— Не люблю целоваться по утрам, пока не приведу себя в порядок, — я увернулась от его соблазнительных губ, но он тут же впился поцелуем в шею.

Егор улегся снова рядом со мной, прижав мое все еще обнаженное тело к себе.

— А что ты вообще любишь по утрам? — спросил он, начиная исследовать влажными губами мою шею и ключицы.

— Тебя… — прошептала я, хаотично запуская пальцы в его и без того взъерошенные волосы.

— Любишь меня только по утрам?

— Я люблю тебя всегда, — сердце в моей груди застучало чуть быстрее.

Он довольно зафыркал носом мне в ухо, щекоча теплым дыханием:

— Ура-ура-ура! Ты все-таки любишь, а то я вчера уже и расстроился…Мало ли, вдруг ты со мной из-за денег.

Я уткнулась лбом в мускулистое плечо, обреченно вздохнув:

— Придурок!

***

— Я так понимаю, что дома теперь ночевать у нас не принято? — бабушка окинула меня холодным взглядом, встречая на нашей кухне.

— Так получилось… — я постаралась избежать с ней прямого контакта глаза в глаза, усаживаясь с кружкой чая за стол.

И не потому, что мне было стыдно. Мне просто не хотелось ей что-то объяснять. Видя ее неприветливую реакцию, я и не знала, как правильно реагировать. У меня с бабушкой никогда не было недопонимания. А тут…

— Интересно у тебя получается, Кира. Постыдилась того, что его родители в доме, а ты там проводишь почти каждую ночью. Ладно, первый раз была сильная гроза и это можно притянуть за уши к тому, что ты не ночевала дома. А что сегодня тебе помешало вернуться?

«Секс, бабушка. Жаркий, страстный секс», — тут же промелькнуло в моей голове, но я лишь промолчала, создавая ложкой в кружке водоворот из чая и не поднимая лица.

— Кира, скоро вернется Ангелина Семеновна домой, и мне будет очень стыдно смотреть ей в глаза, если подобные ночевки будут продолжаться, — бабушкин взгляд сверлил меня насквозь с такой энергией, что мне даже не надо было поворачивать и головы в ее сторону. — Ты меня слышишь?

Бабушка впервые за что-то меня отчитывала. И мне это жутко не нравилось.

— Ба, а если бы я ночевала в квартире у Егора, а не в доме его родителей? Ты бы тоже запрещала? — вдруг выдала я, не ожидая и сама от себя такого вопроса.

Я подняла голову и все же встретилась с бабушкой взглядом. Она стояла по другую сторону стола, вцепившись в резную спинку стула. Ее пальцы нервно постукивали по дереву, а лицо было напряжено так, что, казалось, вздрагивала каждая морщинка, в серых глазах, так похожих на мои, отчетливо читалось смятение и недовольство.

— Ты вообще не понимаешь, о чем я сейчас тебе говорю…

— Да, не понимаю. Не понимаю, почему ты против Егора.

— Мне не нравится то, как ты начинаешь себя вести. Есть рамки приличия, и сколько бы тебе не было лет, пока ты живешь в этом доме, пока Егор живет в доме своих родителей, пока вы оба сидите на шее у своей семьи, то будьте добры — соблюдайте эти рамки! Как-то быстро почувствовала себя взрослой, — отпарировала бабушка, не сводя с меня глаз.

— А как я себя веду? — мой вопрос прозвучал с вызовом, а чайная ложка со звоном стукнулась о чашку.

Бабушка резко набрала в легкие воздух, собираясь выдать мне речь, но лишь шумно выдохнула. Мне вдруг стало очень неловко. Я не должна была так реагировать на ее слова, ведь в них действительно есть смысл. Но лишь одна мысль, что что-то может препятствовать моим встречам с Егором, сразу выбивала из меня неприятные, неконтролируемые всполохи раздражения. Даже если это «что-то» просто намеки и слова.

— Извини, — я тут же потупила взгляд в кружку с чаем.

— Кирюш, давай не будем ругаться, — бабушка немного смягчила свой холодный и отчитывающий тон. — Если ты любишь меня, то прошу, прислушайся к тому, что я тебе говорю.

— Конечно, люблю, бабушка! — я опять подняла на нее взгляд, чувствуя, что где-то я была неправа… Наверное.

Немного помолчав, она нервно сглотнула ком в горле, прежде чем произнести то, о чем ей меньше всего хотелось говорить:

— Кажется, нам все-таки надо вернуться к нашнй беседе в то утро…

Я непроизвольно напряглась, чувствуя, что до сих пор не готова общаться на эту тему. Мне нечего было сказать ей. Да, ее поступок ужасен. Я, конечно, могла начать осуждать ее, но что это теперь изменит? Тот злополучный аборт не исправить. Обратно меня к моей матери не вернёшь. Если все же размышлять об этом, то могу свихнуться от терзаний. А мои мысли сейчас и так набекрень из-за лавины эмоций, накрывших меня за последние несколько недель.

— Не знаю, что тебе сказать, ба, — проговорила я уже спокойнее. — Давай оставим эту тему раз и навсегда.

— Нет, Кир. Мне нужно, чтобы ты…

— Пожалуйста, — я посмотрела на нее умоляюще.

Помолчав еще пару секунд, она по-прежнему мерила меня озабоченным взглядом, поджав губы и стуча пальцами по спинке стула:

— Надеюсь, что ты поймешь меня правильно, Кира, — это все, что она смогла ответить.

Я уверенно закивала головой в ответ. Бабушка уже собиралась выйти из кухни, как я тут же слегла замявшись, чуть ли не пропищала ей в спину:

— Ба, так во сколько я сегодня могу быть свободна?

— Кира…

***

— Судя по тому, как Нина Ивановна испепелила меня взглядом, то у вас с бабушкой по-прежнему какой-то напряг? — произнес Егор, отрываясь от нашего жаркого поцелуя.

— Ну, да… — грустно протянула я, усаживаясь поудобнее на сидение в машине. — Ей не особо нравятся мои ночевки в твоем доме — это неприлично.

— Неприлично, когда сын на соседа похож, — усмехнулся Егор, заводя машину. — Мне двадцать один, тебе — девятнадцать, мы поколение Z. Не в нарды же нам играть по вечерам. Да, и с завтрашнего дня в этом доме ближайшую неделю никого не будет, кроме нас, — он игриво дернул бровями и, убрав свою лапищу с руля, протянул ее мне.

Я без раздумий переплетая его чувственные пальцы со своими. Егор на секунду отвлекся от дороги, улыбнувшись мне разноцветными глазами, в которых можно было утонуть от той теплоты, что заполняла взгляд.

«Я люблю его», — и снова от этой мысли в груди все застыло.

— А где будут все? — поинтересовалась я, крепче сжимая его ладонь.

— Отец решил устроить Дашке небольшой тур по Европе, а на обратном пути они заберут из реабилитационного центра в Швеции Ангелину Семеновну домой. Не поверишь, но даже моя мать решила лететь вместе с ними.

— То есть мы будем в доме совершенно одни? — я таинственно понизила свой голос, наклоняясь к Егору ближе, и эротично задышала ему в ухо, слегка прикусив за мочку.

Не переставая смотреть на дорогу, он судорожно сглотнул и, расцепив наши пальцы, переместил свою ладонь на мое бедро, сжав в кулак однотонное бирюзовое полотно подола. Я наигранно издала тихий стон, а мотор машины угрожающе зарычал, вдавливая нас сильнее в спинки кресел.

— Кира, я за рулем, — Егор резко дернул головой и уверенным движением отодвинул меня подальше от себя на пассажирское сидение. — Не дури.

— Уже давно одурела от тебя, — усмехнулась я, поправляя свое платье.

И я даже нисколько не преувеличивала. Те чувства, которые играют во мне к Егору, можно назвать только так. И, черт возьми, мне это дико нравилось.

— Тогда нам место в психушке, — улыбнулся он, снова окинув меня секундным взглядом.

— Почему?

— Ты одурела от меня, а я схожу с ума по тебе.

— С тобой я и в психушку согласна, главное, чтобы нас поместили в одну палату.

Егор лишь тихо рассмеялся, снова протягивая мне ладонь.

Глава 32

— А зачем нам в офис твоего отца? — спросила я, вглядываясь в окно уже на подъезде к городу.

— Его компания переезжает на новое место, и сейчас там идет ремонт. Мне надо забрать кое-какие бумажки. Папе просто хочется больше времени с Дашкой провести, поэтому сегодня я у него вместо посыльного.

Офис Королева старшего располагался в небольшом трехэтажном кирпичном здании цвета бордо с огромной металлической вывеской на фасаде. В холле первого этажа от начищенного до блеска полов и керамогранитных серых стен невыносимо рябило в глазах. Вокруг вообще все сверкало бликами. Отдыхом для взгляда были только парочка диванчиков бордового винного цвета и какие-то ярко-зеленые растения, подстриженные шаром в огромных деревянных кадках. Если бы Егор не вел меня за руку, то я и шагу не смогла ступить в этой, колющей глаза, чистоте.

Мы ходили по третьему этажу из кабинета в кабинет, в каждом из которых шел на разном этапе ремонт. Коридор разительно отличался от сияющего холла внизу: пыльно, грязно, снующие рабочие с инструментами в руках, запах цемента и краски.

Егор все время что-то фотографировал, делал какие-то заметки в телефоне, параллельно переговариваясь с каким-то мужчиной, по всей видимости, прорабом. А я семенила за ними, пытаясь не чертыхнуться через мешки цемента или коробки с плиткой. Но пару раз я все же умудрилась знатно споткнуться и даже случайно перевернуть ведро с какой-то сухой смесью. Если бы я не была спутницей сына их начальника, то прораб бы меня тут же закатал в стяжку на полу.

— В конце коридора дверь. Жди там, — скомандовал Егор, видя, как нервно косится на меня прораб.

Я послушно кивнула и тихонько нырнула туда, куда мне сказали. В отличие от остальных кабинетов здесь ремонт, по всей видимости, был уже окончен. Светло-серые стены, потолочные карнизы цвета бордо, а все пространство было заставлено новой, еще даже не распакованной мебелью: парочка тумбочек, шкафы, кресла, стулья.

Потоптавшись по кабинету, я осторожно облокотилась на край новенького стола.

— А вот и я, — белобрысая голова появилась в дверях. — Ты еще не успела ничего тут расколотить? Мне нужно еще кое-что записать, и мы можем ехать, — парень положил какие-то бумажки на соседний стол и, склонившись над ним, принялся что-то переписывать на бумагу с экрана телефона.

Я наблюдала, как он сосредоточенно водит ручкой по листку, слегка прищурив глаза и закусив нижнюю губу. Его левая ладонь очень странно держала ручку в пальцах. Казалось, что ему ужасно неудобно писать, но он легко выводил какие-то буквы и цифре на бумаге. Даже такая мелочь, как вид пишущего Егора левой рукой, вызывало во мне необъяснимое чувство трепета и нежности. Хотя нет, все объяснимо — я просто его любила.

Снова окинув кабинет взглядом, я вдруг представила, как Егор будет работать здесь. Как будет сидеть за этим столом, важно подписывая документы. Как его мускулистое тело будет сексуально выглядеть в белоснежной рубашке, как он будет закатывать рукава на ней, обнажая свои жилистые крепкие запястья, его длинные сильные пальцы будут расстегивать верхние пуговицы на вороте, после каких-нибудь важных переговоров о тендере.

Я еще ни разу не видела его в строгом костюме — только джинсы и футболка. Одна фантазия о широких плечах, обтянутых тканью рубашки и запахе дорогого мужского парфюма с древесно-морскими нотками — и низ моего живота томно напрягся.

«А у него будет секретарша или помощница?» — я снова ощутила, как меня дернуло от ревности. — «Нет, так не пойдет… Находясь здесь у него должна быть лишь одна мысль — обо мне»

— Егор… — тихо позвала я, закусывая губы.

— А? — он даже не поднял головы в мою сторону, продолжая извращаться левой рукой на бумаге.

— Возьми меня к себе секретаршей.

Блондин расплылся в улыбке, но все еще напряженно смотрел на свои каракули:

— И что ты будешь делать, работая здесь?

— Ну… приносить тебе кофе, напоминать о важных встречах, — руками я прошлась по телу, сминая ткань платья, — готовить документы… — мои ступни выскользнули из босоножек, — а иногда ты будешь звать меня в кабинет и отчитывать…

— За что? — хохотнул он, переписывая что-то с телефона на бумагу.

— Егор Александрович, — мой хриплый голос заставил его вздрогнуть. Я легко поддела ногой свою кружевную часть нижнего белья, уже упавшую на пол, и перекинула их прямо на стол к Егору. — Тот отчет, что вы просили, не готов…

Он замер, и невероятно медленно поднял свой взгляд.

— Кира…

Но меня уже было не остановить. Я аккуратно села на стол, приподняв подол платья.

— Егор Александрович, — зашептала я, вызывающе раздвигая ноги в стороны, — вы же меня не уволите…

В глазах Егора пробудились бесноватые огни. Было сложно не заметить, как напряглось его тело, грудь стала неровно дрожать от сбившегося дыхания. Он нервно облизнул губы, а я спокойно разрешала возбуждению и похоти отключать свое сознание.

— Твою же мать, — Егор пытался отвести взгляд от меня, но он равно возвращался ко мне. — Что ты творишь… — Его голос срывался.