– Я не собираюсь…

– Одних извинений мало, милорд. Я требую, чтобы её наказали, потому что именно меня она попыталась осквернить своими действиями. Мою репутацию, моё имя и только я имею право назначить ей наказание за такое, – делаю уверенно шаг к мужчине. Спокойно смотрит на меня, складывая руки за спиной, словно ему всё равно, словно не его это будущая дочь. И это страшит. Этот холод, отчуждённость и безразличие.

– Вы диктуете мне правила, мисс? В том ли вы положении, чтобы делать это? – Сухо отзывается он.

– В том. Вы можете снова указать мне на иерархическую лестницу, но я имею на это право сейчас. И если вы этого не сделаете, то я сама вызову полицию и именно так проучу этого ребёнка, – требовательно говорю я. Сердце бешено стучит от ярости, но не на Венди, а на него, что позволяет это, что не углядел, и недодал ей необходимого внимания. Да что ж он за человек?

– Угрожаете мне? Это смешно, – и вновь пустота во взгляде.

– Нет, – вздыхаю, бросая быстрый взгляд на ребёнка, поджавшего обиженно губы, – нет, я вам не угрожаю. Всего лишь хочу донести до вас, что с годами такого рода поведение выйдет за границы дозволенного. И вы упустите время, когда могли предотвратить проблемы, которые нависнут над ней.

– И что вы предлагаете? Какое наказание для вас приемлемо? – Безынтересно спрашивает он.

– Пусть уберёт всё, что натворила. Соберёт перья, отнесёт в пакеты изрезанное бельё, составит список, что требуется заменить. К этому возрасту ребёнок уже должен уметь писать, – произношу я, уверенно смотря в его глаза.

– Это её работа, а не моя! Она…

– Довольно, Венди, убирай спальню, через час я проверю, – обращается к ней, а я смотрю на этого ребёнка, что так погряз в чьей-то модели поведения и ужасаюсь. Виноватый взгляд, наполненный неискренними слезами, приложенная к груди рука и весь облик, словно актриса на сцене. Она знает, как вести себя в такой ситуации, видела уже, возможно, от матери. Дети копируют тех, кто для них кумир. И это страшно. Действительно страшно, что будет с этой девочкой, если сейчас ей не показать, что хорошо, а что плохо.

– Но это не я, дядя Áртур, не я, – хнычет она.

– Твоей матери необходимо было следить за тобой, а она пренебрегала этим. Но с сегодняшнего дня я возьмусь за твоё воспитание, и ты станешь той, кем должна быть. Мне не нужны проблемы перед свадьбой, тем более с тобой. И вскоре отправлю тебя в какой-нибудь пансионат, чтобы именно там тебе привили хорошие манеры, – строго отчитывает её лорд Марлоу. От его голоса даже по моей спине пробегают мурашки. Закрываю на секунду глаза, заставляя себя молчать, не критиковать его, ведь именно словами он показал этому ребёнку, настолько она не нужна никому.

– А вы, – распахиваю глаза, встречаясь с тёмными. – За мной живо.

– Я вернусь через час, Венди, и чтобы здесь всё было убрано, – разворачивается, выходя из спальни. Оставляет после себя тяжёлый воздух, что находится в его душе. У него чёрствое сердце, и сейчас по щекам девочки катятся настоящие слёзы. Хочется её обнять, но обрываю себя от этой мысли, наклоняясь и обхватывая фартуком нож. Неизвестно, что он хочет от меня и какие последствия будут. Хоть где-то пригодились мои знания собственного алиби и прав.

Выхожу из спальни, хотя сердце сжимается от звуков плача Венди, но иду по коридору, завидев фигуру в чёрном впереди. Ускоряю шаг и практически добегаю до него, открывшему дверь и входящему в комнату.

– Закройте за собой дверь, – требовательный голос раздаётся из глубины комнаты. Вздыхаю и выполняю, оборачиваясь и оказываясь в уютном и теплом кабинете, с потрескивающим камином, полками, наполненными книгами, местом для отдыха. Точно как во всех исторических романах, что я читала.

– Это ваше, – подхожу к низкому столику, отпуская нож.

– Итак, вы до сих пор здесь, хотя я уволил вас вчера, – поднимаю голову, замечая лорда Марлоу стоящим у стола.

– Ваш отец сказал мне остаться, – тихо отвечая, выхожу в центр комнаты, словно для оглашения моего наказания.

– Что вы хотите от него, мисс?

– От вашего отца? Ничего, что вы. Он добр ко мне, а я пришла сюда работать, – нервно улыбаюсь, но кажется, ему это совсем не нравится. Сужает глаза, пытаясь проникнуть своим взглядом глубже. Неприятное ощущение усталости резко наваливается на меня, опускаю глаза в пол, только бы не смотреть на него. Это отнимает много сил.

– В последнее время я слишком часто слышу о вас и вас. Моя мать уверена, что вы заставляете Роджера развестись и не просто так появились здесь. А также вы пытаетесь воспитывать ребёнка, который не принадлежит вам, – смехотворность этих слов просто выбивает почву из-под ног. Так ещё в жизни меня не оскорбляли.

– Нет правды в ваших словах. Я не претендую ни на что, а опасения вашей матери просто смешны, – поднимаю голову, пытаясь вложить в свой взгляд как можно больше честности.

– И вы хотите сказать, что лезете в жизнь моей семьи просто так? Без какого-либо подтекста? Без возможности получить за это премию?

– Иногда люди совершают поступки просто так, по доброте душевной. И если вы с этим не сталкивались, то мне жаль. Я именно из таких людей. Вижу, что Венди избалованный ребёнок и очень одинокий. Вам плевать на неё, вы пренебрегаете её желаниями, как и желаниями вашего отца. Вы не замечаете, что эта девочка одинока, и именно таким образом, она привлекает внимание. Она кричит о помощи, только вы закрываете на это глаза. А она требует, чтобы её заметили и, возможно, именно отругали за недостойное поведение…

– Достаточно. Вы довольно много высказали здесь, как и там. Да и вы хоть понимаете, с кем так фривольно говорите, тыкая и ища недостатки у всех, кроме себя? – Злость, с которой он сквозь зубы произносит слова, оборвав мою излишне пылкую речь, вызывает внутри страх. Но не физический, а душевный. Снова убеждаюсь, что у этого человека невероятно сильная аура холода.

– Я не пыталась указывать вам на недостатки, я лишь хотела сказать, что нельзя прощать ребёнку всё, а особенно игры с ножами и такого рода спектакли. Это…

– Раз вы настолько знаете, как воспитывать детей, этим теперь и займётесь. Посмотрим, как хорошо вы умеете воплощать свои слова в жизнь, а не только громко разглагольствовать об упущениях в воспитании. Вы свободны и теперь стали няней Венди, – от его слов издаю рваный вздох, только открываю рот, как сразу же его закрываю, немного обескуражена такой новостью.

– Но я убираю комнаты… ей нужно… я не знаю, какое воспитание должно быть у леди. Я…

– Вы так были уверены вчера и сегодня в своих суждениях. Так вы, значит, всего лишь слишком болтливы и не несёте ответственности за свои слова, хотя требуете этого от других. И я напомню вам, кто здесь главный. Вы работаете на меня, я плачу вам зарплату, и я приказываю вам, мисс Всезнайка, стать няней Венди. Иначе вы немедленно собираете свои вещи, и я сделаю всё, чтобы именно вы оказались виновной в ужасном состоянии спальни моей матери. Вам всё ясно? – Словно животное, рычит на меня, сокращая расстояние между нами широкими шагами.

Теперь так близко, что горло сводит от сухости, а шум в ушах от его глаз, в которых даже сейчас виден смертельный огонь, забирается в мою душу.

– Да, мне всё ясно, милорд, – опускаю взгляд, гипнотизируя его шею, затянутую тканью чёрной водолазки. До носа доносится аромат свежести и хлопка, втягиваю его глубже, поддаваясь этим чарам из запахов.

Мужчина ещё что-то говорит мне, но я не слышу, вижу только, как его губы двигаются. Кажется, что ноги превращаются в желе, не желая держать меня. И знаю, отчего-то знаю, причину этого состояния. Хотя тело предаёт меня, переизбыток эмоций, событий, всего, что произошло со мной за последнее время, превысило грань моей стойкости, но разум он чист. Ясен настолько, чтобы понять, насколько этот мужчина внутри очернён. Насколько его сердце заморожено кем-то и бьётся ровно. Он бесчувственен, как прекрасная скульптура изо льда. Он пытается забраться в мою душу, чтобы перетянуть на свою сторону, сделать такой же, какие все вокруг него.

– …а дальше посмотрим. И не попадайтесь мне больше на глаза, от вас одни неприятности, – звук включается, слышу только его последние слова, издавая вздох от страха. Делаю шаг назад. Мне надо уйти.

– Простите, да… да я всё поняла. Простите, – бормочу, спиной двигаясь к двери. Не поднимаю головы, нельзя смотреть в его глаза.

Выскакивая за дверь, несусь по коридору и только в служебном помещении могу перевести дух.

Бывают люди, от встречи с которыми, ты чувствуешь себя без сил, полностью выжатую даже после нескольких минут встречи. Они тянут к себе, забирают и порабощают. Они превращают тебя в таких же, как они. Он Дьявол на более тонком уровне, который я чувствую. Не имею никаких паранормальных способностей, но то, что может изменить меня, ощущаю. Да и любой человек это заметит, как его сердце больше не скачет от эмоций, даже от страха. Оно стучит ровно, и всё кажется вокруг одноцветным. Я стараюсь всегда избегать таких людей, или переключать их на что-то другое. А он… он иной. Заледеневший внутри, и это не изменится никогда. Он останется именно таким, обращая в свою веру всех.

Надо держаться от него подальше, иначе я расклеюсь. Даже сейчас, сидя в комнатке, хочется расплакаться и это уже во второй раз из-за него. Вчера он создал мрак вокруг меня, и я едва отошла от этого, хотя плакала в последний раз так горько, когда была маленькой, и Донна рассказала мне, что Санты не существует. А я продолжаю верить в него, хотя мою веру предали.

Шумно вздыхая, поднимаюсь с пола, прикладываю холодные руки к горящим щекам. Считаю про себя, заставляя своё внутренне состояние привести в гармонию. Пора взяться за дело, для начала проверить, как там Венди.

С этими мыслями выхожу из служебной комнаты, направляясь в спальню. Конечно, я не ожидаю, что увижу там чистоту или же хоть какое-то изменение. Но, всё же, поражаюсь тому, что девочка собрала в чёрные мешки изрезанное бельё, и сейчас сидит на полу, собирая перья.

– Хочешь, я тебе помогу? – Предлагаю я, подходя к ней.

– Нет. Уходи отсюда, – обиженно отвечает она, не поднимая головы.

– Ладно, только друзья помогают друг другу. А ты для меня друг. Но раз ты не хочешь, то я оставлю тебя, только скажи мне: почему ты так ненавидишь меня? – Присаживаюсь на корточки, желая услышать хоть что-то иное, кроме злости.

Не отвечает, яростно собирая перья в пакет. Как мне быть её няней, если она сама этого не хочет? Ничего не поделаешь, придётся уйти и подождать за дверью, пока она оттает ко мне.

Поднимаясь, направляюсь к выходу, как слышу тонкий голос:

– Ты улыбаешься.

– А это запрещено законом или карается смертью? – Издаю смешок оборачиваясь. Но улыбку стирает, как вижу её лицо, серьёзное и очень грустное.

– Ангел мой, тебе запрещают улыбаться? – Осторожно спрашиваю, подходя к ней.

Поджимает губы, опуская голову. Замечаю, как дрожат они. Боже, бедный ребёнок. Он и её заморозил.

– Папа, мой папа он всегда улыбался. Я видела его только два раза, когда мне было пять и в том году осенью. Он улыбался. Он умер, и Хелен ненавидит, когда я это делаю. Она говорит, что я очень похожа на этого наглого мерзавца, – её слова, поражают жёсткостью к юному созданию.

Сажусь рядом с ней на пол, но не смею прикоснуться к ней.

– В улыбке и веселье нет ничего плохого, Венди. Мама, Хелен твоя мама?

Кивает на мой вопрос.

– Она не любит, когда я называю её мамой. Она слишком красива, чтобы быть мамой.

– Но она твоя мама, и она любит тебя, просто ещё не отошла от смерти дорогого человека. И ты ей напоминаешь его, твоя улыбка рождает в ней чувства, которых не найти больше. Ты должна улыбаться, уверена, что твоя улыбка – это лучшее, что она видела в жизни, как и я, – и всё же тянусь рукой к её собранным волосам и ощущаю, насколько они одеревенели от лака. Осторожно делаю одно движение, гладя её по голове.

– Ты так думаешь? Она любит меня? – В её глазах столько мольбы в подтверждении моих слов, что улыбаюсь ей кивая.

– Конечно, потому что я полюбила тебя с первого взгляда. Если тебя узнать, то ты ворвёшься в сердце и никогда тебя не вырвать из него, – заверяю её. С такими детьми нужно говорить, как со взрослыми, убеждаюсь в этом ещё раз, когда уголки её губ подрагивают и на них расцветает опасливая улыбка.

– Зачем же ты прячешь это, принцесса? – Шепчу я, изумляясь моментально преобразившемуся лицу. Она ангел, самый настоящий маленький ангел, когда так искренне улыбается.

– Так ты, правда, мне поможешь? – Жалостливо спрашивает она.

– Помогу, только обещай мне, что больше такого не будет. Это плохо, милая, нельзя так подставлять людей, ведь это скажется только на тебе в будущем, – киваю, поднимаясь на ноги.

– Почему на мне? – Удивляется она, подскакивая с пола.

– Потому что всегда всё возвращается. Каждое плохое слово, действие, даже мысли могут изменить твоё будущее. Чем больше негатива ты выплеснешь из себя, тем сильнее он в будущем ударит по тебе. Это закон жизни, о котором многие не помнят, а сетуют на свою судьбу через несколько лет. Всё в этом мире справедливо, – наверное, мои слова слишком непонятны для маленького разума. Венди хмурится, словно прикидывая что-то в голове. Вздыхаю и улыбаюсь, обещая себе впредь говорить доступными словами.