- Ксюша?! - Костя подбежал к ней, прижал к себе, и у девушки не было сил сопротивляться. Слезы сами потекли ручьем. - Ну всё, тихо, тихо, моя хорошая. Где ты была? Я так испугался за тебя, - шептал ей на ухо Меркулов.


- Вы знакомы? - удивленно спросил Андрей, наблюдая за развернувшейся картиной в тусклом свете фонаря.


- Да, - пробормотала девушка, все еще прижимаясь к Косте, как будто он был единственной опорой, способной удержать ее от шага вникуда.


- Ксюша почти родственница, - отстранившись, сказал мужчина. - Она была невестой моего племянника, ее родители дружны с моей сестрой. Мы давно не виделись, да еще последние события. Правда, Ксеня? - с нажимом спросил Костя.


Она просто кивнула головой, не желая отвечать, говорить половину правды сыну Вадима. Сейчас ей хотелось оказаться хоть где-нибудь, лишь бы подальше от этого места. Ксения не могла больше видеть кованые ворота, распахнувшие беззубый рот, в надежде проглотить живого человека, решившего навестить последнее пристанище своего близкого, не могла больше думать о том, что Вадима нет рядом, и он не вернется. Ей хотелось забыться и не думать о том, что же будет завтра.


- Ничего себе! Мир тесен! А ты знаешь отца лично? - не хотел униматься Андрей.


- Кто его не знает, - устало обронил Костя, но тут же поправился: - Не знал.


- На даче познакомились. Я с женихом бывшим туда приезжала, - произнесла Ксения, - не смогла быть на... Не смогла попрощаться, решила прейти просто так.


- Давайте разговоры все потом, - быстро произнес Костя. - Садитесь в машину, по пути поговорим. - Он открыл заднюю дверцу для Ксении, Андрей же сел на переднее кресло.


Девушка забралась в машину, закрыла глаза, пытаясь отогнать воспоминания трехдневной давности, раскрутившие колесо событий. Прошло так мало времени, а ей кажется, что от южной ночи, в небе которой сгорали звезды, и сегодняшней чернильной темноты пролегли столетия.


Давным-давно она лежала в объятиях Вадима на теплых камешках, прогретых солнцем, наслаждалась его близостью. Много лет назад она так же сидела на заднем сиденье в автомобиле, смотрела в синие глаза, ловила в них нежность и сожаление. Как безвозвратно всё ушло, смешалось в вихре времён. Одна секунда - мир раскололся на две неровные части с острыми краями, на которых застыли события того года, что Ксения провела с Метлицким. Даже если она будет аккуратно касаться этих осколков, то все равно ее душа будет резаться об их неровные края, возрождая новые и новые события в памяти, причиняя неимоверную боль.


Ксения сидела с закрытыми глазами, старалась не прислушиваться к разговору, который происходил между Костей и Андреем, но получалось плохо.


- Андрей, ты же взрослый парень, должен понимать, что к чему! Аньке так же тяжело, как и нам всем. Она просто по-другому реагирует. И потом, она ведь вдова законная, расписывались они здесь. Просто отца твоего всегда было сложно понять. Вот жена его и хочет показать, что имеет право распоряжаться вещами. Хоть что-то может ей принадлежать.


- Отец был человеком. Просто человеком со своими слабостями. Героем он в фильмах был. А в жизни... Кость, ну ты же знаешь! Я его понимал, мама понимала, а она - нет! Ей всего мало было, толкала его на авантюры разные, а теперь она его именем прикрывается, да и раньше это делала! Перед тем, как уехать из Москвы, он к нам пришел, о чем-то с матерью разговаривал на кухне, меня на балкон покурить отправил... Мама задумчивая ходила, пыталась мне сказать что-то, и тут твой звонок... Не просто так, это случилось.


- Андрюш, в том, что случилось, не было ничьей вины. Вадик всегда ездил слишком быстро, да и не успел бы он ничего сделать. Я же был с ним, - Костя замолчал. - Всё бы отдал, время бы вспять повернул. Веришь?


- Да знаю, - Ксении показалось, что Андрей готов всхлипнуть, но парень удержался. - Только пусть эта женщина слова подбирает и знает, что не одна она на свете неповторимая. Были у отца кроме нее "подруги". Пусть не изображает жертву. Быть рядом надо было, и не обвинять теперь его черт знает в чем, да еще среди труппы, среди друзей. Мерзко это всё. Отец жен своих не бил, но тут сделал бы исключение. Уверен.


Костя ничего не сказал в ответ, а Андрей, насупившись, замолчал, отвернулся к окну. Дальнейшая часть пути прошла в молчании, чему Ксения была только рада. Информация, как снежная лавина, смела все здравые мысли. Она не могла понять, что же такого сделала Анна, о чем говорил сын Вадима. Сейчас ей хотелось закрыть глаза, сделать так, чтобы всё происходящее поскорее закончилось.


Меркулов остановил машину около типовой многоэтажки, в окнах которой горел свет, мелькали силуэты людей. Оттуда веяло теплом и уютом обычной жизни - размеренной, простой, без хитросплетений судьбы, поворотов в каменном лабиринте, который уже далеко увел Ксению, оставив за спиной стремления, глупые мечты, как у сотен обывателей вокруг.


Андрей обернулся назад, посмотрел на девушку, небрежно произнес, словно пытаясь замять неловкость, возникшую между ними после появления Кости.


- Я тебе позвоню, Ксюха.


- Ты не знаешь мой номер, - она через силу попыталась выдавить из себя улыбку.


- Раз я сказал, что позвоню, значит, так и будет, - твердо произнес парень, а у девушки перед глазами затанцевали цветные пятна, а сердце ухнуло в груди. Отгоняя воспоминания о летнем утре, когда его отец произнес те же слова, Ксения пожала плечами, дав понять, что верит Андрею.


Когда парень, попрощавшись, вышел из машины и направился к себе домой, Костя резко обернулся назад, взял девушку за руку.


- Ксюша! Как ты меня напугала! Где ты была? Тебя не было дома, у Вадика ты точно быть не могла, потому что Анька туда приехала за два дня до вашего возвращения. У меня ключи от квартиры были, я ее встречал в аэропорту, успел твои вещи собрать, отвез к себе. Как раз сказать пытался Вадиму, и вдруг... Я не знал, где тебя искать... Тут похороны надо организовывать, а у меня мысли о тебе, лишь бы с тобой ничего не случилось...


- Я в больнице была, Костя, - безжизненно произнесла Ксения.


- Что?


- В больнице. Неважно это. Я не знаю, куда мне идти, что делать, - девушка закусила губу, чтобы не разрыдаться в полную силу.


Костя нежно коснулся ее лица, отбросил прядку, упавшую на глаза, провел пальцем по щеке, стирая слезинку. Ксения на долю секунды застыла, а потом дернулась, будто от удара тонким прутом - ей показалось что-то неправильное в этом жесте, нечто, способное разрушить дружбу и теплые отношения, которые всегда были между ней и Меркуловым.


Мужчина поморщился, затем повернулся к рулю, твердо произнес:


- Одну я тебя не оставлю. Едем ко мне, твои вещи всё равно там.


В ответ девушка безразлично пожала плечами. Она была готова оказаться, где угодно, лишь бы не в одиночестве, что неимоверно пугало, вызволяло на свободу тоску и боль, обжигающие всё внутри, словно горячие угли, которые вытащили из камина.


Оставаться в живых - непростая работа.

Оставаясь в живых, что-то даришь взамен...


Ксения наблюдала, как за окном машины проносятся дома, деревья, плафоны уличных фонарей, сияющие огни вывесок магазинов. Костя вел машину уверенно, не превышая скорость, не игнорируя знаки, ограничивающие движение. Но Ксении хотелось почувствовать движение, познать вновь чувство полета. Она давно привыкла к тому, что машина должна нестись вперед подобно своему водителю, не подчиняясь общим правилам, выбиваясь из потока транспорта, ползущего стальной змеей по улицам города.


Меркулов остановил автомобиль около подъезда старого дома, который помнил прежние времена, когда на лице Москвы еще не появились новомодные многоэтажки, знаменуя приход эры космических побед и технических достижений.


В дворе-колодце время по-прежнему текло лениво и неповоротливо, оставляя прежними темный провал арки, ведущей на улицу, низенькие лавочки, буквально вросшие в землю около дверей подъездов. Веянием современности здесь была лишь детская площадка с деревянным грибом - крышей песочницы, с которой уже успела сползти краска.


- В этом дворе мы росли вместе с Вадимом, - тихо произнес Костя, захлопывая за Ксенией дверь автомобиля. Резкий звук эхом разнесся по двору, нарушая сонное умиротворение ночи. - Квартира, где я сейчас живу, принадлежала моим бабушке и дедушке, они воспитывали меня и сестру, когда родителей не стало. Вадик жил в соседнем подъезде, вон квартира Метлицких. - Костя кивнул в сторону темнеющего окна на втором этаже. - Прости, Ксюш, накатило, сам не знаю, почему.


- Тебе тоже плохо без него?


Меркулов лишь кивнул в ответ. Было видно, что мужчина не привык демонстрировать свои истинные чувства, поэтому чувствует себя не совсем комфортно.


- Пойдем, ты дрожишь, замерзла. - Костя приобнял Ксению, и она направились в подъезд.


Ксения с трудом преодолела узкие ступени, чувствуя, как с каждым шагом ноги становятся непослушными. Ее лихорадило, голова кружилась, и единственное, чего хотелось девушке - забыться, провалиться в яму, где нет ничего и никого.


- На тебе куртка Вадика? Откуда? - спросил актер, открывая дверь квартиры.


- Андрей... Я забыла ему вернуть.


- Ничего, перебьется. Оставь себе. Пусть будет памятью.


- Памяти у меня и так много. Кому бы отдать половину, - вздохнула Ксения, борясь с решившими пролиться градом слезами.


Меркулов распахнул дверь квартиры, приглашая войти ее первой. Девушка робко ступила за порог, подождала, когда мужчина затворит за собой дверь. Их окутал полумрак прихожей. В комнатах не горел свет, лишь свет фонаря падал пятном на пол в гостиной, видневшейся из дверного проема. Тикали часы, и у Ксении вновь сжалось сердце от непрошеных воспоминаний, которые так и норовили в очередной раз подсунуть картинку из прошлого, дать испробовать на вкус новый глоток тоски и муки.


Костя зажег свет в прихожей и гостиной, Ксения поморщилась, пытаясь совладать с собой; глаза болели, в висках ломило. Меркулов аккуратно снял с ее плеч куртку. На мгновение показалось, что ее лишили кожи, убрали тот кокон, который надежно укрывал от внешнего мира, способного раздавить жестокостью, несправедливостью, ужасной правдой. Ксения хотела было дернуться, попросить вернуть назад вещь, из которой уже ушел неповторимый запах Вадима, но которая была ярким напоминанием о нем, о том, что Метлицкий был, жил, дышал.


У девушки закружилась голова, она коснулась рукой плеча Кости, а он внезапно подхватил ее на руки, не слушая слабых и неуверенных протестов. Меркулов зашел в гостиную, уложил Ксению на диван, сам присел рядом.


Она даже не пыталась рассматривать интерьер квартиры, в которой оказалась впервые. Из всего непростого убранства помещения ее внимание привлекла всего одна незначительная вещица - на стене висела черно-белая фотография, с которой улыбался Вадим, а рядом с ним застыл Костя, приобняв друга за плечо.


Таким Метлицкого Ксения никогда не видела. И дело было не в том, что на снимке он был гораздо моложе, чем когда они познакомились, моложе, того возраста, в котором остался навсегда...


На фотографии Вадим улыбался открыто, всем ветрам на зло, он был настоящий, живой, как будто еще не было той злой силы, выпившей его душу до дна, забравшей неистовую любовь ко всему сущему, подменив его истинные чувства на суррогат из ленивого интереса к происходящему и отголосков кипучей энергии, которая виднелась в его глазах.


Ксения перевела взгляд на Костю. Светлая челка, обычно разделенная на два пробора, падала на лоб, в серо-голубых глазах подстреленной птицей билось то же горе, неизбывная тоска, которую испытывала она. Меркулов попытался ободряюще улыбнуться, но вместо этого уголки его красивых и четко очерченных губ мелко дрогнули, а девушка заметила, что щеки мужчины украшены щетиной пшеничного оттенка.


Этот образ человека растерянного и сломленного внезапной смертью лучшего друга резко контрастировал с тем Костей, который и в жизни стремился быть франтом и героем-любовником, стараясь не выходить из выбранного им когда-то амплуа.