Ксения утерла злые слезы, хотела уже спуститься дальше, но тут ее притянули к себе сильные руки. Она попыталась вырваться, но Вадим ей не позволил. Прижав ее к себе, он начал покрывать ее лицо быстрыми поцелуями, лишая воли, забирая в свой плен остатки здравого смысла. Вновь магнетическая сила его голоса, от которого жидкое пламя текло по венам, сердце заходилось в неистовом танце, лишала ее способности сопротивляться. Она утонула в водовороте поцелуев, которыми Метлицкий осыпал ее лицо и шею.

- Ксюха... Ты нужна мне, - пробормотал Вадим. - Пойдем, все будет хорошо. Прости. Пожалуйста, не уходи.

В голосе Метлицкого было столько боли, горечи и страстной, обреченной мольбы, что сердце сжалось в комочек. Прижавшись к нему, Ксения всхлипнула, но подавила рвущиеся на волю рыдания. Она вновь была парализована неистовым желанием и необъяснимой силой притяжения.

- Не уйду, - проронила девушка на грани слуха. - Вадик, что же ты творишь...

- Знаю, что сволочь, знаю, Ксеня, - с жаром прошептал он. - Не хотел, чтобы ты видела меня таким, а теперь понимаю, что не смогу пережить эту ночь, если тебя не будет рядом. Много прошу, знаю, Ксюха, всё прекрасно знаю...

- Вадим, я...

- Что? - спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо, нежно проводя большим пальцем по контуру припухших от поцелуев губ.

- Ничего, - пробормотала Ксения, удивленная тем, что едва не совершила неимоверную глупость.

Не бывает любви в подобных отношениях. Эту истину Ксения усвоила для себя раз и навсегда. Брак - прежде всего расчет и попытка избежать одиночества, а отношения с мужчинами - получение удовольствие, обретение новой Вселенной внутри себя, познание свободы от предрассудков. Тогда почему ее глупое сердце продолжает щемить и выпрыгивать из груди, требуя произнести те самые три слова, которые выжжены в книгах и романах навечно?

***

В синем бархате небес застыл серебристый рожок месяца, но уличные фонари не давали насладиться красотой летней ночи. Они разгоняли тьму желтым светом, отодвигая небо все выше и выше. В городе нельзя любоваться звездами, их проросту не замечаешь из-за иллюминации, вечной спешки, страха подворотен и встречи со смертью в поздний час.

Ксения проснулась и долго всматривалась за окно. С высоты седьмого этажа небо казалось огромным пологом шатра, раскинувшегося над столицей, к основанию которого прилипли светлячки. Звезд было мало, девушка их пересчитала, улыбнулась своему романтическому настроению. Она провела рукой по соседней подушке. Вадима рядом не оказалось.

Уже полтора месяца девушка вновь жила в его квартире, провожала на гастроли, смотрела сквозь пальцы на поздние возвращения домой, не подвала виду, что испытывает невыносимую боль и колющую ядовитой иглой ревность, когда Метлицкий разговаривал с женой по телефону.

Фильм с участием Вадима забраковали чиновники из министерства культуры, самые основные и смыслообразующие сцены были вырезаны по идеологическим соображениям. Режиссер пошел на уступки, не попытался отстоять свою позицию, не стал рисковать карьерой. То, что он выбрал меньшее из зол, сильно задело Вадима за живое. Метлицкий отказался от съемок в других картинах, не желая, чтобы история повторилась. У него пока осталась лишь работа в театре, но и та повисла на волоске неизвестности из-за смены художественного руководителя. Эпоха инакомыслия закончилась, от труппы требовались совершенно другие задачи, нежели при предыдущем руководстве. Всё это изрядно пошатнуло уверенность Вадима в том, что он сможет выстоять в подобных условиях, сумеет реализоваться и удовлетворить амбиции.

Ксения безмолвно выслушивала его... Нет, не жалобы. Стенать и проклинать судьбу Вадим не умел и не собирался учиться. Он размышлял, пытался понять, чего же он хочет на самом деле, старался выяснить, где ему взять стимул для дальнейшего существования в подобных условиях. Однако события последнего времени представляли собой замкнутый круг. Единственный выход из сложившейся ситуации - выезд из страны - он рассматривал, как трусость и постыдное бегство, приравнивал к поведению крысы, первой покидающей корабль в момент крушения.

Последнюю неделю Ксения и Вадим виделись редко: у нее были практические занятия в редакции газеты, летняя сессия, а у него репетиции допоздна, очередные посиделки с друзьями. Девушка не препятствовала, она знала, что не в силах изменить мужчину под свои стандарты. Да и не хотелось, признаться честно. Она не могла представить Вадима другим - не таким импульсивным, обычным, спешащим поскорее оказаться дома у телевизора, ведущим себя, как его ровесники, простые обыватели многомиллионной державы. Он был не такой, как все, всегда поступал по-своему в любой ситуации, не терпел рутины.

Ксения уже давно осознала, что этот мужчина стал ее храмом, ее новой Вселенной. Если раньше внутри нее был маленький мирок: интересы, каждодневные дела, заботы, учеба, то сейчас всё ее существование посвящено жизни одного человека. Ее мир сузился в один летний день почти год назад, стал вместилищем имени Вадим Метлицкий.

Ксения получила шанс, жить с претензией на оригинальность и самовыражение, как всегда того в тайне желала, а теперь безумно боялась потерять то ощущение свободы, дерзкого вызова общественным предрассудкам, что получает в присутствии Вадима. Она закрывала глаза на многочисленных женщин, жаждущих побаловать его своим телом, стремящихся рвать кусок внимания, не прислушивалась к сплетням и слухам, вьющихся вокруг его имени, будто назойливые мухи. За то время, которое девушка провела с Вадимом, она поняла - ей все равно, что он делает без нее. Главное, он есть - здесь и сейчас; она может слышать стук его сердца, чувствовать жар тела, а остальное - не так уж важно, раз это происходит без ее участия.

Услышав плеск воды, Ксения поднялась с постели, накинула на себя рубашку Вадима вместо домашнего халатика, направилась в ванную комнату. В новостройке санузел раздельный, да и сама ванная комната - не типовая клетушка; там можно с легкостью разместиться вдвоем, чем беззастенчиво они любили пользоваться. Однако сейчас Ксению терзали странные мысли и сомнения. На уровне интуиции, ей показалось, что с Вадимом что-то не так. Сегодня он был на удивление отстранен, даже холоден; как будто из него ушла та неимоверная жажда жизни, которую он пил большими глотками, умел радоваться мелочам, и не терял присутствия духа.

Не включая в узком коридоре свет, Ксения подошла к ванной, распахнула дверь и едва не зашлась в истошном крике. Но испуганный возглас так и застрял у нее в горле. В оцепенении, девушка рассматривала Вадима, лежащего в ванне, наполненной до краев водой. Метлицкий с отсутствующим выражением лица и закрытыми глазами, был погружен в воду до подбородка, а ее цвет уже успел приобрести багряный оттенок. Венозная кровь тихо сочилась из пореза на запястье, волнами расходилась по поверхности.

- Вадим! - Ксения все же закричала, бросилась к нему, попыталась растормошить.

Метлицкий широко распахнул глаза, в которых не отражалось ровным счетом ничего, лишь глухая пустота, которая, впрочем, в скорости сменилась удивлением. В этот момент Ксения попыталась вытащить его из ванной. Она не понимала, откуда в ее хрупком теле взялась недюжинная сила, равная взрослому мужчине. Девушка потянула его за предплечье, стараясь, что бы Вадим хотя бы на полкорпуса преклониться через бортик ванны. Рубашка Ксении уже промокла от брызг воды, но ей было плевать на себя. С упрямством, достойным стада породистых мулов, она тащила к себе человека, который стал для нее всем и теперь решил оставить ее наедине с болью потери.

В глазах темные пятна выводили причудливые узоры, в ушах стояла звенящая тишина, пугающая неестественностью. Наконец, приложив максимальное усилие и сделав рывок, Ксении удалось вытащить Вадима из ванны, расплескав воду по кафельной плитке, украшавшей пол орнаментом сине-зеленых тонов. С удивлением она заметила, что Метлицкий не снял светлые джинсы, которые впитали в себя воду, окрашенную алым, и теперь на них появились бурые пятна.

Вадим полулежал, прислонившись к стене, закрыв глаза. Он тяжело дышал, будто делал жизни одолжение, как будто, по-прежнему, остался верен своему выбору, не признающему альтернатив.

Открыв глаза, он прохрипел:

- Еще одна грань пройдена. Собрался подохнуть, вам всем сделать легче, но не смог. Тебя увидел и не смог, - Вадим косо усмехнулся, а Ксения не могла поверить, что случившееся было на самом деле, а не являлось плодом ее больного воображения.

Пытаясь унять дрожь, сотрясающую тело, она потянулась к вешалке за полотенцем, взяла безвольно висящую, словно плеть, руку Вадима, перевязала запястье ниже пореза, как того требовали основы первой медицинской помощи, надежно вдалбливаемые преподавателем по гражданской обороне на третьем курсе.

- Сигарету дай, - отстраненно попросил Вадим.

- Что? - брови Ксении изумленно поползли вверх.

- Сигарету, Ксеня, - скомандовала Метлицкий, и девушка только сейчас заметила пачку "Мальборо" и пепельницу, которые находились тут же, на полу, недалеко от того места, где они сидели.

Дрожащими руками она взяла зажигалку, достала сигарету из пачки, протянула Вадиму. Тот зажал ее между двумя окровавленными пальцами, задумчиво покрутил, затем вложил в рот, забрал у оторопевшей Ксении зажигалку. Чиркнул кремень, пламя показалось солнцем, дым наполнил пространство, успевшее впитать в себя металлический запах крови, раздражающий ноздри.

Ксения завороженно наблюдала за мужчиной, который едва не отправился на тот свет, но ему было всё нипочем. Очередная игра, проба на стойкость, новый вызов судьбе, из которого вновь он вышел победителем, усмехнулся безглазой старухе-смерти в лицо.

- Давай скорую вызову, - дрогнувшим голосом, произнесла девушка.

- Давай, - криво усмехнулся Вадим. - Меня в Канатчиковой даче уже давно ждут, руки потирают. Гебешники засунуть не могли, так пусть моя женщина сдаст в ласковые руки санитаров.

Он выпустил струйку дыма, еще раз усмехнулся. Улыбка получилась хищной, в ней играл неприкрытый вызов. Ксения так и не поняла, ком он был адресован: то ли ей, то ли Метлицкий насмешливо улыбался судьбе, то ли не страшась, в открытую играл в русскую рулетку со смертью. И сумасшедшим этого человека назвать было невозможно - он сознательно шел на риск, как будто лишь он мог дать ему наслаждение и ощущение остроты существования.

- Черт возьми, Вадим, зачем?! - со слезами на глазах, всхлипнула девушка.

- Проверить решил, а как это... Что чувствуешь, когда жизнь по капле уходит из тела. Говорят, что даже под кайфом таких ощущений не получишь. Рассказывал мне один суицидник, когда я... Короче, давно это было. Не фартит мне что-то в последнее время, устал я, Ксюха, - в пространство глухо произнес он.

- Устал он, - Ксения саркастически хмыкнула, - а что мне прикажешь делать? Смотреть, как ты себя гробишь, разводить руками или быть сестрой милосердия?

- Ксень, - Вадим коснулся рукой ее волос, скользнул нежно по щеке, - я ж тебя не держу. Можешь уйти. Давно пора тебе это сделать. Только, - он замолчал на несколько секунд. - Тогда меня уже ничего не спасет. Устал я, Ксюха. Задолбался биться головой о стену тупости и непроходимого идиотизма в этой стране. Вам всем, кто рядом, жизнь отравлять.

Девушка подтянула к себе колени, охватила их руками, ощущая, как ее захлестывают темные волны апатии. Хотелось дать примитивный выход эмоциям - заплакать, закричать, устроить истерику, надавать оплеух Вадиму и уйти, хлопнув дверью, но внутри обосновалась пустота.

Ксения смотрела, не мигая, на Метлицкого, и понимала, что не может оставить его ни сейчас, ни потом. Он не держит ее силой, не подавляет волю, но у нее нет, и не будет желания покинуть его. Существовать отдельно без Вадима, зная, что он в этом городе дышит одним воздухом с ней, ходит по тем же улицам сам или с другой, такой же молодой девчонкой, решившей получить капельку тепла и ласки, она не сможет, не выдержит.

Ксения перевела на Вадима тяжелый взгляд, тихо проронила:

- Не держишь. Конечно, не держишь! И знаешь, что я не оставлю тебя. Вадим, прошу тебя, хватит! Не держи в себе боль, поговори со мной, - глаза девушки покраснели, саднили так, будто там оказался песок, но слезы не появились.

Она разинула рот, как рыба, выброшенная прибоем на берег, попыталась сделать глубокий вдох, но Вадим яростно впился поцелуем в губы. Властный, глубокий, лишенный всякой нежности, он обнажил нервы, всколыхнул бесстыдное желание, не уместное в сложившейся безумной ситуации. Пульс участился, Ксения застонала, поддаваясь напору Метлицкого, позволила уложить себя на мокрый кафель в ванной. Впервые Вадим раскрылся, без слов сказал о своих тревогах, позволил проникнуть в его внутренний мир, обнажил душу без прикрас, чтобы забрать навсегда Ксению в свой плен, где ей хотелось остаться навсегда.