- Я пойду, Ксюш, - с трудом произносит он, нарушая осязаемую тишину, повисшую в комнате. - Репетиция скоро. Завтра спектакль. Твое место ждет.

- Не уходи, пожалуйста, - испуганно лепечет она, пытается удержать его, изгибается кошкой, трется о его плечо.

- Надо, ведьмочка моя, надо. Я уйду, а ты должна остаться. Не время тебе.

- Вадим, пожалуйста, останься со мной. Мне холодно, - говорит она, не понимая, почему.

Сразу в комнату пробрался мороз. На окнах появился иней, расписал стекла причудливым узором. Изо рта вырывается облачко пара. Тело сотрясает озноб. Зима врывается в комнату стремительно. На мебели, полу, подоконнике - везде иней.

Она по-прежнему сидит на кровати, среди смятых простыней. Каких-то пару минут назад они сливались воедино. Здесь. На этой кровати. А теперь она обнажена. Кутается в простынь. Трясется в лихорадке. Он уже одет. Темные джинсы. Чуть расклешенные. По моде конца семидесятых годов прошлого века. Рубашка-поло. На воротнике узор. Яркой краской нанесен цветок. И в темных волосах его алеет гвоздика. Нет! Это не цветы и вышивка. Кровь, что стекает из раны. Струится по виску змейкой, впитывается в мягкий хлопок рубашки, разрастается. Вместо узора уже багряное пятно. Одежда медленно окрашивается в алый цвет. Набухает влагой. Он медленно растворяется. Его силуэт тает...

- Вадим, не уходи! - отчаянный крик. - Не надо, прошу тебя. Будь со мной!

- Не могу, Ксюха. Я должен.

- Я с тобой пойду! Подожди, я оденусь.

- Тебе нельзя. Позже. Когда-нибудь... А пока знай - я тебя...

- Нет! Не говори! Нельзя! Они узнают, разлучат, не позволят нам быть вместе, не позволят нам жить, быть счастливыми, - она тараторит, а он всё больше становится призрачной дымкой.

- Надо было раньше сказать, - откуда-то издалека слышен голос. - Ксюха, ведьма, скажи! Ты можешь... Мне нужно...

Его уже почти нет в комнате. Разыгралась метель. Снег летит откуда-то свысока, наметает сугробы. Падает на плечи, волосы, усыпает постель белоснежным покрывалом. Она сидит не шелохнувшись. Снежинки застывают на ресницах. Слез нет. Они горячие, могут согреть. А их нет! Вместо слез на ресницах - застывшая вода. И она не тает.

А его силуэт всё тает, тает... Исчезает... Растворяется в снежном мареве, теряется в круговерти...

- Скажи...

- Нельзя, я не могу, Вадим. Не уходи, - она хочет зарыдать, но не может. - Не уходи, - хрипит, давится словами. - Я тебя...

Снежная буря посреди комнаты. Завывает ветер. Метель швыряет белые хлопья, слепит глаза, попадает в рот. Она так и не сказала. Не смогла. Ведь ясно всегда знала - нельзя об этом говорить. Больно, невыносимо больно будет потом, когда он уйдет. Не так, как сейчас. Он просто должен уйти. Их совместный полет - не вечность. Она знала об этом, когда взяла ключи от его квартиры. А теперь... Как сказать, если его нет? Кому? Уже не важно, ничего не важно. Холодно. Он тоже холоден, как лед, снег, талая вода в полынье. Его нет. Давно нет. Она осталась одна. Без него...

- Вадим, вернись! - кричит она в пустоту. И лишь метель вторит ей, подпевает ветер. Снежные хлопья танцуют вокруг. Нет никого. Она осталась одна. Замерзает. Падает в снежную перину. - Вадим, я...

Немеющие губы, скованные морозом. Резные снежинки, украшают ее замершее скорбной маской лицо. Волосы кажутся седыми. Сердце отказывается биться, замирает, делает малые толчки. Кровь в венах стынет. Густеет. Жизнь по каплям утекает. С последним выдохом. С последним облачком пара, вырывающегося из приоткрытого рта. Метель устраивает дикую пляску, погребая ее тело, скрывая от того, кто может случайно оказаться здесь, где еще недавно он гладил ее плечи, а она так и не смогла признаться ему в любви.

***

Проснувшись, Ксения обнаружила смятое одеяло на полу. Сердце в груди трепыхалось подбитой птахой. Она не понимала до конца, что ей приснился сон. Озиралась по сторонам в надежде увидеть Вадима. Рядом не оказалось никого.

Андрей временно перешел в кабинет, дабы не мешать жене болеть с комфортом. Одиночество, послевкусие дурного сна погнали Ксению прочь из спальни. Все еще ощущая всем телом дрожь, женщина открыла дверь кабинета. В окно тонким серпом заглядывал месяц. Свет уличного фонаря падал пятном на пол. На диване спал Андрей, укрывшись стареньким пледом. Ксения провела дрожащей рукой по его волосам. Теплый. Живой. Здесь и сейчас. Слава Богу, хоть он никуда не ушел!

- Ксюша? - муж встрепенулся, моментально проснулся. Сбросил плед, поднялся. На нем были пижамные брюки. Торс обнажен. Не такой мощный, не такой развитый, но всё же, всё же... Привлекательный зрелый мужчина.

- Что случилось? - встревоженно спросил он. - Как ты, моя хорошая?

- Я... мне кошмар приснился, - пролепетала она.

- Да ты дрожишь! Пойдем, - приобняв жену за плечи, поправляя тонкие лямки ночной сорочки, Андрей повел ее назад, в спальню.

Подойдя к кровати, он остановился, помог Ксении улечься в постель. Она вцепилась в его руку.

- Пожалуйста, не уходи. Прошу тебя. Не оставляй меня, - находясь во власти сновидения, прошептала женщина. - Я замерзну без тебя.

- Ну что ты, Ксюш, я рядом, я здесь, - Андрей улегся к ней, прижал к себе, поцеловал макушку. - Не надо дрожать. Давай укроемся, вот так.

Оказавшись под одним одеялом с мужчиной из плоти и крови, Ксения ощутила, как внутренний мороз уходит. Ее тело медленно нагревается, кровь возвращает себе способность двигаться по венам. Сердце начинает входить в ритм. Кошмар не выходил из головы. Она так и не смогла сказать те самые слова. Не смогла признать чувств. До сих пор ужас сковывает при мысли - надо было признаться ему еще тогда.

- Не уходи, - прошептала вновь она, стараясь прижаться как можно теснее к мужу. К сыну того мужчины, что заморозил ее сердце, сделав похожей на мраморную статую работы античного скульптора.

Снег, метель, заиндевевшие губы... Они никуда не делись. Остались в душе, едва она подумает о чувствах к Вадиму. Закрыв глаза, Ксении показалось - она вновь спит, грезит наяву. Изменился запах кожи того, кто прижимал ее к своей груди. Изменился ритм биения сердца. Руки обрели другую силу, иную нежность. Снова ей захотелось почувствовать крылья и летать, стать свободной, не думать о завтрашнем дне...

Поворот четырнадцатый

В простыне на ветру по росе поутру

От бесплодных идей до бесплотных страстей

От закрытых дверей до зарытых зверей

От накрытых столов до пробитых голов

Собирайся, народ, на бессмысленный сход

На всемирный совет как обставить нам наш бред, бред, бред

Плазменная панель телевизора мерцала призрачным светом, раздражала глаза мельтешением безвкусных картинок. Полутьма в комнате укутывала лучше бежевой шали из нежнейшего кашемира, что лежала на плечах Ксении.

Прошедшая ночь растворилась в рассвете; день медленно стек за край земли, уступив место весенним, промозглым сумеркам. От прежнего тепла не осталось и следа. Вновь серое полотно дождевых облаков украло солнце, весну, запах пробуждения природы. Дождь противно лупил в окно, выстукивая одному ему понятный ритм.

Погода соответствовала настроению, душевному состоянию. Кошмар по-прежнему не забывался. Как ни пыталась, но Ксения не могла согреться. Казалось, будто на сердце мороз вывел инеем причудливые узоры, сковал холодом, заставляя его медленно гнать кровь по таким же ледяным жилам.

Целый день она не находила себе места. Постоянно старалась быть рядом с мужем; цеплялась за Андрея, пытаясь забрать частичку его живого тепла, дабы вытеснить воспоминания о мужчине, медленно растворившемся в снежном мареве. Ксении мерещилось: силуэт Вадима до сих пор незримо присутствует в комнате, с потолка сыпалась ледяная крошка, засыпает всё вокруг, не тает на ресницах.

Сон смешался с явью. Даже Андрей не смог вытеснить вьюгу, завывания ветра, кровь, расцветшую алой гвоздикой на рубашке Вадима. Слишком реально - всё, что было там; а здесь - не по-настоящему. Не верилось до конца в раскрытие секретов, в то, что застарелая рана, породившая сотню страхов, открылась так внезапно. Правда выскочила чертиком из табакерки. Выбила почву из-под ног. Привычный мир рассыпался пеплом. И теперь внутри образовалась пустота. Больше нечего прятать по тайникам - закоулкам памяти. Незачем делать безучастный вид, когда речь заходит о Вадиме.

Теперь вчерашний сон - явь; а реальность... Так сложно в нее поверить.

Поежившись, Ксения поправила шаль, потерла замерзшие руки, уселась на диван с ногами. Глядя на нее со стороны, можно было подумать - девочка-подросток в одиночестве переживает первые разочарования в любви. От сильной женщины, "Мраморной Дианы" не осталось и следа.

На экране телевизора сменился ряд картинок, прошла реклама. Появилась заставка, заиграл призывный мотив. Именно он стал символом передачи, заставляющей людей бросать дела, приникать лицами к бездушной технике, лишь бы узнать волнующие подробности из частной жизни знаменитых персон прошлого и настоящего.

Как бы Ксения не противопоставляла себя данному жанру, как бы не пыталась донести к зрителю информацию без скабрезности, однако она не вчера родилась, не один год была в масс-медиа, чтобы прекрасно осознавать: во все времена народ жаждал "хлеба и зрелищ". Рейтинги, успех, востребованность телеканалов зарождаются именно здесь, в таких студиях. Ее передачи, идеи - всего лишь "легкий десерт" для гурмана после основного "жирного блюда".

Женщина прибавила громкость. Стали слышны аплодисменты. Показавшаяся на экране Майя Самохина купалась в овациях. Рыжий цвет волос, стрижка-каре, яркий макияж, карминно-красные губы растянуты в притворной улыбке; белое платье обтягивает по-прежнему аппетитную фигуру холеной женщины. Телеведущая, светская львица, завсегдатай статей желтой прессы, ведущая корпоративов и свадеб. И кто сказал, что она может быть конкуренткой? Ксения криво усмехнулась. Какой же глупой ей теперь кажется вечная борьба с бывшей однокашницей, свидетельницей сумасшествия по имени "Вадим Метлицкий"! Как легко она тогда споткнулась и упала в омут синих глаз. Совсем не поняла, насколько явным было притяжение. Мелькали искры, воздух пах предгрозовым озоном. Вадим сразу ее выбрал, накинул сети, из которых не под силу выбраться даже самой прожженной кокетке. Майя быстренько смекнула, "поставила галочку", приберегла "на потом" информацию. А что она, Ксения? Так и не поняла очевидности тех взглядов.

- Ксеня! Ты же обещала!

- Я не заметила, как ты вошел, - женщина вяло улыбнулась мужу.

Андрей укоризненно посмотрел на жену.

- Отдай пульт. Давай к черту выключим эту дрянь! - он попытался протянуть руку, но Ксения вздрогнула, отпрянула в сторону.

- Нет. Я хочу это видеть. Не как заинтересованная сторона. Андрей, я хочу знать, как профессионал, журналист, в конце концов! Я хочу знать, как можно извратить то, что было. Я хочу видеть, какую чушь они будут пороть, на чем спекулировать, что искажать. Пожалуйста, позволь.