Но это вообще. А пока надо решать, что делать сейчас. На двух суденышках, «Дротике» и «Водомерке», первое из которых вооружено совсем не так, чтобы вести бой хотя бы с двумя-тремя такими шаиками разом, а второе попросту безоружно. Но оба под командой опытнейших мореходов, быстры и маневренны.

– Вот они… – шепнула Башар.

Это походило на толпу без ведущих и одновременно воинский строй, управляемый с неимоверной точностью. Хищный зверь, чью мощь и намерения чувствуешь даже без взгляда – ознобом кожи.

Действительно низкобортные, едва ли выше полутора локтей над водой. С туго свитыми камышовыми «поясами» вдоль бортов, с невысокими мачтами, прямыми лоскутами парусов и мерно работающими рядами весел. Похоже, каждый боец там был и гребцом, но совсем не таким, как галерный невольник, работающий под страхом плети.

Может, эти паруса и годились только при попутном ветре – но сейчас он и был попутным. А спорая, слаженная, неутомимая работа весел вообще от ветра не зависела.

Кёсем быстро окинула взглядом людей вокруг – и паники не увидела. Обе ладьи шли на всех парусах; волчья стая вражеских шаиков, при всей своей неотступной выносливости, была не столь стремительна и не имела шансов их настичь. Прижать к берегу, отрезать путь отступления тоже не могла.

– Слева! – крикнул Атмаджа. Он теперь был не на вершине мачты, но все равно снова первым заметил опасность.

Навстречу волчьей стае шаиков тяжело, по-медвежьи ступая сквозь волны и встречный ветер, разворачивали строй галеры дениз кувветлери, боевого флота Высокой Порты.

Встретиться этим двум армадам выпадало как раз там, где сейчас резали воду «Джерид» и «Суаршин». И никто из хищников, устремляющихся к горлу друг друга, не будет щадить мелкую помеху, волей судьбы оказавшуюся у него на пути: раздавит, сомнет мимолетным движением…


«Водомерка» сразу отвернула в сторону: у нее, крохотной, иные отношения с ветром и волнами, ей предстоит спасаться не таким путем, как «Дротику». Спасаться – и спасать младших птенцов.

– Но, бабушка! – возмущенно пискнул Тургай, обнаружив, что расстояние между ними и «Джеридом» увеличивается. Он имел по этому поводу какое-то собственное мнение.

Кёсем увидела, как Джанбал коротким спокойным жестом указывает ему на что-то и Тургай, повинуясь ей, послушно метнулся вдоль борта, ухватился за какой-то трос: мнение мнением, а капитанское право джан-патриархов отдавать приказы для него было неоспоримо. Вот и слава Аллаху.

Кажется или нет, что Джанбал, поймав взгляд Кёсем, быстро кивнула ей напоследок?

Дальше Кёсем перестает что-либо понимать. Качка, крен, волны бьют в борт, скрип канатов, хлопанье парусов, резкие команды, беготня. Палуба полна деловой суматохи: все, включая ее подруг и мальчишек, знают, что делать, и понимают друг друга без слов или с полуслова. Сама же Кёсем осознает только одно: ей надо во что-нибудь вцепиться, дабы не соскользнуть за борт, и сидеть смирно, никому не мешая. Лучше всего было бы, наверно, спуститься в трюм фелуки, чтобы даже не видеть ничего вокруг, раз уж она все равно не может что-либо изменить. Но это выше ее сил.

Гулко грохочут пушки галер, хрипло огрызаются малые «соколки», трещат мушкеты – то вразнобой, то залпами. Дважды вблизи вскипает нечеловеческий рев и визг абордажной схватки.

– Глупцы… – рычит Картал, стремительно вытравливая шкот. – Безголовые!

Что-то он такое углядел в построении галерного флота, неправильное или опасное: не для них (им-то в любом случае надо избегать любого сближения с любым из кораблей), а для боя с армадой Яхьи.

Вдруг «Джерид» содрогается всем своим деревянным телом – и Кёсем не понимает, прорычали пушки до, во время или после этого, не понимает, чьи это пушки… Но потом она видит, что на опасно надвигавшемся на них вражеском шаике в щепы разлетаются несколько весел, а сам он, точно споткнувшись, грузно оседает в воде по самую камышовую опояску и «Джерид» совершает поворот, не сомкнувшись с ним бортами.

– Перезаряжай картечью! – кричит с кормы Доган, и суматоха вокруг непонятно меняется, но вскоре возвращается к прежнему ритму.

Потом мимо проплывает борт галеры: огромный, выше крепостной стены, выше минарета, выше неба, – никогда Кёсем не видела ничего столь исполинского. Оттуда не стреляют. Кёсем успевает обрадоваться, что капудан-паша, наверно, сумел понять, что они враги Яхьи и, следовательно, на стороне Блистательной Порты, как вдруг Марты, невесть откуда-то взявшись, напрыгивает на нее, сбивает с ног и сама распластывается рядом. В следующее мгновение наверху раздается оглушительный треск, будто кто-то могучей рукой с силой рвет плотную ткань, а пространство вокруг наполняется свистом: мушкетный залп хлещет по «Джериду», Кёсем чувствует, как несколько пуль шевелят воздух почти вплотную над ней.

– Лежи, дура. – Марты прижимает ее голову рукой. Вслед залпу с галеры звучат еще несколько запоздалых выстрелов.

– Все целы? – слитно выкрикивают братья Крылатые.

– Все… все… – отвечают несколько голосов, и Кёсем узнает среди них Башар и обоих мальчишек.

– Все! – отзывается рядом с ней Марты.

– Хамза и Касым убиты, – уточняет с другого борта незнакомый голос. – Я ранен.

– Тяжело? – после мгновенной паузы спрашивают Картал и Доган все так же слитно, одинаково железными голосами.

– Справлюсь.

Хамза и Касым… Кёсем не знает, кто это: входящие в клан родичи или просто соратники по морскому делу. Она многих здесь совсем не знает, ни в лицо, ни по имени…

– Отец! – кричит Сунгур и, видимо, указывает на что-то. Но откликается не Доган с кормы, а Картал с носа:

– Правая скула! По палубе, залпом! Огонь!

Марты вскакивает, отпуская Кёсем. Миг спустя «Джерид» знакомо содрогается… а потом он содрогается уже иначе: картечный залп из четырех пушек заполнил палубу подваливающего справа вражеского шаика кровавым месивом, но это большой шаик, куда больше прошлого, и он подошел уже почти вплотную. Многие успели перемахнуть оттуда на «Джерид» – и закружились с его командой в бешеном вихре абордажной схватки.

Кёсем смотрит только на Картала. В руке у него узкий длинный клинок франкской эспады, а перед ним – видимые со спины трое, и страшнее всех тот, что по центру: огромный, чубатый, голый до пояса, в алых шальварах чуть ли не с море шириной, а в каждой руке его невесомо вертится по сабле.

Прямо у нее над ухом грохнул выстрел. Тот, что слева, рухнул как подкошенный, однако, кажется, он почти невредим, горячий свинец прошел вплотную к бритому черепу и лишь оглушил: видно, как пуля ударяет в мачту, отколов длинную щепу. Бросив пистолет себе под ноги, Марты рванула из-за кушака второй.

За это время сталь уже несколько раз успела прозвенеть, но все оставались на ногах. Страшный и огромный наседал на Картала, а тот, как видно, не мог воспользоваться преимуществом своего оружия: второй противник, что справа, все норовил зайти сбоку. У него это пока не получалось, однако Карталу приходилось рассредоточивать внимание на двоих. Оба они были умелыми бойцами, и по крайней мере огромный точно намеревался не обороняться, но убивать.

Он на одной линии с Карталом, поэтому стрелять в него нельзя. Марты навела пистолет на второго.

Тяжело рявкнули пушки галеры. Вражеский шаик находился между ней и «Джеридом», так что, хотя артиллеристы били, кажется, по ним обоим, их снаряды нашли лишь ближнюю цель.

Одно из ядер угодило в мачту шаика. Завихрился клочьями разорванный парус, лопнула рея, осколки ее взмыли в воздух, и один из них швырнуло к «Джериду», точно камень, вылетевший из пращи. Кёсем увидела, как метнулись в его сторону зрачки Марты и как вернулись они к линии прицела.

Выстрел – и затылок того, что справа, разлетается кровавыми брызгами. Одновременно обломок реи, кувыркнувшись в воздухе, перелетает через борт «Джерида» и исчезает… перед этим задев Марты по голове. Слабо взмахнув руками, та падает.

Падает в море.

Ни мгновения не раздумывая, Кёсем прыгает за ней.

Большая волна швыряет Марты прямо в объятия Кёсем, а потом поднимает их обеих высоко, почти на уровень палубы «Джерида». Удерживая лицо Марты над водой, Кёсем видит, как Картал делает длинный выпад – и между обнаженных лопаток его чубатого противника выскакивает дымящееся кровью острие эспады. Видит она, как самый первый противник, контуженный выстрелом еще в начале схватки, отползает за мачту и вдруг начинает срывать с себя одежду: вышитый золотом кафтан, рубаху… Видит, что «Джерид» уже почти очищен от неприятелей…

А еще она видит, как к нему устремляются сразу два вражеских шаика. И понимает, что закладывать разворот, чтобы подобрать из воды упавших за борт, фелука сейчас не сможет.

Единственное, что можно сделать для тех, кто за бортом, – это устремиться вперед, прочь отсюда, уводя за собой врагов.

Тогда, может быть, потом удастся вернуться.

Может быть. Потом.

* * *

Волна по-настоящему сильна лишь вблизи берега, там, где она может дотянуться до дна задними лапами и вздыбиться, как норовистый конь. Тогда она бьет пловца с размаху, словно стаптывая копытами, теснит крутым склоном плеча, подминает всей тушей. Хлещет пенистым гребнем, как гривой. Кроме того, близкий берег – он как загон, в котором ты рядом с такой вот рассвирепевшей лошадью: никуда не деться, прижмет она тебя к ограде или швырнет на нее, размажет кровавой слизью о прибрежные утесы, да и на мягчайший песок так может бросить, что трижды костей не соберешь.

А вот далеко в море волны уже не те. Теряют они и ярость, и силу. То есть бороться с такой по-прежнему нельзя, но ее можно оседлать, заскользнув ей на хребет, и можно под нее нырнуть, пропустить над собой, увернувшись от удара. Это все на самом-то деле просто.

Впрочем, если ты, пускай вдали от берега, плывешь рядом с каким-нибудь бревном, то волна может приложить тебя о него, как о прибрежную скалу…

Ничего такого о волнах Кёсем не знала. То есть вообще ничего не знала: детская память была о реке и деревенском пруде, а дворцовая память – о бассейнах, выложенных изразцовыми плитами.

Зато Марты знала о волнах все. И это знание вернулось к ней одновременно с сознанием, даже чуть раньше. Глаза ее все еще были полузакрыты, и если она что-то видела, то наверняка иное, чем взаправдашнее небо над головой, море вокруг и Кёсем рядом с собой, но в какой-то миг протянула правую руку, положила ладонь Кёсем на макушку и плавным, не враждебным движением «притопила» ее. Кёсем от неожиданности даже сопротивления оказать не успела: невольно разжала пальцы, выпустив обломок мачты, за который они цеплялись перед этим…

А в следующий миг над их головами с тяжелым рокотом прокатилась волна, много бо́льшая, чем обычно.

Как стыдно. Кёсем к ней лицом была, Марты как раз затылком, да еще и полуоглушенная. А вот ведь почувствовала как-то. Возможно, спасла их обеих: себя, слабую, не окончательно вынырнувшую из беспамятства, и Кёсем, державшуюся на воде куда хуже, чем была уверена доселе.

– Дев далга, волна-убийца, – как ни в чем не бывало пояснила Марты, когда они вновь появились на поверхности, довольно далеко от обломка мачты. – Десятый вал.

Кёсем молчала, отфыркиваясь. Марты, кажется, разом и полностью пришедшая в себя, поплыла к мачте, на полпути удивленно оглянулась: что, тебе помощь нужна? Кёсем, на остатках самолюбия, мотнула головой.

(Тут же вновь подумала: «Ох, до чего стыдно…» О каких мелочах они обе сейчас думают, словно… словно девчонки, юные гедиклис, похваляющиеся друг перед другом! А ведь у обеих их мужчины, их сыновья, может быть, в эту самую минуту…

Она погрузила эту мысль в воду и держала там, покуда та не перестала дергаться.

И вправду, ничего им с Марты не остается, как держаться, словно двум подружкам. Юным, легкомысленным, беззаветно верящим в собственное бессмертие, не отягощенным какой-либо родней и, главное, боязнью за нее. А то эта боязнь сейчас повиснет на шее свинцовым грузом – и останется только кануть на дно вместе с ней.

Вот уж точно плохая это будет услуга их мужчинам и мальчикам…)

– А почему десятый вал? – спросила Кёсем, уже вновь ухватившись за обломок мачты.

– Считается так. С ромейских времен. – Марты ощупала повязку. – Но это неправда.

Она наконец обратила внимание на то, что правая рука, которой ощупывала перевязанную голову, голая до плеча. Перевела взгляд на Кёсем, заметила ее обнаженную руку – левую.

– Чего это ты…

– Сама подумай. Когда спрыгнула за тобой, у меня не было лекарской сумки с корпией и перевязочными тряпицами.

– Когда спрыгнула за мной… – медленно произнесла Марты. Снова полузакрыла глаза, но Кёсем успела увидеть, как перед этим мгновенно расширились ее зрачки, словно при взгляде в бездонную тьму.

«Она же ничего не знает, – вдруг с испугом поняла Кёсем. – Последнее, что помнит, это палубу «Джерида». Наверно, даже удар не запомнила. И вдруг приходит в себя… здесь. Ничего не зная о том, что случилось с кораблем, жив ли ее сын и ее… ее муж (даже мысленно Кёсем с трудом заставила себя произнести это слово, но все же заставила), да и вся остальная ее семья…»