«Я хочу поцеловать его», — подумала она. И прошептала:

— Поцелуй меня.

Юноша помедлил, но выполнил ее просьбу. Первая попытка была неуклюжей, но вскоре они уже целовались так, словно всю жизнь только этим и занимались. Они наслаждались ласками, пили дыхание друг друга.

«Я люблю его, — подумала Мина, когда Франк наконец отстранился. — Теперь я знаю это наверняка. Теперь я в этом уверена».

Они молча сидели рядом, размышляя о том, что только что произошло. Погрузившись в сладкие мысли, Мина провела указательным пальцем по губам.

— Как только представится возможность, мы сбежим отсюда. — Франк вновь затронул тему, которую они обсуждали в последнее время.

Мина кивнула, но ничего не ответила. Они так часто говорили о том, что эта деревня останется для них в прошлом и они начнут новую, другую жизнь. Только в одном Мина была еще не до конца уверена. Вот и теперь эта мысль пришла ей в голову. «Как же мне рассказать об этом маме? Она должна поехать с нами. Я не могу оставить ее здесь, с этими дьяволами».


«Из огня да в полымя», — вот уже который раз за свои тридцать девять лет подумала Аннелия Амборн. Из одной преисподней в другую. Слезы выступили у нее на глазах. Ее муж Ксавьер схватил ее за запястье, наслаждаясь ее стонами. Аннелия знала, что ему нравилось причинять ей боль. В первый раз это случилось через несколько дней после свадьбы. Аннелия посмотрела на лампу на столе, сосредоточиваясь на огоньке, чтобы отогнать мысли о боли и страх.

— Говори, где эта дрянь? Я же все равно выясню. Это уже чересчур, Аннелия! Мина не в том возрасте, когда можно шататься по округе, точно дикарка. Девочка должна работать. Должна вносить свой вклад в наше хозяйство. Мы не можем позволить себе содержать нахлебника. Нахлебников, знаешь ли, принято выставлять за дверь. — Ксавьер возмущенно указал на стопку грязной посуды у мойки.

Над обглоданными костями вились мухи. Ксавьер и Филипп пробыли дома совсем недолго, но уже казалось, будто Аннелия и Мина целый день бездельничали. Аннелия не успела даже накрыть на стол к ужину — отец и сын так изголодались, что уже пару раз перекусили, устроив на кухне беспорядок. А ведь и Аннелия, и Мина не присели с самого утра: убирали в доме, работали в саду. Они подоили корову и вывели ее на пастбище, наносили воды. «Я всего лишь хотела, чтобы моя доченька вновь могла вести нормальную жизнь».

Аннелия заставила себя не смотреть на пасынка, чтобы лишний раз не злить его. Филипп откинулся в кресле, вытянув ноги, поэтому нужно было старательно его обходить, чтобы не споткнуться. Черные волосы юноши падали на плечи. Их давно пора было подстричь. На подбородке проступила щетина. Да уж, он выглядел как настоящий «плохой парень», и Аннелия знала, что это нравилось многим девушкам. Должно быть, мать Филиппа была настоящей красавицей. Она умерла за четыре года до приезда Аннелии и Мины. По слухам, она упала с лестницы.

— Ты можешь пообещать мне, что будешь присматривать за девчонкой?! — прорычал Ксавьер, все еще сжимая ее руку.

Аннелия кивнула, пытаясь высвободиться из его хватки. Заметив ее жалкие потуги, муж ухмыльнулся и резко разжал пальцы, отчего женщина потеряла равновесие. Ей пришлось схватиться за стол, чтобы не упасть.

«И как только я могла подумать, что в его лице обрету защитника для себя и для Мины? Как я могла доверить ему нашу жизнь?»

Она все сделала неправильно. Как всегда. Отец был прав: она настоящая дура.

— Ладно. А теперь пора накрывать на стол, жена. И хватит печалиться. Твое уныние иногда просто невыносимо! Ну же, скорее, мы с сыном проголодались.

Аннелия поспешно подошла к печке. Сегодня она приготовила тушеный картофель с щедрой порцией мяса.

Подав ужин мужчинам, Аннелия взяла немного и себе и села за стол, ожидая, пока Ксавьер произнесет молитву. Едва прозвучало слово «аминь», как Филипп набил себе рот едой. Жир стекал по его подбородку, капая на рубашку.

«И зачем только я прочитала то злополучное объявление? — пронеслось в голове у Аннелии. — Зачем приехала сюда? Я разрушила свою жизнь, а главное, уничтожила будущее Мины. Мне никогда не загладить эту вину». Ее мать, бабушка Мины, предупреждала, что нельзя принимать столь скоропалительные решения.

Аннелия вспомнила, как по вечерам сидела дома у родителей и пила кофе — настоящий кофе, как часто подчеркивала ее мать. Мама в основном молчала, а отец, как и следовало врачу, производил дотошное вскрытие ситуации, в которой оказалась его дочь.

— Итак, — сказал он однажды тоном, не терпящим возражений, — ты уже три года вдовствуешь. Ты думаешь что-то предпринять, чтобы не сидеть на шее у пожилых родителей?

Услышав, что отец завел этот разговор, мать принялась нервно теребить скатерть. Мина сидела в углу с книжкой в руках. Она всегда была самостоятельной девочкой. «А все потому, что я никогда не была самостоятельной, — подумала Аннелия. — Я несчастная, слабая, ни на что не способная женщина». Тем вечером она прочла то злополучное объявление.

«Ищу жену и мать для своего сына. Одинокий вдовец…»

Аннелия сразу почувствовала духовную связь с этим незнакомым мужчиной. Он был вдовцом. Он был одинок… Как и она. Она была одинока, потеряв своего мужа. И Аннелия ощутила — или ей показалось, что она ощутила — родство с этим человеком. Родители были против ее планов, как всегда.

Впервые Аннелия воспротивилась их воле. Ради Мины.

Прошел год. Они с Ксавьером не успели обменяться и парой писем, как Аннелия с дочерью уже отправились в Аргентину. Путь был нелегким, но мысли о конечной цели не позволяли женщине упасть духом. Она выдержала морскую болезнь и подавила в себе страх, страх перед кораблекрушением и перед неизвестностью.

Через несколько недель Аннелия и Мина прибыли в Буэнос-Айрес. Оттуда они отправились по реке Паране до Росарио, оттуда в Санта-Фе, а затем…

— Что ты так смотришь? Никогда парней не видела?

Аннелия поспешно отвела взгляд, заметив, как ухмыляется Филипп. Почему-то, прочитав объявление, она представляла себе милого маленького ребенка. Но Филипп был уже почти взрослым, когда она прибыла в Аргентину. Взрослым парнем с веселыми голубыми глазами, темной копной волос и уже тогда сильным, мускулистым телом. Аннелии стало неприятно, когда она вспомнила о взглядах, которые он недавно бросал на ее дочь.

— Мальчишка своего не упустит, — с гордостью говорил о нем отец, когда Филипп хвастался своими победами.

Да и Мина за это время выросла. Из маленькой девочки она постепенно превращалась в молодую женщину. Да, ее фигурка все еще отличалась хрупкостью, но формы округлились, а походка и жесты стали более плавными. «Я должна защитить ее, — подумала Аннелия. — Я должна защитить ее, но не знаю как». Она боялась. Аннелия всегда боялась.


Франк удерживал плуг в борозде, пока его отец вел в поводу волов. Ярко светило весеннее солнышко. В других краях, как рассказывала ему мама Ирмелинда, в марте начиналась весна, в июне — лето, в сентябре — осень, а в декабре — зима. Тут же, в Аргентине, времена года перепутались. Весна начиналась в сентябре, лето в декабре, осень в марте, а зима — в июне.

К этому времени они уже почти вспахали поля семьи Дальберг. Если поторопиться, у них останется время и на собственное маленькое поле.

Франк вздохнул. Он занимался этой работой с тех пор, как был совсем маленьким. Иногда ему казалось, что все это началось еще до того, как он научился говорить. Во всяком случае, борозды раньше казались ему намного больше, и каждые десять шагов он спотыкался и падал. Обе руки были заняты, и Франк часто-часто заморгал, чтобы избавиться от капель пота, заливавших глаза. Пот ручьями стекал по его телу, рубашка и штаны липли к коже. При мысли о том, как здорово будет искупаться в реке, парень улыбнулся. Отец покрикивал на волов, время от времени прищелкивая языком.

Вдалеке послышался стук копыт. Франку даже оглядываться не нужно было — он и так знал, что это Ксавьер Амборн, старший рабочий. Еще утром Амборн проверял, все ли в порядке, теперь же пришло время для второго объезда. Франк надеялся, что начальник появится без своего сына Филиппа.

Чувствуя, как напрягаются мышцы на его теле, юноша еще сильнее вдавил плуг в землю.

Всадник перешел с рыси на шаг, проехал мимо Франка и остановился рядом с отцом юноши, Германом. Франк повернул голову. Ему повезло, Ксавьер действительно приехал один, и юноша услышал его голос. Мало у кого был столь неприятный, дребезжащий тембр. Ксавьер скользнул по юноше взглядом.

— Твой сын липнет к моей дочери, Блум. — Ксавьер улыбнулся, но в его голосе слышалась скрытая угроза.

Герман остановил волов.

— Я поговорю с ним, господин Амборн, — покорно закивал он, точно собираясь поклониться.

— Ничего я к ней не липну, — не раздумывая заявил Франк. — Мы давно уже знакомы. И мы друзья.

Медленно, будто не расслышав, Ксавьер повернулся к Франку и криво улыбнулся.

— Друзья? Ты считаешь, что возможна дружба между таким парнем, как ты, и моей дочерью? Вы с Миной где-то шляетесь вечерами, а я должен с этим смириться?! У нас приличная семья!

— Мы с Миной друзья, — повторил Франк.

Сам не зная почему, он опустил голову и потупился.

— Друзья, да? — дребезжал голос Ксавьера. — Ты, должно быть, заметил, что моя дочь уже не маленькая девочка. Она постепенно превращается в красивую молодую женщину, верно? Кто бы мог подумать, учитывая то, каким мелким лягушонком она была раньше!

Франк помолчал. Он думал о Мине, о ее хрупкой фигурке, об округлых формах, о густых волосах, о потрясающих светло-карих глазах.

— Когда-нибудь мы поженимся, — тихо произнес он.

Ксавьер Амборн громко рассмеялся.

— А у твоего сына есть чувство юмора, — сообщил он Герману, подъезжая к Франку. — А кто тебе сказал, что я дам разрешение на этот брак? У тебя же нет ни кола, ни двора! Прости, Герман, ничего против тебя не имею, но ты и сам понимаешь, что вы не очень-то богаты и земли у вас кот наплакал. — Ксавьер вновь посмотрел на юношу. — Иди ты к черту, Франк! — Ксавьер сплюнул. — Ты и моя дочь? Никогда!

Франк отпустил плуг и инстинктивно отступил. Амборн направил лошадь вперед. Юноша, сделав пару шагов, споткнулся и упал. Огромные копыта вороного коня остановились рядом с его рукой.

— Говорю тебе еще раз, жалкий щенок: убери руки от моей дочери, иначе это плохо для тебя закончится!

Франк не ответил. Его пальцы впились в мягкую, только что вспаханную землю. У края поля легкий порыв ветра поднял в воздух пыль с дороги.

Юноша посмотрел на отца, но тот, занимаясь волами, будто и не заметил, что происходит. «Почему он мне не помогает? — подумал Франк. — Почему он меня не защищает?» Его отец не вступился за него уже не в первый раз, но это всегда было неприятно.

— Продолжайте работу! — бросил Ксавьер, возвращаясь на дорогу.

Франк смотрел ему вслед, играя желваками от злости.

— Что, не слышал? — прикрикнул на него Герман. — Давай работать дальше.

И, опять же, не в первый раз Франк задался вопросом, за что отец его презирает.

В следующее воскресенье сразу после службы в церкви Мина и Франк разошлись в разные стороны, собираясь встретиться в тайном месте.

Франк казался задумчивым. Он молча лежал на спине, глядя в небеса. Вздохнув, Мина легла рядом с ним, но потом перекатилась на бок, оперлась на локоть и посмотрела на Франка, а затем устремила взор вдаль. Там было озеро, давшее местности вокруг Эсперанцы ее индейское название — Большая Вода. Так говорили об этих землях индейцы, жившие в пампасах. Иногда озеро выходило из берегов, объединялось с отдельными источниками, и тогда весь регион оказывался под водой. От этого страдало сельское хозяйство. «Первым поселенцам явно пришлось несладко», — думала Мина.

Весной 1856 года сюда приехало около двух сотен семей. Среди них были и родители Франка. В степи негде было достать древесину и другие материалы, поэтому первые колонисты сооружали себе землянки, adobes. Они вручную вспахивали поля и проводили от озера каналы для полива урожая. Франк родился через три года после переезда его родителей в Аргентину. В отличие от Мины, он никогда не видел Германию, родину своих родителей, Германа и Ирмелинды Блумов. Возможно, поэтому ему нравилось слушать рассказы Мины о немецких землях. Иногда он рассказывал Мине о том, как трудно пришлось его родителям, когда они сюда переезжали.

Сегодня Мина и Франк не могли остаться в тайном укрытии надолго — несмотря на то что было воскресенье, дома их ждало много работы, — но проведенное вместе время придавало им сил. В конце концов юноша и девушка нежно поцеловались на прощанье.