Розмари Роджерс - Лабиринты любви

– Разве я не успела объяснить, что ты совершенно не в моем вкусе? – глухо пробормотала Сара, застыв, и с неожиданной вспышкой ярости заметила его кривую улыбку.

– Неужели? До чего же ты неблагодарна, а ведь я всего лишь стремлюсь услужить. Почему бы тебе, как говорится в анекдоте, «не расслабиться и не получить удовольствие»?

Сейчас легче всего закрыть глаза и не спорить, словно этим можно отгородиться от него! Выстоять против коварных, нежных ласк его пальцев, которые втирают крем в горящую кожу, превращая ее в переливающийся атлас, озаренный красновато-золотым светом.

Он взял ее за плечи, осторожно массируя шею, пока не почувствовал, как обмякла напряженная плоть. Лишь когда его ладони скользнули ниже, Сара снова напряглась. Однако он намеренно избегал прикасаться к соскам. Едва дотрагиваясь, он очень бережно коснулся груди, погладил упругий плоский живот и снова двинулся вверх, по-прежнему дразня неуловимыми касаниями.

Сара сохраняла вид усталого безразличия, но Марко показалось, что под шелковистой гладкой кожей пробегает еле заметная дрожь желания, с головой выдавая девушку.

Будь она проклята, маленькая лгунья, предпочитающая из последних сил бороться с собой, только бы не дать волю собственным чувствам! Разве к этому времени она еще не поняла, что о браке с Карло не может быть и речи? Чего надеется добиться этой показной добродетелью? И долго ли еще продержится?

Какой невероятной и неправдоподобной показалась бы эта сцена всего лишь два дня назад! Представить невозможно, что она, рассудительная и невозмутимая Сара Колвилл, отважится лежать в чем мать родила на теплом мраморном полу, пока самый презренный и ненавистный на свете человек смеет дотрагиваться до нее своими лапищами да еще и лицезреть в таком виде…

Ну почему, почему она все это позволяет? Если бы его прикосновения снова стали грубыми и оскорбительными, если бы он попытался каким-то образом нарушить безмолвное, но взаимное соглашение, Сара немедленно поднялась бы и гордо удалилась. Однако ей даже нечего возразить, он просто массирует ее, как обещал. Но в самом ли деле так равнодушен при этом? Ведь не пригрезилось же ей едва ощутимое скольжение пальцев по внутренней стороне бедра! И, дьявол бы все это побрал, разве не она должна была завлекать его, разжигать и в самый напряженный момент послать к черту? Его и дразнящие, всезнающие чуткие пальцы, которые беспрепятственно порхают по ее телу… одному Господу известно, сколько женщин пало жертвами этой внешне невинной игры. Массаж называется!

Запоздало вернувшийся здравый смысл и решимость отрезвили Сару. Она села, сонно потирая глаза, словно и впрямь едва не задремала.

– М-м-м… просто восхитительно. Однако услуга за услугу! Теперь моя очередь! Вот увидишь, я тоже классная массажистка!

Пожалуй, это сильно сказано, но Сара прочла руководство по массажу и прекрасно все запомнила! С озорной улыбкой, не спуская глаз с удивленного лица Марко, она потянулась к открытой баночке с кремом.

– Ложись!

– Какая неожиданная любезность! Я польщен!

Но Сара заметила, что, даже растянувшись на животе, он все-таки поглядывал на нее с некоторым подозрением. Довольная собой, она радужно улыбнулась:

– О, я уверена, что у тебя нет отбоя от горящих рвением дам! Постараюсь и я отличиться!

– Спасибо, – сухо произнес он. – Придется после сеанса определить и твой рейтинг! Не имею ни малейшего желания ходить в синяках и царапинах!

– Возможно, тебя ждет сюрприз! Ничего нельзя знать заранее, не правда ли?

– Валяй!

Пожав плечами, он спрятал лицо в ладонях, словно смирившись с не слишком приятной процедурой.

Стоявшая на коленях Сара с трудом удержалась, чтобы не высунуть язык, благо он все равно не увидит. Марко прав, ее так и подмывало запустить ноготки ему в спину, но приходилось сдерживаться, чтобы показать настоящий класс! Поэтому ее пальцы с удивительной силой стали массировать шею Марко совсем, как он!

Крем густым медом покрывал руки Сары и его загорелое тело, пробуждая в девушке странные чувства. Удивительно, что она вытворяет, да еще ухитряется при этом действительно получать удовольствие от дурацкого массажа! Под ладонями перекатывались бугры крепких, как у молодого животного, мускулов. По-видимому, она постоянно держала Марко в напряжении, поскольку тот не знал, чего от нее ждать. Сара провела костяшками пальцев вдоль позвоночника, вниз и вверх, размяла плечи и тут же, едва прикасаясь, пробежалась до пояса и даже не побоялась задержаться на бедрах.

– Это, по-твоему, массаж? – прорычал Марко, но девушка только улыбнулась. Судя по тому, как он заерзал, наверняка пытается подавить возбуждение.

– А ты на что-то жалуешься? – призывно прошептала Сара, пока ее руки продолжали посылать красноречивые сигналы по всему упругому мужскому телу. Пьянящее ощущение собственного могущества ударило в голову, когда под кончиками пальцев она почувствовала его невольную реакцию.

– Ты… ты вызываешь во мне желание! Берегись!

Ее блестящие от крема руки не переставая скользили все с большей уверенностью по теплой коже.

– Но почему? – беспечно отозвалась она. – Ты клялся, что твоему слову можно верить! Хочешь, чтобы я прекратила?

Она дразнила, манила, искушала – прожженная дрянь! Еще бы – хочет отплатить ему той же монетой, а поскольку мужчину куда легче привести в состояние боевой готовности, чем женщину, значит, на этот раз ее верх! Боже, как страстно он жаждет накрыть это длинноногое извивающееся тело своим и заставить признать, что на самом деле она всего лишь дешевая доступная тварь, живущая только позывами плоти, одна из тех сук, что готовы дать любому кобелю, на которого положат глаз. Он так хотел, чтобы Карло сам до этого додумался…

Хотел? Хочет! Она, конечно, не так проста, как кажется, и невероятно своенравна, но при этом всего-навсего женщина и податлива, как все они, включая его мать!

Марко грустно усмехнулся, радуясь, что Дилайт этого не видит. Поместив ее в эту комнату, он посмеялся над собой. Какая горькая шутка! Его мать, сбежавшая с конюхом, тоже была шлюхой! Родственные души! И существует лишь один очевидный способ выбросить ее из души и сердца…

Упоенная своей победой и невольно злорадствуя, Сара испуганно охнула, когда ее рука оказалась в неумолимых тисках.

– Довольно!

Почему он вечно либо командует, либо угрожает?

– Да что с тобой? Пусти, ты делаешь мне больно. Сам обещал…

– Я прекрасно помню, что обещал, – процедил Марко. – Однако, насколько я понимаю, ты пытаешься заставить меня нарушить установленные тобой же границы! Я не наивный олух вроде Карло и обычно… – Выразительно помолчав, он одним гибким движением вскочил, не давая Саре подняться с колен. – Обычно, – громовым голосом произнес он, – я не отказываю себе в тех мимолетных утехах, которые могут доставить такие, как ты, поэтому поостерегись, иначе я могу принять твои заигрывания за приглашение к действию!

Он нарочито медленно оглядел ее обнаженное тело, задержавшись на груди и темном треугольнике между ног. Сара неудержимо покраснела под этим словно бы поглощающим, вбирающим в себя взглядом и, задыхаясь, попыталась вырваться.

– Мне следовало бы помнить, что ты не умеешь проигрывать! Сначала в теннис, потом сейчас…

– Но кто из нас проигравший, а кто победитель? – осведомился Марко пренебрежительно, а сам не переставая поглаживал то место на руке, где лихорадочно бился пульс. – Хочешь узнать?

– Думаю… – Сара постаралась унять дрожь в голосе. – Возможно, стоит на сегодня объявить ничью и… разойтись по своим комнатам. И перестань выкручивать мне руки, больно же, говорю!

– Говоришь, – подтвердил он задумчиво, явно наслаждаясь ее бесплодными попытками освободиться. – Кажется, это еще одно обещание, которое ты обманом заставила меня дать? Что я не причиню тебе боли? Признаться, не припоминаю.

– Отвяжись! – прошипела Сара. – Я не поклонница садомазохизма, не то что, по-видимому, ты!

– А если бы и так, неужели меня остановило бы твое жалкое нытье? По-моему, ты не хуже меня сознаешь, что еще немного, и ты уже не сможешь обходиться без всего, что я стану делать с этим стройным разгоряченным телом!

И снова эти искры, похожие на язычки пламени, вспыхнувшие в черных глазах, как последние огоньки под прогоревшими углями. Опасный симптом, понятный даже неискушенной Саре.

– Нет!

Единственное резкое слово, как удар ножа, брошенное ему в лицо! Ах, если бы оно могло ранить его, оставить неизгладимый шрам! Будь у нее в этот момент настоящий кинжал, она не задумываясь бы вонзила его в мускулистое тело человека, который способен так легко ее одолеть!

– Нет! Все, что бы вы ни делали, не вызовет во мне желания!

Ее глаза влажно блестели, полные непролитых слез отчаяния, так похожего на ненависть. Из горла вырвался нервный высокий смешок, напоминавший звон бьющегося стекла.

– Потому что… потому что, даже если ты возьмешь меня силой и сумеешь распалить, я просто закрою глаза, чтобы представлять на твоем месте кого-нибудь другого – любого мужчину, кроме тебя! Понятно? До сих пор я сама выбирала себе любовников, синьор герцог, а вы не в моем вкусе! Надеюсь, я достаточно ясно выразилась?

За неожиданным взрывом последовала зловещая тишина, и даже дыхания, кажется, не было слышно. Противники не могли оторвать друг от друга глаз. Взгляд Марко стал неумолимым, как острый клинок; других видимых перемен она в нем не обнаружила. Почему он ничего не скажет? Не шелохнется? Сгорая от стыда, она ощущала, как бешено бьется сердце. Только бы он не заметил! Не понял, как она трусит.

– Ты, кажется, не расслышал? – переспросила Сара, боясь, что вот-вот сорвется голос.

– Отчего же. Мы достаточно близко друг от друга, так что совершенно нет необходимости кричать.

Как он вежлив. Слишком учтив. Сара подавила неудержимое желание отступить.

– Ты просто блистала красноречием и… завидной откровенностью. Должен сказать также, что редко встречал таких искренних стервоз, из тех, кого в Америке называют динамистками! Сгораешь от страсти, но стоит мужчине поддаться на удочку, тут же становишься холоднее айсберга! Прирожденная шлюха!

Кровь прихлынула к щекам Сары. Разум подсказывал, что пришел час поставить Марко на место. Сражаться любым оружием, иначе герцог унизит и сломит ее – разве не это он пытается сейчас проделать, бросая ей в лицо подобные обвинения, наблюдая за реакцией с ледяной улыбочкой, так напоминающей гримасу. Он назвал ее шлюхой. Снова.

– Будь я действительно тем, кем вы меня считаете, поверьте, синьор, вы не могли бы купить меня ни за какие деньги. Уверяю вас, я готова отдаться даром любому, кто приглянется, даже если это последний мусорщик!

– Я начинаю думать, что в этом безупречном теле, принесшем тебе столь сомнительную славу, кроются все омерзительные пороки, присущие лишь женщинам! Перечислить?

– Больше я ничего не желаю слушать! Убирайся и оставь меня в покое!

Однако он неумолимо продолжал, не обращая внимания на ее вопли:

– У тебя слишком пылкий нрав и змеиный язык, и потому всякий любовник, которого ты вздумаешь удержать больше чем на две ночи, не задумываясь уйдет к другой, настоящей, живой и теплой. Расчетливая, насквозь лживая, лицемерная, маленькая…

– А ты не что иное… как напыщенный осел! Льешь на меня помои, рассматриваешь через грязное увеличительное стекло с видом праведника, а сам все время…

Сара своевременно осеклась, ужаснувшись тому, что едва не высказала.

– Все время… а дальше? Пора бы поучиться заканчивать предложения, – посоветовал он, но за вкрадчивостью тона таилась несомненная угроза.

– Когда ты разожмешь руки и перестанешь оскорблять меня, я смогу наконец спокойно уйти! Мне крайне неудобно стоять на коленях на жестком холодном полу… или ты вздумал вынудить меня каяться за неведомые, вымышленные грехи?

Марко прошипел грязное ругательство и бесцеремонно поставил ее на ноги, по-видимому, рассчитывая, что она потеряет равновесие и упадет ему на грудь. Но эта дрянь, ловкая как кошка, мгновенно выпрямилась, глядя на него своими похожими на осколки зеленого стекла глазами, переливающимися золотом в свете угасающего пламени. Кто знает, какие тайны скрывают эти глаза? Глаза отъявленной кокетки, прожженной проститутки. А тело… тело, перед которым даже он не смог устоять. Расчетлива… расчетлива до мозга костей. И насквозь порочна. От рождения лишена того, что называют моралью. Шлюха и богиня. Что она там несла о грехах?

– Боюсь, искупление пристало исключительно тем, кто искренне раскаивается. Но, происходи это всего лет сто назад, поверь, я бы сумел выбить из тебя спесь! Уж тогда бы ты не отделалась только церковным покаянием.

Марко почти рычал, что, по ее мнению, было весьма опасным признаком, не говоря уже о зловещем, задумчивом взгляде. Хорошо хоть отпустил ее ноющее запястье, и Сара, с небрежным видом потирая больное место, слегка подалась назад.