Мало ли народу исчезает в султанском гареме! И султанши тоже исчезают не хуже прочих. Нужно будет как-нибудь невзначай попросить Мурада о таком вот исчезновении. Не напрямую, вовсе нет: просто намекнуть, что никак не удается вымести из султанского гарема наследие султана Османа. Мурад умный, он поймет. А еще Мурад ненавидит все, связанное с султаном Османом.

Хадидже… нет, теперь уже Айше, удовлетворенно улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с ее прекрасного лица, словно ее и не бывало вовсе.

Не все, отнюдь не все, оставшееся от султана Османа, ненавидел султан Мурад. С кинжалом вот он не расставался. С тем самым кинжалом, который, по мнению валиде Кёсем, был проклят.

Айше не верила в проклятья, равно как и в судьбу. Судьба – это то, что ты выбираешь себе сам. Она не зависит от глупых железяк и не менее глупых кусков янтаря. По сути, судьбы не существует, и именно поэтому ее нельзя обмануть – как нельзя обмануть, к примеру, воздух или свет.

Некстати вспомнилась Хадидже-первая. Когда Айше поделилась с ней этими мыслями, Хадидже усмехнулась и сказала: «Ты права и неправа одновременно. Да, судьбу нельзя обмануть, как не обманешь воздух или свет. Но говорить, что воздуха или света не существует, как минимум странно. Если бы воздуха не было, стали бы душить султанов удавкой? И что меркнет на закате каждую ночь? Без чего ты не можешь жить, без чего ты слепнешь? А судьбу нельзя обмануть, в этом ты права». Глупая Хадидже! Такое чувство, что она после смерти сына спряталась под подолом Кёсем-султан и не желает оттуда выглядывать. Нет уж, Айше не такова! Она не сложит рук и продолжит бороться за место под солнцем, чего бы ей это ни стоило!

А стоила ей эта борьба, надо признать, многого. И прежде всего подруг.

Истинный правитель должен быть одинок – это золотое правило. Никто не должен тянуть назад, ни о ком не следует заботиться. Кёсем-султан все время забывает об этом, все время пытается внушить своим сыновьям, будущим султанам, какое-то глупое милосердие, какую-то любовь – зря она это! Невозможно двум солнцам сиять в одном небе, не разойдутся два корабля в узком канале, так и у султана не может быть равных ему, только лишь свита, рабы, помнящие свое место и не прекословящие султанскому слову. И в полной мере эта истина касается также султанши.

Роксоланка Хюррем стала великой, когда победила Махидевран и одна засияла в гареме. В гареме – и в сердце Сулеймана Великого. Пришедшие ей на смену хасеки и валиде даже мечтать не могли приблизиться к этому сиянию. А все потому, что пытались не остаться в одиночестве.

Пытались подружиться с кем-либо – как Кёсем.

Ну разве сложно понять, что на вершине есть место лишь для одной, а остальные должны упасть в разверзшуюся пропасть? И закон этот не изменится, хоть признавай его, хоть не признавай.

Однако пока ты к этой вершине идешь, подруги нужны. Вместе куда легче противостоять ударам злокозненных соперниц, самим бить в ответ – или не в ответ, а первыми. Да, первыми бить куда слаще, надо признать. Предугадывать действия противниц, угадывать их следующие ходы, расставлять ловушки и выходить победительницей – чем это не наслаждение? Наградой же будет власть – власть и величие.

Кёсем-султан величия достигла, но попыток завести подруг не оставила. Посему Кёсем-султан проиграет. А она, Айше, засияет силой тысячи солнц!

Но пока… пока впереди долгая дорога. Мурад любит ее – в этом Айше была полностью уверена. Она покорила сердце султана, заставила его отвернуть свой сиятельный лик от других женщин. Но положение ее пока что шатко, она не хасеки, она не мать султанского сына даже. А значит, ей нужен кто-то, на кого можно опереться.

Хадидже не годится – она всем сердцем предана Кёсем-султан. А даже если это и не так, все равно выковырять ее из-под подола Кёсем-султан нереально. Похоже, Хадидже утратила вкус к приключениям, предпочитая проводить вечера за чтением дурацких старинных трактатов и беседами с госпожой. Глупая!

Кто же достоин стать наперсницей будущей сиятельной султанши? На кого можно опереться – да, временно, да, потом с этой женщиной обязательно нужно будет… разобраться, но пока что она нужна, и нужда эта несомненна. Девица эта должна быть молода, но не глупа; честолюбива, но не готова кинуться вперед султанши очаровывать султана Мурада; миловидна, но не очаровательна… Кто-то вроде Акиле-хатун, но не с такими безумными амбициями.

Айше перебирала обитательниц гарема, как бусины на четках. Эта ради собственных амбиций готова мать родную продать, та чересчур красива – как бы Мурад ею не заинтересовался, у той любовь к роскоши может перевесить любую преданность… Внезапно вспомнилась девчонка, которая давным-давно – вечность назад, если вдуматься, – таскалась за Хадидже. Как там ее? Турхан, кажется?

Да, точно, Турхан. Странная о ней идет молва – будто бы заигрывает она не с кем-нибудь, а с шахзаде Ибрагимом. Ибрагим, подумать только! Айше, не сдержавшись, фыркнула.

А все же интересная девчушка. Надо бы присмотреться к ней. Явно ведет какую-то собственную игру, надо бы понять, какую именно. Возможно, на этом этапе две умные девушки сумеют помочь друг другу. А уж дальше разберемся, кто засияет, а кому уготована пропасть.

* * *

Визит фаворитки султана – событие неординарное, и к нему Турхан оказалась не готова.

Она только-только вернулась от шахзаде Ибрагима. Там, в павильоне-клетке, они говорили о бабочках. Турхан в бабочках ничего не смыслила, разве что помнила парочку стихов арабских поэтов да одну странную, на вкус Турхан, смешную историю про бабочку и философа, привезенную из краев, где у людей желтая кожа, а у некоторых вдобавок собачьи головы. Но этого оказалось достаточно – шахзаде Ибрагим весело смеялся, услышав восточную байку, а дальше говорил сам, много и заумно, а Турхан оставалось только слушать и задавать наводящие вопросы. Отпустил шахзаде свою подружку, дав ей две толстенные книги с множеством рисунков, и Турхан намеревалась одолеть их до следующей встречи. Пускай она там не все поймет – это всего лишь повод задать приятелю десяток-другой вопросов и выслушать ответы с восхищенным видом, широко открыв серые глазищи. Турхан давно заметила, что их цвет приводит шахзаде в восторг.

Первая книга была прочитана на треть, когда явилась Хадидже-вторая, ну, то есть теперь уже Айше. Честно говоря, Турхан предпочла бы Хадидже-первую – она временами скучала по прежней хозяйке, пускай та и отличалась скверным нравом. Зато ее язвительные замечания обо всех подряд было смешно слушать и за ними скрывались глубокие и точные наблюдения. Но… Айше теперь была фавориткой султана Мурада, а значит, принимать ее следовало подобающе.

Турхан вскочила, захлопнула книгу и склонилась в глубоком поклоне. Ее манеры Айше явно понравились, она благосклонно улыбнулась:

– Брось ты, к чему все эти церемонии? Мы же с тобой старые подруги!

«Вот уж никогда мы не были подругами, ты, зазнайка пустоголовая!» – подумала Турхан, застенчиво-скромно потупившись и сбивчиво благодаря. Айше тем временем осмотрела комнатку, которую Турхан делила еще с двумя девочками, и покачала головой:

– Смотрю, не балуют тебя тут…

«Уж будто тебя баловали!» – вертелось у Турхан в голове и на языке, однако она промолчала и на сей раз – лишь улыбнулась едва заметно да развела руками. С султанскими любимицами следует соглашаться. Потом, глядишь, и отольются кошке мышкины слезки. А пока нужно стерпеть любые нападки и насмешки, не защищать себя, а улыбаться приветливо, даже если хочется придушить нахалку.

Айше, вопреки ожиданиям, насмешничать больше не стала. Присела, взмахом ресниц велела Турхан устроиться напротив. Взяла в руки книгу, пролистала несколько страниц, положила обратно. Турхан терпеливо ждала.

– Слышала, шахзаде Ибрагим тобой заинтересовался, – бросила Айше небрежно.

– Шахзаде еще слишком молод, чтобы обращать внимание на девушек, – тонко улыбнулась Турхан. – Я нужна ему как собеседница. Евнухи, приставленные к нему, то ли глухонемые, то ли успешно такими притворяются. А о чем другом он и думать не думает.

– Как султан Мустафа в свое время. Думала об этом?

Удар был неожидан и точен: у Турхан дыхание перехватило и она чуть не вздрогнула. Но не вздрогнула, хвала Аллаху! Наоборот, широко распахнула глаза и самым доверчивым тоном, на который была способна, сказала:

– Потому и дружу с ним без опаски. Мы все здесь не властны ни над телом своим, ни над душой. Случись так, что Кёсем-султан, да благословит ее Аллах и приветствует, велит мне показаться кому другому, никто не скажет, что я была опорочена связью с шахзаде Ибрагимом. Все понимают, что между нами ничего недозволенного не происходит.

На сей раз пришел черед дергаться Айше. Все намеки Турхан были считаны без труда: и о том, кто в гареме пока главный, и о том, что положение самой Айше весьма шаткое, и о том, как эту связь с шахзаде Ибрагимом в гареме воспринимают. И вместе с тем ничего непотребного и недозволенного сказано не было, а теплые интонации явно говорили, что к собеседнице своей Турхан расположена и разговор готова дальше продолжать. Спасибо, Атике-султан, не прошли твои уроки даром! Турхан твердо решила, что если у нее родится дочь, то назовет ее в честь дочери Кёсем.

– Ты весьма… благоразумна. – Ну вот, не удержалась-таки Айше от насмешки! Имя Акиле, «благоразумницы», стало в гареме нарицательным.

– Благоразумие благоразумию рознь, госпожа, – усмехнулась в ответ Турхан. – Надеюсь, мое окажется подходящего сорта.

– Я тоже надеюсь. – Айше теперь откровенно улыбалась. – Не бойся, я пришла к тебе не обсуждать, кто кого переблагоразумничает. У меня к тебе предложение.

Предложение прозвучало как гром посреди ясного неба. Никогда ранее Турхан не задумывалась о том, чтобы стать гёзде у этой Хадидже. Даже мыслей таких в голову не приходило!

И не только потому, что хоть и считали эту Хадидже хорошей, но уж Турхан-то находилась близко к обеим Хадидже и разницу между ними видела! Просто потому, что Хадидже-первая была воистину умна и все, что она ни делала, несло в себе столь глубокий смысл, что у Турхан дух захватывало. Наверное, потому и выжила Хадидже-первая в трудные времена: смысл не дал утонуть. Так глубоко ныряла она в океан мудрости в поисках жемчужин здравомыслия, что научилась надолго задерживать дыхание, – вот и спаслась.

Что же до этой Хадидже… пустышка она была, по мнению Турхан! Фаворитка на час, каких множество в гареме. Вспыхивают они и угасают, ибо так заведено: мужчины влюбляются, видят пустоту и уходят. Когда Ибрагим дозреет и станет мужчиной, Турхан постарается, чтобы в ней оказалось достаточно смысла, как… как в Кёсем-султан!

Чтобы удалось удержаться, когда мужчине надоест и смысл тоже и он уйдет к другой. В конце концов, мужчины всегда уходят, остаются лишь дети, да и те впоследствии обретают крылья и улетают прочь.

И все же, все же… Айше нынче в фаворе, ссориться с ней не просто бессмысленно, но еще и опасно.

Впоследствии Турхан была собой очень довольна. Потребовалось немало умений, чтобы отказать так, чтобы и не разозлить чересчур, и показать, что в дальнейшем все может перемениться. Но оно того стоило: в конце концов, то, что легко досталось, легковесно и оценивается. Верность Турхан старой госпоже стоила того, чтобы эту верность поколебать, а помощь Турхан для Айше, очевидно, была важна, раз сразу не отступилась. Раздосадованная, но не разозленная, Айше покинула комнату, а Турхан вновь открыла книгу, углубившись в жизнь бабочек. Но мысли ее витали достаточно далеко.

Все же правильно она поступила, дав Айше надежду, не отказав резко. Помимо спасения собственной шкуры вот прямо сейчас, нужно еще и о другом подумать. Кёсем-султан не вечна, и влияние Хадидже-первой, очевидно, разобьется вдребезги вместе со смертью нынешней валиде. Слишком много Хадидже связала с Кёсем, слишком много для нее сделала. Такое не забывают и не прощают.

Что, если Кёсем-султан падет до того, как Айше выйдет из милости султана? До того, скажем прямо, как султан поменяется? В этом случае за жизнь Ибрагима ломаного медного дирхема нельзя будет дать, а самой Турхан срочно придется у кого-то искать покровительства, пускай и временного. В этом случае мудрым будет укрепить отношения с Айше, оказать ей пару мелких услуг. Пускай думает, что Турхан переметнулась на ее сторону.

Главное, чтобы другие в случае, когда Айше падет сама – а она неминуемо падет, ее век недолог, – подобных глупостей не думали. Вот об этом Турхан придется позаботиться самой.

Что ж, если надо – значит, надо.

Турхан улыбнулась и вновь сосредоточилась на описаниях бабочек.

Глава 7

Время лицедейства

«Иногда случается, что страждущие целиком поглощены необоснованными мыслями о грозящем несчастье, боязливы, угнетены, подавлены, обеспокоены своей дальнейшей судьбой и будущим своих родных. Сетуют, что тоска ломит им душу, печаль камнем лежит на сердце. Призывают Аллаха в свидетели, говоря о незаслуженности обрушившегося на них несчастья. Требуют к себе жалости и внимания.