– Да, тут вы правы.

Люк помолчал.

– Месье Фугасс, вы хотели поговорить со мной? Просто…

– На самом деле с вами обоими. – Пекарь тихонько вздохнул. – Дело весьма деликатное.

Люк начал слегка нервничать. Что-то в твердом и прямом взгляде Фугасса внушало ему беспокойство.

– Может, присядем, месье Боне? – Фугасс указал на скалистый пригорок неподалеку. – Лучше, чтобы нас не видели, – прибавил он, оглядываясь на ведущий к деревне склон.

Заинтригованный Лоран присел, но Люк не торопился следовать его примеру.

– О чем речь, Фугасс? Видите ли, я и в самом деле…

– Сядьте, Боне, – настойчиво повторил пекарь.

Люк медленно опустился на камень.

– Фугасс, сейчас пора урожая. Каждая минута на счету.

– Я понимаю. – Его старший собеседник словно бы совсем не замечал Лорана, зато не сводил глаз с Люка. – Очень надеюсь, что не ошибся, – в вас я чувствую гнев и патриотизм.

– По отношению к Франции, вы имеете в виду? – уточнил Лоран. Люк в немом изумлении смотрел на Фугасса – он совершенно не ожидал этих слов.

– Разумеется, – подтвердил Фугасс, потирая темный небритый подбородок и все так же глядя в упор на Люка.

– Месье Фугасс, мы французы! Патриоты! Мы ненавидим бошей. – Лоран невольно понизил голос – он не привык высказывать подобные мысли вслух.

Люк неодобрительно покосился на него.

– А к чему вы?

Пекарь помолчал.

– Я из отряда маки.

Если вспомнить жизнь этого человека, не приходилось удивляться, что он активист Сопротивления. Он одинок, замкнут, молчалив, и хотя дружелюбен со всей деревней, но очень сдержан, чтобы не сказать – скрытен. Рослый и крепкий, он тем не менее разговаривал тихо и кротко, держался почти застенчиво. Однако сейчас в нем не видно было ни кротости, ни застенчивости.

Фугасс шел на огромный риск, открывшись молодым людям. По всей стране участники Сопротивления жили бок о бок с коллаборационистами, но нигде они так не хранили тайну, как в Провансе.

Судя по всему, готовность Люка и Лорана закапывать родники, валить деревья и всячески препятствовать немецким солдатам и французским полицаям не укрылась от внимания этих людей. Сперва целью подпольщиков было просто уклонение от так называемых добровольных работ в Германии, но вскоре они стали участниками активного Сопротивления. В Любероне очень легко спрятаться от посторонних глаз – если умеешь ходить по холмам. А местным жителям скалистые склоны и козьи тропки были знакомы куда лучше, чем большие городские дороги. Ушедшие в горы люди стали призраками – их редко видали в деревнях, а зачастую о них даже и не слышали.

По всей Франции люди уходили из родных домов и вступали в партизанские группы. На юго-востоке страны такие отряды назывались «маки» – «лесная чаща». Члены этих отрядов стали символом французского патриотизма. Разношерстное собрание отдельных маленьких группок в холмах постепенно становилось все более организованным. Сердце Люка преисполнялось гордостью всякий раз, как до него долетали слухи об очередном акте саботажа против немцев. Порой навредить удавалось лишь по мелочи, порой они мешали врагам исполнить тот или иной приказ. Убивали фашистов маки редко, но все же иной раз случалось и такое.

– Так та записка была от вас! – осенило Люка.

– Записка? – переспросил Лоран.

Пекарь покаянно кивнул.

– Мне не следовало ее подбрасывать, слишком опасно. Но я так гордился вами в тот день, когда вы отключили фонтан!.. Сердце пело при мысли, что фрицам приходится пить ту же воду, что пьют наши лошади, ослы и прочая скотина.

– Просто шальная выходка, – признался Люк.

– Весьма удачная.

Люк пожал плечами.

– Я заметил, что наши девушки лукаво улыбаются всякий раз, как немцы начинают посматривать в их сторону… а эти негодяи вечно на них таращатся, – с отвращением добавил он.

Фугасс невесело рассмеялся.

– Мне твоя идея понравилась. А во второй раз вы вообще заставили их убраться восвояси.

Лоран засмеялся.

– Я хотел обставить это как-нибудь подраматичней, но Люк возразил – нет, надо действовать просто и быстро.

Люк молча кивнул, а Лоран продолжал:

– Люк знал одно высохшее дерево. Сказал, если мы его свалим, все будет выглядеть так, словно оно просто само по себе упало. Еле-еле втроем справились.

– Чистая работа, – похвалил Фугасс. – Никто ничего не заподозрил.

– Вы, похоже, вели учет, месье Фугасс, – заметил Люк. – А я вас даже не замечал.

– Подчас мы невидимы именно потому, что всегда на виду, – загадочно заметил пекарь.

– По принципу – на виду, но не видны?

– Именно.

– Вы никому не доверяете, – промолвил Люк.

– Я бы сказал – ни единому человеку, но видите, я доверяю вам – уж коли открылся.

– Почему?

– Почему я вам доверяю? Или почему открылся?

Люк сощурился.

– И то, и то.

– Я хорошо знаю ваши семьи, а яблоко от яблоньки далеко не падает. – Пекарь слегка наклонил голову. – Я сражался бок о бок с Якобом в прошлой войне. Он хороший человек, смелый. Всегда присматривал за нами, юнцами.

Сколько раз Люк слышал подобные истории!

– Однажды он спас мне жизнь. И я не забыл, хотя мы с ним никогда об этом не говорили. Так что теперь я обязан спасти жизнь тебе.

– Спасти мне жизнь? – Люку стало забавно.

Фугасс промолчал. Ответом стали его решительно стиснутые челюсти.

Люк набрал в грудь воздуха.

– Почему вы открыли вашу тайну?

– Говорю же – чтобы спасти тебе жизнь. Или хотя бы попытаться. Я могу защитить тебя лучше, чем твой отец.

– О чем вы? – Люк устал после долгого дня в полях. Ему хотелось вернуться к семье, вымыться, выпить вина.

– Уходите к нам – оба, – напрямик выложил Фугасс. – Нам нужны крепкие молодые люди, отказавшиеся склониться перед немцами и новыми законами правительства Виши.

– Мы? – спросил Лоран. – Но что мы можем?

– Дать отпор угнетателям. Когда мы покорны, врагам не надо даже убивать нас – мы сами отдаемся им в рабство. Вы хотя бы представляете себе размах немецких реквизиций? Они берут не просто провиант. Еще и оборудование – а следом придет черед лошадей. Немцы крадут все, чем мы живем. Без лошадей – как нашим земледельцам вспахать поля? В Париже голод, но почти весь наш урожай уходит в Германию. А французские дети тем временем умирают.

Пекарь вздохнул.

– Простите. Я не хочу произносить долгих речей. Но это важно. Особенно для тебя, Люк.

– Почему для Люка? – поинтересовался Лоран. Если он и обиделся, то никак этого не показывал.

Фугасс поднял брови.

– Из-за его внешности. Более того, ты ведь знаешь, что он говорит по-немецки.

На лице Лорана появилось настороженное выражение.

– Мы с ним всю жизнь дружим. Конечно, знаю! Хотя мне очень интересно, откуда знаете вы.

Фугасс перевел взгляд на Люка.

– Твой отец мне все рассказал.

Люк вихрем развернулся к нему.

– Что вам известно?

– О чем он говорит, Люк? – недоуменно спросил Лоран.

Люк ткнул в пекаря пальцем.

– Месье Фугасс, ваша тайна со мной в такой же безопасности, как и моя с вами. Но меня не надо спасать. Я сам способен о себе позаботиться. Более того, я должен заботиться и о семье.

– Слишком поздно, Боне.

– Что? – Люк вскочил на ноги. – Поздно? Что вы имеете в виду? – Только тут он заметил, что за спиной у него выросло трое незнакомцев. Лица их были скрыты за сетками, какими пасечники защищаются от пчел. Глаза Люка расширились от изумления. – Кто вы такие?

На лице Фугасса появилось несчастное выражение. Он кивнул – и по его сигналу незнакомцы набросились на Люка с Лораном. Те даже крикнуть не успели. Сильные руки зажали им рты и бросили ничком на землю.

– Извини. Не так я хотел бы привлечь тебя в наши ряды, – промолвил Фугасс. – Но я обещал твоему отцу сохранить тебе жизнь, и у меня нет выбора. – Он извлек из кармана люковское свидетельство о рождении. – Из дома тебе больше ничего не понадобится. Мне искренне жаль, что ты не в состоянии помочь семье, но я действую по приказу твоего отца. Мы не таим на тебя зла за твое происхождение, однако сейчас самое подходящее время доказать, что ты французский патриот.

Люк взревел от ярости, но руки, зажимавшие его рот, заглушили звук.

Церковный колокол принялся отбивать часы. Восемь. Цикады вновь завели свою песню; за жужжанием одинокой пчелы Люк различил голоса играющих внизу, в деревне, детей и надсадный рокот автомобиля на ухабистой проселочной дороге.

Люк прекратил вырываться. Автомобиль?

– Тише. Твои глаза скажут тебе все, что ты должен узнать.

Люк увидел, как далеко внизу в деревню с грохотом въезжает автофургон.

– Это Лондри и, без сомнения, люди из СС, – пояснил пекарь. Его лицо омрачилось от грусти и сострадания. – Приехали за твоими родителями, сестрами и бабушкой.

Мозолистая рука еще крепче зажала Люку рот. А Фугасс продолжал:

– Кто-то из деревни связался с местными властями в Апте и донес, что на прошлой неделе в Сеньон вернулась еврейская семья, бежавшая из Парижа. В доносе намекалось, что семейство разжигает ненависть к немцам.

– Ерунда! – взревел Лоран. – Боне уважают в деревне. Никто не стал бы на них доносить, ни один человек!

Фугасс пожал плечами.

– Не один, а одна. Их навела на твою семью Катрина Жирар.

Укусив державшую его ладонь, Люк высвободил голову.

– Докажите! – прорычал он.

– Заберите второго, – коротко бросил Фугасс, кивнув сотоварищам.

Вырывающегося изо всех сил Лорана повлекли прочь. Один из партизан остался с Фугассом и Люком. Молодой человек заметил у него в руках револьвер.

– Прости и пойми, – промолвил Фугасс, – такова просьба твоего отца. Идем, увидишь все собственными глазами. Могу я рассчитывать, что ты не станешь шуметь?

Люк кивнул.

– Выдашь нас – и считай, мы все мертвы, включая твоего друга. Ты ведь не хочешь, чтобы наша кровь пала на твою голову.

Люк только мрачно посмотрел на Фугасса.

Бесшумно и быстро они перебрались на место, откуда открывался хороший вид на дом Боне за фонтаном.

Из грузовика высыпала группа солдат. Среди мундиров французской полиции Люк различал и другую форму: невзрачного сизовато-серого цвета, зато с высокими начищенными сапогами.

– Гестапо? – вслух предположил он.

– Хуже. СС, – отозвался Фугасс и показал на крыши домов. – Иди за мной. Это единственный способ подобраться ближе. Сможешь держать себя в руках?

Люк глядел на него с мрачной решимостью на лице.

– Я должен быть уверен, что ты смолчишь, не подставишь нас под немецкие пули.

– Это моя семья!

Фугасс смерил молодого человека пристальным взглядом, не лишенным жалости.

– Их уже не спасти.

Люк открыл было рот, но не смог вымолвить и слова. Не мог даже пошевелиться. Глаза у него словно остекленели.

– Но ты можешь отомстить за них, – закончил Фугасс.

Колени у Люка подогнулись. Надо скорее выработать план. Надо, черт возьми, раздобыть пистолет!..

Пекарь опередил его размышления.

– Даже не думай, – предостерег он. – Клянусь, я бы предупредил твою семью, если б мог! Увы, у нас было лишь несколько минут. Я лучше сам убью тебя, чем нарушу слово, данное твоему отцу. Да, я понимаю, это трагедия, но такова уж теперь твоя реальность. Твою семью заберут, и ты совершенно бессилен, а сглупишь – погибнешь сам и прихватишь с собой на тот свет меня и, возможно, еще нескольких человек. Послушай… ты не спасешь родных. Но ты за них отомстишь.

Люк не хотел ничего слышать, не хотел ничего принимать. Как можно бездействовать и даже не пытаться спасти тех, кого он любит? А Саба? Неужели они арестуют безвредную старую женщину?

– Зачем они это делают? – сдавленно спросил он.

– Без причины. Твои родные не совершили ничего дурного – кроме того, что они евреи.

– Дайте мне пистолет, а сами уходите.

– Прекрати.

– Я не буду никого вовлекать, – лихорадочно пообещал Люк. – Я должен… моей сестре всего девять, у мамы больное сердце… Ракель влюблена. Сара хочет стать доктором и помогать другим людям. Как вы не понимаете? Бабушке восемьдесят семь!

Он отчаянно хватался за пекаря, по его щекам текли слезы. Люк и не помнил, когда плакал последний раз.

– Послушай, – тихо проговорил Фугасс, – ни ты, ни кто-либо из нас не в силах ничего предотвратить. Твою семью заберут. На стороне СС сила и власть. Если ты сейчас попытаешься дать им отпор, они пошлют новых солдат и обрушат карательные меры на всю деревню. Я слышал, что они творят – такое и в страшном сне не привидится. Они не только расстреляют твою семью у тебя на глазах, но будут развлекаться, убивая женщин и детей самыми гнусными способами. Им плевать.

Люк сжал голову ладонями.

– Вы хотите, чтобы я смотрел, как увозят мою семью, и бездействовал?

– Да, потому что любая твоя попытка вмешаться приведет к тому, что погибнут они, ты сам и многие другие. Это я тебе гарантирую.