Я опешила от такого поворота дел, а Леша вместо меня ответил:

— Это как у мудреца спросил один тип, жениться ли ему на любимой девушке.

— И что тот ответил? — Павел опустил руку и с любопытством уставился на Лешу.

— Неужели вы не знаете эту притчу? В нашей стране ее знает каждый школьник.

— Нет, — пожал плечами Павел.

— Это к вопросу о родине: вернешься — будешь жалеть, и не вернешься — тоже будешь жалеть. Что мечтать в этом переполненном людьми космическом корабле под названием Земля о том, какой была бы жизнь, если бы… Где бы ты ни жил, от судьбы не убежишь. Если тебе здесь плохо, то и там не будет лучше, уже поверь мне.

— Ладно, — махнул рукой Павел широким жестом, и глаза его лучезарно засветились. — Вы, когда будете уезжать, дайте мне знать, хорошо? Я хочу попросить вас о маленьком одолжении, перевезти домой немножко денег для… А, впрочем, не стоит…

Он немного постоял в раздумье и предложил:

— Запишите мой телефон, я буду рад пообщаться с вами еще раз.

Леша достал из кармана небрежно перекинутых через перила бермуд маленький блокнот с ручкой и торопливо зафиксировал продиктованные цифры.


Ночью было душно. Кондиционер неожиданно вышел из строя, и мы спали с открытыми окнами, в которые залетали мелкие, почти невидимые комарики. Они впивались в кожу, и от их укусов страшно зудело все тело. Я натягивала на себя простыню, но даже сквозь ткань они кусали меня. Леша зашел к соседке, смуглой и говорливой веселушке. Там пели и гуляли. Леше не хотелось вторгаться в их праздник непрошеным гостем со своей дурацкой просьбой: «Не могли бы вы одолжить нам до завтра какое-нибудь средство от комаров», но все же, не выдержав духоты при закрытых окнах и комариной атаки при открытых, он оделся и пошел.

— Добрый вечер, мистер! — обрадовались ему там так громко, что даже через лестничную площадку были слышны дружеские похлопывания по плечу и восторженные восклицания, почти как у нас:

— Уау! Кто к нам пришел! Сильвия, предложи русскому мистеру бокал коктейля!

— О, нет, мисс, благодарю…

— Миссис… Миссис Юсти. Дория Юсти… Можно просто — Дори.

— Сидоров Алексей… — Леша, отрекомендовался, и дверь закрылась за ним. Я улыбнулась, представив себе, как эта миссис Юсти станет произносить фамилию Леши — Сидорофф, поднялась и подошла к окну. Эти поднимающиеся окна немного пугали меня, и, несмотря на хорошее крепление, я не рисковала высовывать голову из окна.

Мне казалось, что стоит только мне перегнуться через подоконник, как эта штуковина грохнется на меня, подобно ножу гильотины.

Большие звезды усеяли темное, почти черное небо. Звезды как звезды. Такие же, как у нас. Я провела взглядом по засаженному тропическими растениями скверу. Он был необычно ярок, но вот лесок за лужайкой у госпиталя показался мне таким же, как у меня на Украине, а впрочем, и в России он точно такой же. Только здесь все ухожено, чисто, прибрано. Я даже наблюдала однажды, как по лесу ходил человек с большим пылесосом, и меня это жутко развеселило.

Днем в лесу безбоязненно бегали ребятишки. Ближайший пруд был огорожен, между деревьями стояли качели и деревянные идолочки, полые внутри, с отверстием на месте лица. Детишки забирались туда и выставляли свои мордашки в круглые отверстия, получались идолы с человеческими лицами.

Это было очень забавно. Но больше всего меня удивили огромные подберезовики, с яркими шляпками и крепкими чистыми ножками. Я сорвала один гриб и понюхала, нет ли здесь какого-нибудь подвоха. Ко мне тут же подбежала малышка в голубеньком джинсовом комбинезончике и укоризненно покачала головой:

— Так нехорошо делать.

— А тебе разве не говорили, что нельзя вести беседы с незнакомыми людьми? — сделала я контрзамечание и посмотрела на чуть изменившееся личико русоволосой куколки. Девочка критическим взором оценила меня и тут же сообразила, что ответить:

— Я и не разговариваю с незнакомыми.

— Как же? — удивилась я.

— Вас тут все знают. Все мамы. — Она показала в сторону скамеек, на которых сидели молодые мамаши. Совсем как у нас, они пасли своих несмышленышей на ярко-зеленой травке.

— Вы из России? — спросила она. Я была поражена той заинтересованностью нашей страной в пору, когда государство уже раздробилось и ослабло, но открыло большие перспективы в своем развитии.

— Из России, — ответила я.

— А моя мама колумбийка, а папа американец! — воскликнула девочка и, смеясь, убежала от меня.


Открытое окно влажно дохнуло близким океаном. Я еще раз посмотрела на звездное небо и легонечко постучала пальцами по коробке кондиционера. Он внезапно заработал. Тоже как в нашей стране, улыбнулась я, закрыла окно и легла спать.

Уснула я быстро. Свежий воздух, прогулки по лесу, купание в бассейне делали свое дело. Я крепла на глазах, сон мой стал более спокойным. Я больше не вскакивала от кошмарных видений, не просыпалась от боли, хорошо ела и не впадала в депрессию. Леша был рядом. Изредка он отлучался по каким-то своим делам, связанным обычно с переговорами с Москвой. После переговоров он бывал немного удручен, но, в общем и целом, всегда находился в ровном и хорошем расположении духа.

Проснулась я неожиданно. Мне ничего не приснилось, но что-то необъяснимое заставило меня открыть глаза и прислушаться к звукам в квартире. Мне показалось, что в соседней комнате кто-то разговаривает. Я напрягла слух и поняла, что это говорит Леша. Вероятней всего, по телефону.

Я осторожно встала с кровати, подошла ко второму аппарату, стоящему на подоконнике за занавеской. Мне некуда было звонить, а Леша, чтоб не беспокоить меня, пользовался аппаратом в другой комнате. А этот телефон убрали со стола и поставили на подоконник.

Медленно, чтоб не звякнуть электронным сигналом, я подняла трубку. «Интересно, с кем он говорит? — промелькнуло у меня в голове, пока я подносила трубку к уху.

— Артур, я уже начинаю путаться во всех этих именах! — воскликнул Леша слегка раздраженным голосом. — Ты мне не мути воду, а ответь прямо, что там с дивидендами?

— Вольф, какие дивиденды?! — возмутился чем-то Артур на том конце провода, и я удивилась, неужели и здесь, в Америке, у Леши крутятся какие-то дела. — Я был вчера на пятачке, ты выбыл из обоймы.

— Ну-ка, повтори еще раз, ты, ты! — Леша задохнулся от негодования. — Ну, ладно, вернусь в Москву, поговорим, — пообещал он, и я поняла, что это разговор с Москвой.

— Не бери на себя, Воля. Кто ты сейчас? А? Голожопый бомж. Ты продал свою дачу, свой дом, свою машину! Ты, ради этой… просрал свое дело! Все, завод уже не наш, понял? Ну, кто ты сейчас-то есть?

— Артур, — примирительным голосом произнес Леша, но я все равно услышала в нем нотки угрозы. — Мне нужны деньги. Косарь… Ты же знаешь меня, я это так не оставлю. Я вытрясу из них все до копейки…

— Ага, если дотянешься. Воля, здесь все поменялось. Здесь власти сменились, пойми ты… Косарь — это так, плюнь и разотри, я б мог тебе сунуть лавы, но триста тысяч за два месяца лечения?! Ты спятил! Ты определенно спятил!! Можно было лечить и подешевле.

— Послушай ты, гнида! — взорвался Леша. — Если б тебе пришлось лечить своего любимого человека, ты тоже бы стал считать?! Дерьмо ты козлиное!

— Ха, брат, все, приехали! Ты у меня просишь или я у тебя? Заткнись! А если не понял еще, то смотри, как бы за Ником не спрыгнуть на сорок шестой участок.

Резкие гудки вонзились в мою ушную раковину острыми иглами с ядовитыми наконечниками.

Я так и застыла с трубкой в руке. У меня не было слов, чтоб ответить Леше, вошедшему в комнату, на простой вопрос:

— Почему ты не спишь?

Почему я не сплю? Да, почему я не сплю? Не сплю вечным беспробудным сладким сном? Значит, Ника нет! Он погиб в день своего тридцатилетия. Он погиб из-за меня, это я всю дорогу приставала к нему с дурацкими расспросами, не давала сосредоточиться. Боже мой, какая я идиотка! Все это время я и не подозревала, что Леша говорит мне неправду по поводу Ника. Ведь он уверял меня, что с Ником все в порядке. Наверняка он просто берег мои нервы.

— Ты с кем разговаривал? — спросила я изменившимся от волнения голосом.

— Так… — Леша подошел ко мне, обнял меня за плечи, взял из моих рук трубочку и изучающе заглянул в глаза. Наверное, он решал, что именно я могла услышать из разговора. — Это мои друзья…

— Друзья? — криво усмехнулась я. — И твои друзья позволяют себе разговаривать с тобой подобным образом?

Я замолчала. Мне казалось, если я сейчас произнесу хоть слово, то из глаз моих хлынут потоки слез.

— Иришка, выпей таблеточку и успокойся, — предложил Леша, чувствуя, как затряслись под его ладонями мои плечи. — Завтра, когда ты отдохнешь, в более спокойной обстановке мы все обсудим.

Леша подошел к своей сумке, выложил из нее все содержимое прямо на пол и достал пачку успокоительных таблеток, которые находились там еще с доштатовских времен.

«Наверное, сам принимал», — подумала я, но выпить таблетку тазепама отказалась.

— Не надо, — слабо отстранила я его руку. — Нет, не завтра. До завтра я не смогу спокойно ждать. Ты и так уже целых три месяца оберегаешь меня от волнений, словно маленького ребенка. Я хочу поговорить с тобой прямо сейчас.

— Сейчас? — будто удивился Леша. Он остановился посреди комнаты, пододвинул к себе круглое низкое кресло и опустился в него, поджав под себя ноги.

— Хорошо, садись, — показал он рукой на кресло напротив. — Садись, я тебе все расскажу.

Я подошла к креслу и тоже села в него, уставившись на Лешу острым немигающим взглядом.

— У меня болит голова, — сжав руками виски, тихо произнес Леша.

— Понимаю… Дать тебе таблетку? — Я решила стоять до конца, не позволяя обвести себя вокруг пальца. Мне хотелось поговорить с ним, не медля ни секунды. Поговорить начистоту! Но о чем? О том, что он не сказал мне о гибели Ника? Или о том, что он продал всю свою недвижимость и движимость, чтоб собрать деньги на мое лечение? А может, о том, что он не поехал в Германию к своему компаньону по бизнесу, который воспользовался этим и лишил его предприятия, прокрутив какие-то махинации?

Что я хотела выяснить для себя? В чем упрекнуть его? Я все еще помнила ту угнанную с моей помощью машину, но давно знала, что ее взорвали у Лосиноостровского лесопарка в наказание за какие-то темные делишки ее владельца. Меня не касались эти бандитские разборки, и Леша принес свои извинения за то, что так некрасиво использовал меня в тот день. Конечно, обида где-то на самом донышке души все еще корчилась в судорогах, но через какое-то время я бы напрочь забыла о ней.

Но вот сейчас… Леша сидел в кресле, по-турецки скрестив ноги, держался за голову и был очень бледен.

Я встала, взяла со стола шипучую таблетку аспирина и пошла на кухню, чтобы набрать стакан воды.

— Постой. — Леша остановил меня, взяв за локоть. Я замерла. — Поцелуй меня, — попросил он.

Я наклонилась к его лбу и легонечко прикоснулась губами к влажной коже.

— Не так. — Леша поднял голову, и я утонула в его бездонных темно-синих глазах. — Я скучал по тебе… — почему-то шепотом произнес он и приник горячими губами к моему рту. — Я безумно скучал по тебе, я чуть не умер, когда с тобой это случилось! Ирочка!

— Не надо, — попросила я, отстраняясь от него кулачком с зажатой в нем таблеткой. — Я не могу сейчас, Леша. Я не могу…

Мне стало страшно неловко, я чувствовала себя жуткой эгоисткой, думающей только о себе, я хотела сказать ему, насколько я благодарна ему за все, что он сделал для меня, а вместо этого я истерично закричала:

— Зачем ты это сделал? Зачем?!

— Что — зачем?

— Я никогда не смогу простить себе, что из-за меня случилось столько несчастий! Леша! Я ведь не просила тебя спасать мою жизнь. Я не могу быть пожизненным твоим должником.

— Иришечка. — Леша взял мое лицо своими крепкими горячими руками и встал в кресле на колени. Теперь мы были с ним одного роста. Его лицо оказалось напротив моего, и я чувствовала кожей воздух, выходящий из его легких. — Иришка, о чем ты говоришь? Какой долг? Не мучай меня. — Он постепенно снижал голос и вот уж снова говорил шепотом и гладил мои волосы.

Держа меня сзади одной рукой за талию, другой прижимая к своей груди, он нежно целовал мое лицо, шепча при этом какие-то слова, которых я не могла расслышать.

Я напряглась, инстинктивно отстраняясь от него и выгибая спину. Леша крепко обнял меня руками, и я замерла, чувствуя, как грохочет, как учащенно бьется о ребра его сердце.


Тени на потолке вспыхнули разноцветными огнями. Я обернулась, взглянула через плечо и увидела на лужайке веселящийся народ. В эту ночную пору куча гостей выкатила из квартиры Дории Юсти и продолжила шумное гуляние под открытым небом.