Девушка покачала головой. Тщеславием она не страдала, но опять же, как справедливо замечала Харриет, ей никогда не приходилось переживать, нравится ли она мужчинам.

Фосиль уже сидел за кухонным столом и завтракал. Лизетта хотела начать строить отношения с ним заново – иначе никак.

– Спасибо за одежду, – промолвила она, затворяя за собой дверь.

Он поднял голову.

– Вот теперь вы выглядите, словно родом из Прованса. А значит, на вас никто не обратит внимания.

– Надо собрать мои вещи или…

Он откусил хлеба и посмотрел на нее.

– Не надо. Я о них уже позаботился.

Лизетта налила себе кофе. Она уже начинала привыкать к ячменному пойлу.

– В каком смысле?

– Они отправились в новый дом. Честная мена.

Эти вещи прислала ей мать! Последний подарок Сильвии перед тем… Нет, нельзя об этом думать!

– Что-то не так? – спросил Фосиль.

– Все в порядке. Надеюсь, вашей подруге они и впрямь пригодятся.

Фосиль смерил ее проницательным – слишком уж проницательным – взглядом.

– Едва ли я могу называть вас Фосилем на людях, – промолвила девушка. – У вас есть какое-нибудь другое имя?

– Надо взять такое, чтобы вы не забыли. Как насчет имени вашего отца?

Лизетта улыбнулась.

– Его звали Макс. Максимилиан.

– Не очень-то французское имя.

– Он был немцем.

– Ясно, – кивнул Фосиль.

– А моя мать – француженка. Они оба уже умерли.

– Тогда можно взять имя вашего первого парня. Как его звали?

Лизетте не хватило духа сказать «Джек». Она вспомнила о первом мальчике, о первом поцелуе…

– Оливер.

– Тогда я Оливер.

– А как же ваши документы?

– А, это дело другое, – заметил Фосиль почти игриво. – Собственно, я хотел, как выйдем, обсудить с вами нашу легенду. Вы готовы?

Она себе еще и еду положить толком не успела.

– Почти.

– Пожалуйста, mademoiselle, поторопитесь. Надо покинуть деревню еще до рассвета.

Ничего более вежливого за короткое время их знакомства она от него не слышала.


По подсчетам Лизетты, они прошли километров пятнадцать, не меньше, причем все в горку. Девушка устала, но признаваться в этом не хотела. Уж только не при нем!

Словно подслушав ее мысли, Фосиль обернулся.

– Вам надо отдохнуть.

– Конечно, если вы сами… – начала она, стараясь не показывать, что запыхалась.

– Это один из любимейших моих видов, – перебил он. – Смотрите, внизу Боннье. А Лакост справа.

– А там, вдали? – поинтересовалась Лизетта, переводя дух. Пейзаж был и в самом деле прекрасен. На другой стороне долины осенние краски размывались, дымкой смягчая очертания гребней и расщелин.

– Прямо, если прищуриться, можно увидеть Авиньон, – сказал Фосиль, показывая куда-то совсем далеко, там, где она уже ничего не видела.

– Поверю вам на слово, – сказала девушка и обрадовалась, увидев, что он улыбнулся. Милые морщинки в уголках губ у него стали отчетливее. В глаза – не просто синие, а ярко-ультрамариновые – хотелось смотреть снова и снова. Его голос – теперь, когда Фосиль чуть расслабился, ставший нежнее и мягче – навевал ощущение покоя. Гибкий и мускулистый, Фосиль шел по неровным камням легко и грациозно, тогда как Лизетта то и дело оступалась. А немногословность и сдержанность придавали ему неотразимую ауру уверенности.

– Куда мы идем?

– В место под названием Горд. А завтра в Кавайон. Оттуда ходит поезд на север.

Лизетта кивнула. Все эти названия были для нее пустым звуком – только Фосиль знал путь через горы.

– Съешьте-ка яблоко, вам и платье будет более впору.

– Брюки, пожалуй, были бы уместней.

– Возможно. Но тогда бы вас забрал первый же немецкий патруль – или, того хуже, milice – заподозрив, что вы одна из маки. – Фосиль присел на обломок скалы и жестом пригласил девушку садиться рядом. – Остановимся на пару минут.

Да, на вольном воздухе он явно чувствовал себя куда свободнее. Даже держался иначе – спокойно и расслабленно.

– Расскажите мне про вашу жизнь в маки, – попросила Лизетта, старательно избегая разговоров о довоенном прошлом.

Фосиль пожал плечами.

– Рассказывать-то особо и нечего. Мы живем самой простой жизнью, обходимся без привычных удобств, стараемся делать все, что в наших силах, чтобы отравить бошам жизнь, и умираем… регулярно.

– Так ваша цель – убивать?

– О да. Мы убиваем при первой возможности – хотя возможность выпадает редко, – отозвался он так небрежно, что по спине у девушки пробежал холодок. – А главным образом вредительствуем – то провода перережем, то железнодорожные пути разрушим, то мост взорвем. Перекрываем дороги, нарушаем работу почты, срываем поставки. Мы как пчелы – жалим всякий раз, как получится. Смертельного удара чудовищу так не нанесешь, но ослабить можно.

– Чем же вы питаетесь, если вам приходится постоянно прятаться?

– Повсюду хватает сочувствующих – народ нами гордится. Крестьяне передают в холмы еду. Дети привозят ее в игрушечных тележках, прикрыв куклами и плюшевыми мишками. Никто не станет подозревать детей.

– А дети вас видят?

– Никогда. Мы так свято придерживаемся принципов секретности, что я и сам не мог бы вам сказать, кто в деревне друг маки, а кто коллаборационист.

– В самом деле?

– Таким образом я никого не выдам и никто не выдаст меня.

– Ну и жизнь.

– Партизанам только такая и подходит. Мы держимся по двое, редко – по трое.

– Вы с Фрелоном?

– И еще один человек. Вы с ним встретитесь в Горде.

– А там выращивают лаванду?

– Почему вы спрашиваете?

– Когда вы пришли, от вас пахло лавандой.

Фосиль кивнул, но ничего объяснять не стал. А девушка не настаивала.

– В Сеньоне было так красиво – с лавандой.

Он печально кивнул.

– Я оттуда родом.

Горло у Лизетты сжалось – столько скорби звучало в голосе ее собеседника. Ей сразу вспомнился рассказ Роже о семье Фосиля.

– Не следовало мне вам признаваться, – заметил Фосиль. – Теперь придется вас убить.

Он улыбнулся – совершенно нормальной улыбкой, – и на несколько секунд все в нем переменилось, словно из-под низких туч вдруг проглянуло ласковое ноябрьское солнышко. Лизетта поймала себя на том, что ежесекундно осознает, что он рядом. Если они на ходу случайно задевали друг друга, как бывает, когда идешь вместе по тропинке, она торопилась извиняться. Да и Фосиль вроде бы реагировал точно так же. Интересно, узнает она когда-нибудь его настоящее имя?

– Если можно, погодите, пока я не управлюсь с заданием. – Лизетта улыбнулась ему в ответ.

– Учитывая, каким странным путем вы добираетесь до Парижа и сколько всевозможных предосторожностей ради вас предпринято, Анжелина, невольно сделаешь вывод, что для англичан вы крайне важны… и задание у вас крайне опасное.

Задание. Лизетта старалась пока не думать о нем. Ей самой решать, как к выполнению этого задания подобраться. Пока она не понимала, должна ли просто соблазнить заданный ей объект и тянуть из него информацию – или же попытаться перевербовать. Ее бросили в львиное логово и велели укротить льва.

– Да, надеюсь, я не подведу.

– Сколько вам лет?

– Двадцать четыре.

– А семья у вас есть?

– Бабушка с дедушкой. И, уж коли мы так откровенны… а у вас?

Фосиль втянул в себя воздух.

– Думаю, пора двигать дальше.

Он поднялся. Хрупкий пузырек нормальных отношений меж ними с треском лопнул.

Девушка вскочила на ноги.

– Я не хотела совать нос в чужие дела…

Фосиль обернулся.

– О семье говорить трудно. Может быть…

– Ничего страшного. Расскажите мне про Горд. Где он?

– Там, наверху.

И как только она умудрилась до сих пор не замечать его? Последние несколько километров Лизетта шагала словно в забытьи – глядя в землю перед собой, тупо переставляя ноги, следя лишь за тем, чтобы ступать след в след за своим провожатым. И позволила себе отвлечься, думать о своем. Так было легче переносить долгие часы безмолвия, голод, одиночество. И вот теперь прямо у нее над головой, в утесах, омытое золотым светом, парило потрясающее поселение. Солнце уже миновало зенит. Молодые люди провели в дороге добрых семь часов.

– Это главное местное поселение с римских времен, и с тех же пор – крепость. Нынче Горд – оплот Сопротивления, – усмехнулся Фосиль, перехватив ее ошарашенный взгляд.

– Дух захватывает, – пробормотала Лизетта.

– Да. Но milice знает, что нас здесь много. Надо соблюдать крайнюю осторожность. Полицаи не в силах патрулировать деревню регулярно, однако устраивают набеги с тех самых пор, как немцы захватили власть в так называемой Свободной Франции.

– Зачем же рисковать, приходя сюда?

– Все равно безопаснее, чем ночевать в Кавайлоне. Прибавим шагу? Хорошо бы успеть в аббатство до темноты.


Они шагали еще около часа и наконец добрались до Горда, однако восхищение Лизетты прожило недолго. Стоило им войти в лабиринт запутанных улочек, как ее восторг сменился липким страхом, что растекался по жилам и глухо стучал в ушах. С площади раздавался отчетливый шум марширующих отрядов и рев моторов. Только немцы носили такие тяжелые сапоги. Только у немцев сейчас был бензин.

– Мне следовало вас предупредить, – сказал Фосиль, почуяв тревогу спутницы.

– Все равно мне надо привыкать.

– Верно. В Париже будет еще хуже.

– А что это за объявления? – поинтересовалась девушка, заметив на стенах множество листков.

– Что-то новое… – пробормотал Фосиль.

«Des Liberateurs» – кричали заголовки плакатов, а под ними размещались зернистые фотографии. Преступники. Первейший долг любого местного жителя немедленно сообщить, если увидит кого-то со снимков.

Из общего ряда Лизетте улыбалось безошибочно узнаваемое лицо Фрелона.

– Здесь оставаться нельзя!

Фосиль схватил ее за руку – впервые прикоснулся к ней намеренно. Ладонь у него была широкая и сухая – ладонь фермера. И тепло этой ладони вселяло в девушку уверенность и новые силы.

– Идите со мной с таким видом, будто мы не просто друзья, – шепнул Фосиль.

Девушка тихонько вздохнула и придвинулась поближе, чтобы он мог небрежно обнять ее за талию. Лизетта слегка прильнула к нему, чтобы выглядеть естественней. И как раз вовремя! В следующую секунду, напугав девушку до полусмерти, в переулок ввалилась группа солдат. И все же единственное, о чем могла думать сейчас Лизетта, – это об обволакивающем аромате лаванды.

– Поговорите со мной, – прошептала она. – О чем угодно.

Фосиль не заставил себя просить дважды.

– Ну я и послал его куда подальше. Думает, он самый умный!.. Только мои-то цветы все равно лучше. Я их решил пока оставить, чтобы пчелам… – Лизетта глазам не верила: он нарочно задел руку одного из проходящих мимо солдат. – Ах, месье, простите…

Солдат нахмурился, переводя взгляд на Лизетту, которую Фосиль крепко прижимал к себе.

– Документы!.. Здесь живете? – добавил солдат на чудовищном французском. Он был совсем мальчишка, младше Лизетты. Румяные щеки, коротко остриженные волосы.

Молодые люди начали рыться по карманам в поисках документов. Никогда в жизни Лизетта так не боялась, да и не думала, что способна бояться больше, чем сейчас – столкнувшись с врагом вплотную.

К ее удивлению, Фосиль не проявлял ни тени напряженности.

– Не, не тут. Навестил свою старую зазнобу, – безмятежно ответил он по-немецки.

– Говоришь по-немецки? – поразился солдат, мгновенно делаясь куда дружелюбнее.

– Да я сам немец! – отозвался Фосиль, все еще роясь по карманам. – Правда, живу во Франции. Прости, это все от радости – снова ее увидеть, понимаешь?

– Да не волнуйся! – солдат ухмыльнулся и махнул рукой, мол, не надо документов. – А мы тут с дружками в увольнительной на вечер, ищем, где б пивка выпить.

– Попробуйте бар месье Гриньона, – посоветовал Фосиль. – Он подает немецкое пиво. Под прилавком. Главное, стой на своем. Скажи, мол, ты от Лукаса. Только остальным не говори, ладно?

– Ты здесь рядом живешь? – поинтересовался солдат.

Фосиль дернул подбородком.

– Севернее, в Со.

– А что тебя не призвали?

– Я фермер, – пожал плечами Фосиль.

– Немец – французский фермер?

Фосиль улыбнулся.

– Нелепо звучит, да? Я родился в Баварии, а потом мы с мамой переехали на юг Франции. Для властей я французский гражданин. – Он положил руку на сердце. – Однако здесь я немец.

Юный солдат ухмыльнулся.

– Берегись, как бы тебя не призвали.

– Да я бы с радостью, но стране нужен мой урожай. Мне не разрешили бросить ферму.

– Везет же. – Солдат перевел взгляд на Лизетту. – А сестры у тебя нет?

Фосиль опередил ее с ответом.

– У нее нет, зато могу свести тебя с ее подружкой. – Он подмигнул. – Эй, а эти партизанские псы… – Он небрежно махнул рукой на плакат. – Уже поймали кого?