она была при полном параде, с аккуратно уложенными волосами и макияжем, и, конечно же, выглядела великолепно по сравнению со мной, заспанной, непричесанной и неряшливо одетой. Она протянула мне чашку кофе.

– Я сегодня рано встала и решила проведать тебя. Ведь мы с тобой не виделись целую вечность. Ровена сообщила, что приедет через пару недель. Она хочет, чтобы мы куда-нибудь сходили.

– «Мы» – это кто? Я не желаю проводить весь вечер в обществе Бернарда и Лаки.

– Нет, она имеет в виду нас, своих подружек. Ты могла бы связаться с Соней и сообщить ей о наших планах?

Ровена и Соня. Жуткое сочетание. Ровена, зануда из зануд, будет наводить на нас, как всегда, скуку, рассказывая в сорок третий раз о своих ощущениях во время родов, а Соня сосредоточит все свое внимание на моих ножках – а ножки у меня прямо как у цветущей юной вороны.

– Если хочешь, можешь взять с собой Джульетту, – предложила Луиза. – Ей необходимо немного развеяться.

Мне было трудно представить Джульетту в одной компании с Ровеной и Соней.

– Она прекрасно чувствует себя сейчас.

– Мне так не показалось. Вчера я видела ее в супермаркете «Сенсбери».

Луиза, наверное, заметила, что Джульетта находится в приподнятом настроении, и неправильно истолковала ее состояние, зная, что моя сестра страдает маниакально-депрессивным психозом. В последний раз, когда я звонила Джульетте по поводу книг, она чувствовала себя отлично. Возможно, все дело было в таком психологическом явлении, которое наша мать и Джульетта называли перенесением или проецированием собственного состояния. Луиза, которая чувствовала себя несчастной, решила, что Джульетта находится на грани самоубийства.

Я знала, что Луиза чувствует себя глубоко несчастной. Иначе она не явилась бы ко мне ни свет ни заря, чтобы принести сногсшибательное известие о возвращении в Истфорд нашей школьной подруги. Я хорошо знала, что если Луиза наложила на лицо слишком толстый слой косметики, значит, у нее депрессия.

Я стала осторожно расспрашивать ее и постепенно узнала, что Невилл, владелец газетных киосков, готов продать все свои торговые точки и бежать с ней, если только она решится бросить Роберта. Но Луиза любила Роберта, хотя он не прижимал ее спиной к шкафу в порыве безудержной страсти, как Мистер Газетный. Роберт все еще хотел, чтобы Луиза родила ребенка, и злился от того, что она избегала разговоров о беременности. Однако все это я слышала и прежде, и мне казалось, что причина подавленности Луизы кроется в чем-то другом.

Я хотела бы обладать таким темпераментом, какой был у Луизы. Однако страсть не может длиться долго. Но прежде чем вы поймете, что все кончено, вы окажетесь в сложной ситуации, из которой очень нелегко выпутаться. Вот почему Луиза была обречена страдать каждый раз, когда рвала отношения со своими избранниками.

Мы с Мартином тоже когда-то испытывали страсть друг к другу. Или, по крайней мере, я испытывала к нему. Но сейчас я даже не могла вспомнить, что чувствовала тогда. Джульетта и Сид тоже поначалу не расставались ни на минуту. Когда Сид уходил в ванную комнату (что случалось нечасто), Джульетта страдала от разлуки, и все же постоянно против него бунтовала. Но с годами их отношения, как у всех, вошли в колею. Даже моя мама изредка, после трех бокалов «Чинзано», признавалась, что, когда ей было восемнадцать лет, она испытывала дрожь в коленях при виде нашего отца. Впрочем, она тут же добавляла, что сейчас ее тошнит от него. Как будто я этого не знала.


Я наблюдала за тем, как Джульетта кладет в хозяйственную сумку книги об избыточном весе, которые я отобрала, и думала: хорошо бы опять здесь в ее уютной кухне, излить свой эмоциональный Angst (или как это у психоаналитиков называется?), а она бы тем временем составила для меня психотерапевтический список. Это она любила! Прошлый раз она с моих слов составила список из двадцати семи пунктов, в которых перечислялось все, что меня беспокоит, а потом мы прошлись по нему и подробно все проанализировали. По ходу обсуждения мы решали: а) стоит ли вообще беспокоиться по данному поводу; б) если все-таки стоит, то могу ли я сделать что-то, чтобы изменить ситуацию; в) если я в силах изменить ситуацию, то как и когда это следует сделать.

Потом мы последовательно вычеркнули все пункты, относившиеся к категории «беспричинных беспокойств». Из-за того, скажем, что незнакомая женщина, сидящая в пивной через дорогу, считает Мартина милым мужчиной, а меня старой каргой, загубившей его жизнь. Потом мы перешли к пункту «б»: например, то, что у нас придурковатая мать… Или то, что я постоянно сажаю пятна на одежду. Устранить это невозможно, а значит, и беспокоиться не стоит.