Кэтрин Коултер - Лабиринт

– Прости, Диллон.

– Ничего, все нормально.

– Ты все еще тоскуешь по ней?

Сэвич взглянул на одну из картин своей бабки, подаренную ему по случаю окончания Массачусетского технологического университета. На ней был изображен сгорбленный старичок француз, рыночный торговец, продающий что-то на ярмарке в небольшой деревеньке неподалеку от Канн, где в шестидесятые бабка Сэвича прожила несколько лет. Затем Диллон озадаченно посмотрел на Лейси:

– Ты знаешь, это очень странно, но я почему-то не могу вспомнить лицо Клэр. В моей памяти оно какое-то размытое, словно на очень старой фотографии. Да, я ощущаю боль, но она стала какой-то приглушенной. Конечно, я тоскую по Клэр. Иногда, читая книгу, вдруг подниму голову и начну что-то ей говорить. Или смотрю футбольный матч – и вдруг покажется, что она вот-вот прикрикнет на меня, чтобы не сходил с ума. Она была фигуристкой, очень хорошей фигуристкой. Но в олимпийскую сборную пробиться так и не смогла.

– Для тебя она то же самое, что для меня теперь Белинда, – заговорила Лейси. – Сначала мне казалось невозможным, чтобы моя боль когда-нибудь утихла, но помимо моей воли она все же пошла на убыль. Теперь, когда я смотрю на фотографии Белинды, мне кажется, что я любила эту женщину когда-то очень давно и где-то очень далеко. Такое ощущение, что это было в какой-то другой жизни и я сама была другой. Иногда в толпе мне слышится, что она меня окликает. Я оглядываюсь, но, конечно же, никогда не вижу ее.

Сэвич сглотнул, чувствуя, что на глаза ему, как когда-то очень давно, наворачиваются слезы.

– Знаешь, в такой ситуации, как у твоей жены, я бы, наверное, тоже боролась со смертью до последнего, – сказала Лейси, глядя на него ясным, спокойным взглядом. – Я бы ни за что не сложила руки и не отошла бы в мир иной просто так. Нет, я бы брыкалась и орала изо всех сил.

Сэвич засмеялся, потом разом помрачнел. Что это было – чувство вины за то, что он смеялся, вспоминая Клэр? Однако вскоре лицо Сэвича снова прояснилось.

– Я бы тоже брыкался, – улыбнулся он. – Спасибо, Шерлок.

– Голова у меня больше не болит, – обрадованно заметила Лейси. – Ты мне дал волшебные таблетки?

– Ага. А теперь посмотри, пожалуйста, новости, пока я приберусь на кухне, ладно?

– А что, десерта не будет?

– Ты не доела свою порцию спагетти и требуешь десерт?

– Десерт идет в совершенно другой отдел желудка, и этот отдел у меня пустой. Я уверена, что мой нос уловил аромат сдобных ватрушек.

Пока Диллон мыл посуду, Лейси уничтожила ватрушку и принялась смотреть по телевизору новости. Обстановка в Боснии и на Ближнем Востоке вновь обострилась. Сообщалось о новых варварских актах уничтожения курдов, но она не могла понять, о каких, собственно, курдах идет речь – ведь курды были расколоты, как и те страны, на территории которых они проживали, и не существовали как единый этнос. Затем на экране внезапно возник Большой Джон Баллок, адвокат Марлина Джоунса – раздувшийся, как индюк, от ощущения собственной значимости и расточающий улыбки репортерам, которые буквально забрасывали его вопросами, пока он шел от здания бостонского суда к своему громадному черному лимузину.

– Предстанет ли Марлин Джоунс перед судом?

– Без комментариев.

– Скажите, Марлин невменяем?

– Вы ведь знаете, для признания того или иного человека невменяемым существует определенная процедура, – ответил Баллок, закатывая глаза и поводя массивными плечами.

– Вы будете добиваться признания его невиновным?

– Без комментариев.

– Вы рассказывали, что у вашего подзащитного было трудное детство, что мать избивала его, а дядя подвергал сексуальным домогательствам. Это правда?

– На этот счет есть документы в соответствующих организациях.

– Но ведь он признал свою вину.

– Его признание не может быть принято во внимание. Полицейские и агенты ФБР принудили моего подзащитного признаться в том, что он совершал преступления.

– А как насчет той женщины – сотрудницы ФБР? Ваш подзащитный оглушил ее и затащил на склад, чтобы убить. Все это зафиксировано на магнитофонную и видеопленку.

– Это было специально подстроено, – заявил Большой Джон Баллок, подкрепив свои слова энергичным жестом. – У моего подзащитного и в мыслях не было убивать эту женщину.

– Но я слышал, что он нанес ей ножевое ранение.

– Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал, – ответил адвокат. – Могу лишь повторить еще раз, что мой подзащитный попал в заранее подготовленную ловушку. Вот увидите, все улики, собранные против него, не будут приняты во внимание.

– Все это не было бы ловушкой только в том случае, если бы ему удалось убить сотрудницу ФБР, так по-вашему? – не без сарказма поинтересовалась какая-то женщина-репортер.

Взрыв смеха. Обращенные к Джону Баллоку лица дышат холодом.

– Давайте на этом закончим, ребята. Поговорим как-нибудь в другой раз, – подвел черту под импровизированной пресс-конференцией адвокат.

Сразу после этого в блок новостей вклинился рекламный ролик, расписывающий достоинства пива «Будвайзер». Почувствовав, что Диллон вернулся из кухни и стоит у нее за спиной, Лейси тихо сказала:

– Я возвращаюсь в Бостон. Мне надо еще раз встретиться с Марлином Джоунсом.

– Тебе не разрешат с ним встретиться.

– Я должна попытаться это сделать. – Она медленно повернулась и посмотрела Сэвичу в глаза. – Ты ведь меня понимаешь, правда? Я обязана сделать еще одну попытку. Не могу я просто сидеть и ждать, пока еще какой-нибудь маньяк заявится по мою душу. Если ты попросишь, чтобы меня к нему пропустили, меня пропустят.

– Сейчас за тобой охотится не он. Кроме того, если ты будешь добиваться встречи с ним, может всплыть на поверхность тот факт, что Белинда – твоя сестра.

– Нет, я не собираюсь ему об этом говорить.

– И все же такой риск есть. Поверь мне: ты даже не представляешь, какой шум и гам поднимут газеты и телевидение, если пронюхают, что ты сестра одной из убитых женщин и что в течение семи лет поимка Марлина была твоей идефикс. Ты, наверное, считаешь, что с моей стороны жестоко так говорить. И все же я повторяю: не приведи Господь, чтобы репортеры об этом узнали. Тогда такое начнется! Да и Джону Баллоку это будет на руку – ибо будет работать на его версию о том, что его подзащитного заманили в западню. Мне кажется, тебе гораздо полезнее было бы съездить в Сан-Франциско и попросить тамошних агентов побеседовать с Дугласом и твоими родителями.

Лейси отрицательно покачала головой.

– Что же касается Марлина, – продолжал Сэвич, – то прежде, чем что-либо предпринять, тебе следует пару дней отдохнуть. Сегодня у нас воскресенье. Мне бы хотелось, чтобы ты выбросила все это из головы до вторника. Обещаешь?

Лейси расправила шитый золотом платок у себя на коленях.

– Пожалуй, хорошенько поспать хотя бы одну ночь мне не помешает, – ответила она наконец.

– Два дня. Я хочу, чтобы ты мне пообещала, что два дня полежишь в постели. А потом мы с тобой все обсудим.

Лейси молчала, и Сэвич почувствовал, что начинает закипать.

– Ты ведь все-таки агент ФБР, Шерлок. Это означает, что ты должна выполнять мои приказы. Ты занимаешься теми делами, которые я тебе поручаю, и не можешь руководствоваться в их расследовании своими желаниями. Хоть это ты понимаешь?

– Не надо на меня кричать. Как я могу не понимать этого? Сэвич шагнул вперед и снова остановился.

– У меня наверху есть прекрасная комната для гостей. Чемодан я тебе собрал – он лежит в багажнике машины. Я провожу тебя наверх, а потом принесу твои вещи.

Только очутившись в ванной комнате, отделанной в викторианском стиле – тщательно отполированная ореховая дверь, ванна на массивных металлических ножках, напоминающих лапы животного, таз для умывания на высокой подставке, больше похожей на пьедестал, роскошные бледно-желтые полотенца с вышитыми на них цветочками, – и сбросив верхнюю одежду, она, повернувшись к зеркалу, с изумлением обнаружила, что на ней самое тонкое шелковое белье из всего у нее имевшегося. Интересно, о чем думал Сэвич, извлекая его из бельевого ящика? Лейси провела рукой по животу, чувствуя, как легко скользит ладонь по гладкому шелку трусиков. Впрочем, решила она, вполне возможно, что Диллон в тот момент вообще ни о чем не думал – просто схватил первое, что попалось под руку. В конце концов, это были всего лишь лифчик и трусики, хотя и очень соблазнительные.

Лейси любила красивое белье. Комплект, который был на ней, она купила себе в подарок к последнему дню рождения. Стоил он весьма недешево, но выглядел и впрямь великолепно и нес в себе немалый эротический заряд. Сняв лифчик, Лейси потерлась щекой о тонкую, восхитительно гладкую ткань. С тех пор как она приобрела это белье, прошло несколько месяцев, но она его так ни разу и не надела, а Диллон почему-то выбрал именно его.

– Шерлок, – раздался сзади голос Сэвича.

Быстро накинув на себя полотенце, Лейси обернулась к двери и увидела Сэвича, стоящего посреди спальни с чемоданом в руках.

– Пожалуйста, положи его на кровать, Диллон, – попросила она.

Сэвич же, глядя на Лейси, подумал, что у нее страшно усталый вид и что, вероятно, ему следовало оставить ее в больнице, привязав к больничной койке. И еще он подумал о том, что никогда прежде ему не приходилось видеть, чтобы женщина, завернувшаяся в полотенце, выглядела так сексуально.

– Тебе нужна моя помощь?

– Нет, сэр, – улыбнулась Лейси. – Я в состоянии почистить зубы самостоятельно.

– Тогда увидимся утром. Тебе совсем не обязательно подниматься ни свет ни заря, так что спи спокойно. Когда проснешься, покричи мне, и я принесу завтрак. И не забывай, ты обещала меня слушаться.

Лейси вовсе не давала такого обещания, но, тем не менее, кивнула.

– Спасибо, Диллон.

– Да, и еще. Завтра утром мне надо будет съездить по делам в пару мест. На то время, пока меня не будет, запри все двери и не открывай никому, что бы тебе ни говорили. В доме полно еды, даже немного спагетти осталось. Так что выходить на улицу тебе незачем. Дверь откроешь только мне. Поняла?

– Поняла.

– Твой пистолет внизу, в моем кабинете, а «кольт» – в ящике тумбочки рядом с кроватью. Я подумаю, что нам делать дальше, и потом скажу тебе, к какому решению я пришел.

– А что у тебя завтра за дела?

– Это тебя не касается, – нахмурился Сэвич. – Я буду отсутствовать максимум два часа, не больше.

– Ты не споешь мне пару куплетов, прежде чем уйти?

– Ты хочешь что-нибудь душевное?

– Вот именно – душевное.

Диллон тихонько запел своим глубоким голосом о какой-то девушке, которая, конечно, во многом уступает некоей Роуз, но тем не менее вполне заслуживает мужского внимания.

– А кто такая Роуз? – поинтересовалась Лейси.

Сэвич улыбнулся и, помахав на прощание рукой, вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь.

Уже светало, когда он рывком сел на кровати, прислушиваясь. Тишину снова пронзил идущий откуда-то сверху крик. Соскочив с постели, Диллон кинулся по лестнице на второй этаж.

Лейси силилась встать с кровати. Дышала она тяжело, с хрипом.

– Шерлок, что случилось?!

Она не отвечала, по-прежнему с трудом втягивая в себя воздух открытым ртом. Можно было подумать, что несколько секунд назад кто-то пытался ее задушить. Усевшись рядом с Лейси на кровать, Сэвич обнял ее и стал тихонько поглаживать по спине.

– Все в порядке, успокойся. Тебе что-то приснилось? Дыхание Лейси понемногу выравнивалось, но каждый вдох и выдох все еще давался ей с трудом, словно кто-то ударил ее под ложечку. Она не могла говорить, да у нее и не было такого желания.

– Ну что ты, Лейси. Успокойся, я здесь, с тобой. Все будет хорошо, никто тебя не тронет.

Лейси порывисто обняла Диллона и крепко прижалась к нему. Он чувствовал ее горячее дыхание у себя на плече.

– Да, я здесь, с тобой, – продолжал он успокаивать ее. – Никто тебя не тронет, никто не сделает тебе ничего плохого. Все в порядке.

Наконец она ответила:

– Да, я знаю. Я уже в порядке.

Он попытался отстраниться, но она не разнимала рук. Диллон чувствовал, как по телу Лейси пробегает дрожь.

– Послушай, все в самом деле нормально, – повторил он. – Я никуда не денусь, так что можешь меня отпустить.

– Не хочу. Пожалуйста, посидим так еще немножко, – попросила Лейси. Ее все еще била дрожь.

– Извини, похоже, я выбрал для тебя не тот халат. Тебе, должно быть, холодно.

– Все дело в том, что ты мужчина. Ты выбрал именно этот халат, потому что он почти прозрачный и очень сексуальный – такой же, как и мое белье.

– Ну да, наверное, ты права. Он действительно такой тонкий и приятный на ощупь. Извини, но мои гормоны, похоже, одержали верх над моим рассудком. А теперь послушай, что я скажу. Отпусти меня и ложись.