— П-п-простите… — Он ничего не понимающим, но виноватым взглядом посмотрел на меня.

— Это не вам, — рассеянно бросила я, махнула рукой и пошла в сторону метро.

Первое смятение прошло. С удивлением я обнаружила, что во мне нет гнева и обиды, хоть и понимала, как цинично меня использовали.

Весна подступала вовсю. Приближалось Восьмое марта. Международный женский день, значение которого за последнее время в меняющейся стране несколько поубавилось, все же будоражил предпраздничным настроением большую часть населения. Юноши носились с красиво упакованными свертками, приценивались к цветам, помещенным в прозрачные коробки с горящими внутри свечами для обогрева. Женщины ходили, загруженные огромными продуктовыми сумками, как всегда, даже в свой праздник, взваливая на себя основную хозяйственно-кухонную часть подготовки.

— Вольф… Вольф… Вольф… — вспоминала я, где раньше могла слышать это имя. — Ах, Вольф! — Меня озарила ошеломляющая догадка. — Ну конечно же, когда-то мне говорила о нем Марта.

С неожиданной ясностью я вспомнила наш разговор у подъезда общежития. Боже мой, как все переплетено, как все взаимосвязано в этом мире! Но, вполне вероятно, что это не тот человек. Уж никак не вяжется представление о безжалостном главаре бандитской шайки с этим милым, почти детским взглядом глубоких синих глаз, с этим нежным касанием теплых рук, с этим страстным пламенем жаркого рта.

«Нет, конечно же, тот Вольф, о котором мне говорила Марта, и этот Вольф — простое совпадение»…

Но откуда такая роскошь? Откуда столько денег и возможностей? А его связи? А рестораны, сауны? Именно об этом я и слышала от Марты.

Я противоречила сама себе. То я уговаривала себя, что Леша — большой талант, молодой, но гениальный художник, который сумел пробить себе дорогу в большое искусство. Но где его мастерская и когда он занимается живописью?

Тогда я предположила, что он удачливый бизнесмен, вовремя вложивший и раскрутивший свои капиталы. Это выглядело более правдоподобно, но тут же появлялась масса несостыковок, терзавших меня.

«Неужели он бандит? Низкий, мерзкий вор, мафиози, так прекрасно маскирующийся, скрывающий свое подлое истинное лицо?»

Идти домой мне не хотелось, и я, резко повернув от метро, пошла в сторону рынка. Собственно, мне ничего не нужно было покупать, но на подходе к рынку расстелили свои клеенки местные пенсионерки и бичеватого вида люди, далекие от пенсионного возраста. На клеенках, расположившихся по обе стороны дороги, лежала всякая ерунда доперестроечного, а порой и дореволюционного периода. Мне нравилось смотреть на пожелтевшие фотографии прадедов и прабабок торгующего люда, на черные костяные светильники, являющиеся скорее антиквариатом, чем предметом бытового пользования, на булавки, цепочки, значки, фарфоровые статуэтки и стеклянные вазы, короче, на всю ту утварь, которую следовало бы поместить в историко-архивный музей и изучать по ней «историю государства Российского».

Поход к рынку несколько отвлек меня от неотвязных мыслей. Я даже поторговалась с одной бабулькой и купила у нее, непонятно зачем, старенькую брошь с отломанным замочком и выпавшими на треть камешками красно-гранатового цвета.

— Ой, спасибо, доченька! Дай Бог здоровья, счастья и любви тебе! — Бабулька складывала мятую тысчонку в маленький прямоугольничек и доставала серенький, вышитый шелком носовой платок, вероятно, чтоб использовать его вместо кошелька.

— Как же, мамаша, — усмехнулась я с грустью. — И счастья даст, и радости. От себя оторвет да в мои руки положит.

— Даст, даст, не сумлевайся! А может, тебе вот и эту брошечку?

— Одной хватит, благодарствую, — ответила я, почувствовав, что еще немного настойчивости со стороны «коробейницы», и я заберу все это барахло вместе с разорванными башмаками неопределенно-растоптанного размера и стану благодарно запихивать покупку в свою маленькую кожаную сумочку.

Я попыталась поймать рукой только что болтавшуюся на узком длинном ремешке сумочку, но все никак не могла нащупать ее у себя за спиной. Я остановилась и без удивления поняла, что сумочку у меня срезали, остался только ремешок, блестящей змейкой тут же соскользнувший в слякоть под ногами.

В сумочке у меня была стодолларовая купюра, несколько отечественных небольшого достоинства, косметика и расческа. Больше всего было жаль записную книжку, но я тешила себя тем, что по совету одной приятельницы, ведущей активный образ жизни, совсем недавно удосужилась переписать телефоны в новый блокнот, а стало быть, не осталась без нужных и интересных мне связей.

Сто долларов — приличная сумма, но усилиями Леши я была устроена на хорошо оплачиваемое место, где отрабатывала практику и получала довольно большую зарплату.

Опять Леша! Ну — бандит, и что? Господи, как мне надоело это самокопание, поиск истины и нравственные мучения!

Да в конце концов, каждый имеет право жить так, как он того хочет. И каждый по жизни своей получит то, что заслуживает.

Я сунула руку в карман и обнаружила там несколько жетонов для метро и сотенные бумажки.

У входа в метро, протянув шапку для подаяния, стоял одноногий калека. Я посмотрела вокруг. Народ обтекал этого человека равнодушным потоком. Изредка останавливались далеко не молодые люди и, суетливо роясь в сумках и тощеньких кошельках, доставали звенящую мелочь и бросали в облезлый головной убор.

Когда тебе плохо, то очень часто утешает мысль, что есть люди, которым еще хуже. От этого ты становишься как бы на полголовы выше себя самого и чувствуешь прилив благодарности ко Всевышнему, что он тебя не покинул и дал тебе возможность жить не в самых худших условиях.

Я вынула свои сторублевки и положила в шапку. Калека равнодушно извлек их оттуда и сунул в карман, оставив нетронутой мелочь.


Стоило мне войти в квартиру, как воздух пронзил острый звонок телефона.

«Странно, — подумала я, подходя к телефону. — Зачем баба Зина вывернула его громкость на полную катушку?»

— Алло! — Я расстегивала шубку, прижимая трубку к уху плечом. В трубке раздались треск, шорох, шипение и еще какие-то звуки, отличающие нашу телефонную связь от связи в любой другой стране.

В глубине эфира кто-то пропищал комариным голосом из-под глухой пуховой перины. Что именно пищали, я не могла понять, единственно, о чем я догадалась, что этот звонок из Денежникова.

— Алло! — что есть мочи заорала я. — Мне ничего не слышно! Повтори!!

— Пи-пи-пи-пи…

— Алло! Если ты слышишь меня, повесь трубку, я перезвоню!

Тут же раздались короткие гудки, и я набрала номер междугородной связи. Удивительно, позвонить, например, в Одессу не стоит большого труда, нужно лишь набрать код и номер абонента, и болтай хоть час. Тут же, каких-нибудь полста километров от Москвы, будьте любезны пользоваться услугами телефонистки. Это, в общем, несложно, но если учесть, что услуги растягиваются на час-полтора, то на звонок приходится тратить уйму драгоценного времени.

Прежде чем нас соединили, я успела приготовить на скорую руку ужин и торопливо проглотить его.

— Ира! — услышала я голос Татьяны. — Ну, как ты там?

— Нормально, — ответила я, дожевывая яблоко.

— Ну и отлично, — не стала выяснять подробностей этого краткого ответа моя сноха. — Тебе тут телеграмма.

— От кого? — удивилась я. Вроде бы мне совершенно неоткуда было ждать посланий.

— От кого, не знаю, может, от родителей? — предположила Таня.

— А что там?

— Читать?

— Ну, конечно, читай. Не поеду же я за ней сию минуту.

— Ага! — согласилась она, шелестя разворачиваемой телеграммой. — Встречай, поезд восьмой, вагон шестнадцатый, седьмого ноль третьего… Завтра, — подсказала Таня, и я тут же догадалась, что телеграмма от Ларки.

Перед Новым годом Ларка так и не приехала. Она позвонила в Денежниково и предупредила меня через Таню с Андреем, что по некоторым причинам приехать не может, но обязательно будет в Москве в ближайшем будущем. Причин она не раскрыла, зато попросила у Татьяны мой телефон, но Таня, имевшая однажды со мной разговор на эту тему, не решилась оставить Ларке мои координаты, великодушно дав свой адрес.

— Для писем, — пояснила она мне. — По телефону многого не расскажешь, а в письмах можно целый роман состряпать.

— Ларка! — обрадовалась я. — Одноклассница моя приезжает! Тань, у тебя расписания железнодорожного нет? — Я знала, что Андрюша частенько ездит на поездах, и вполне может быть, что у них есть расписание.

— Сейчас гляну. — Таня со стуком бросила трубку на стол и побежала искать расписание. Я ликовала. Как же мне хотелось поскорее увидеть мою давнюю подругу, услышать ее голосок, порасспросить о всех новостях в далеком Мукачеве.

Я вдруг почувствовала, как на самом деле истосковалась по своей родной сторонушке. Вот теперь-то я узнала истинное значение такого понятия, как ностальгия.

Червону руту нэ шукай вэчорамы,

Ты у мэнэ едына, тильки ты, повир.

Давно забытые строки некогда широкоизвестного шлягера всплыли в моей голове. Я и не заметила, как стала напевать вслух.

— Эй, звезда эстрады, — услышала я сквозь шипение и щелчки голос Татьяны. — Твой поезд прибывает в пять утра.

— В пять? Посмотри повнимательней, он же раньше прибывал около девяти.

— Ра-аньше, — протянула Таня, еще раз проверяя по расписанию время прибытия. — Все правильно, в пять. А раньше и караси пешком ходили по Руси, милая моя! Вспомнила! Расписание уже сто раз поменялось.

— Да… — на мгновение огорчилась я. — Ну, ничего, моя бабка говаривала: не кайся, рано вставши, а кайся, рано женившись. Танюш, извини меня, уже поздно, сейчас магазин закроется, побегу-ка я холодильник затарю. Ладно?

— Давай, — согласилась Таня и напоследок спросила: — А к нам-то ты заглянешь или все, с концами?

— Концы с юнцами, а я девица! — сбалагурила я. — Все, целую! Пока!

Я быстро оделась, достала из шкатулки заначку и побежала по лестнице вниз.

Ларка, Ларка! Я радовалась завтрашнему дню, словно ребенок, ожидающий своего дня рождения. Мне не нужно было никаких подарков, мне нужна была моя любимая подружка, у которой для меня найдется миллион интереснейших новостей.

В палатке я взяла бутылочку шампанского, банку маслин, черной икры и крабовых палочек для салата. В гастрономе дополнила пакет курицей, зеленым горошком и куском копченого окорока. Ларка любила вкусно поесть, к тому же мне просто хотелось доставить подруге радость всякими необычными деликатесами, которые я собиралась приготовить сегодня вечером.

Я прекрасно знала об обстановке на Украине после того, как она стала «вильной» и «незалежной». «Ларочка!» — ликовала я.

Прикупив еще батон хлеба и шоколадных конфет к непременному вечернему чаю, я со всех ног побежала домой. Когда я добежала, запыхавшись, до своего подъезда, то случайно посмотрела вверх на освещенный квадрат кухонного окна.

«Вот черт, выскочила в магазин и свет не выключила», — подумала я и тут же заметила на площадке между машинами припаркованную Лешину «бээмвэшку».

«Ну, надо же, как не вовремя»! — с досадой поморщилась я.

Безумно не хотелось портить себе настроение, выясняя отношения с Лешей. В том, что такое выяснение обязательно состоится, я не сомневалась. Конечно же, его начну я, но не сейчас!

Я сделала шаг в сторону и оказалась за небольшим грузовичком. Обходя грузовичок, я вышла к соседнему подъезду и вошла в него. Мне было стыдно, словно я совершила какую-нибудь пакость и теперь вынуждена скрываться.

Ждать пришлось недолго, спустя две-три минуты из моего подъезда вышел Леша и следом за ним Андроник.

Они задержались у двери. Стоять и смотреть на них исподтишка было невыносимо.

— Ник, — сказал Леша, — я же знаю, что она дома. Вон, даже свет на кухне горит.

— А может, она у соседки?

— У какой соседки? — почти возмутился Леша. — Она же все время сидит дома.

— Пойдем, позвоним еще раз, подождем у двери, — предложил Ник и собрался было уже входить в подъезд, но Леша взял его за рукав.

— Нет, не пойду. Я уже вышел из того возраста, чтоб стоять у двери. Не хочет открывать, не надо.

— Хозяин барин, — согласился Ник, остановившись. — А то смотри, я могу и сам сходить.

— Поехали, — хмуро произнес Леша. — Сама прибежит.

Досада переполняла меня. Я едва сдерживалась, чтобы не выскочить из своего укрытия и не наговорить им всяких гадостей. Но нет, я прекрасно осознавала, что вначале мне нужно как следует встретить Ларку и со спокойной душой проводить ее. А потом — будь что будет.

Серебристая машина вырулила со двора, и только после нескольких минут бессмысленного ожидания я вышла из чужого подъезда и медленно поднялась по лестнице домой. Я редко пользовалась лифтом, памятуя, что лестница — самый доступный и эффективный тренажер для мышц ног и сердца. Обычно на свой этаж я взлетала через две ступеньки, не замечая подъема, но тут сердце мое колотилось, а дыхание сбивалось, словно на полную мощность запустили испорченный механизм и он вот-вот сломается, не выдержав нагрузки.