– Я… не могу…

– Будешь. Другого выбора у тебя нет. Максимум пятнадцать минут. Я жду, и если не соберёшься, то за волосы и в таком виде притащу в замок, – зол на себя, не могу контролировать. Разворачиваюсь и сношу под резким движением одну из коробок, которых здесь уйма и пахнет от них крайне неприятно. И это не волнует, перепрыгивая через ступеньки, взлетаю наверх, захлопывая за собой дверь.

Закрываю глаза, не должен же, а хочу. Может быть, оно и правильно? Не знаю. Чёрт возьми, я совершил глупость. Очередную глупость, которая мне ещё аукнется. Открываю глаза и встречаюсь со всем семейством, что было в самом начале, стопившемся напротив меня.

– Через пятнадцать минут мы возвращаемся, – обращаюсь к Айзеку.

– Она едет? – Интересуется он.

– Конечно, проспала. Бывает со всеми, – приподнимаю уголок губ, а они смотрят на меня, как на статую. Хватит уже.

– Не хотите чаю? – Предлагает Натан.

– Не отказался бы, – киваю, хоть так сниму с себя взгляд этой толстой. Неприятен он, словно ощупывает меня им.

Натан указывает на гостиную, прохожу мимо матери, Айзека и толстой, входя в тёплую атмосферу Рождества. Ёлка переливается огнями, а в воздухе аромат выпечки. Понятно, почему она такая толстая, меньше налегать на сдобу надо. А вот Анжелина отличается от них, скорее очень похожа на Айзека, утончённая, красивая, изящная.

Меня усаживают за стол и вновь все толпятся напротив. Закатываю глаза, цокая на это.

– Айзек, составь компанию, – требую, указывая на стул, а передо мной уже весь стол завален угощениями, как и чашкой с каким-то отваром. Ненавижу, пью только чёрный. А в этом что-то плавает даже.

– Это особый сорт чая, из трав. Его Энджел очень любит, – подаёт голос мать семейства.

– Спасибо, – выдавливаю из себя, слыша торопливые шаги за спиной. Она едет. И это отдаётся во мне теплом, но ждать её здесь не хочу.

– А вы лорд Марлоу? – Спрашивает толстая, плюхаясь рядом со мной.

– Верно, я лорд Марлоу, – нехотя, отвечаю ей.

– И как это? Ну, как это жить в замке, быть богатым…

– Донна, тебе не пора на занятия? – Обрывает её Натан, а она мотает головой.

– Нет, мне к полудню. Так что, лорд Марлоу, это приятно жить так, как вы? – Наглость её просто не знает границ.

– Приятно.

– И как вам наша Энджел, уже забила вашу голову глупостями и магией? – Резко вскидываю голову, переводя взгляд на злое выражение лица Айзека.

– Анжелина прекрасная девушка, которую полюбила Венди, как и мой отец. Мою голову забить чем-то очень сложно, мисс…

– Я миссис Донсвиль, – смеётся она, а я кривлюсь, вставая со стула. Крайне неприятная особа.

– Так вот, миссис Донсвиль, повторюсь, общество Анжелины благоприятно сказывается на моих родственниках, и как вы позволили выразиться себе, её глупости оживили мой дом. Жаль, что вы не обладаете хоть малой частью её глупостей и магии, не имеете тех манер, что присущи вашему брату и сестре. Видимо, вы их затеряли где-то, советую отыскать и понять, кто перед вами и какие вопросы вам следует ему задавать. И следует ли, вообще. Благодарю вас, миссис Эллингтон и мистер Эллингтон, за гостеприимство, но я подожду Анжелину на улице, – киваю, бросая взгляд на прищуренные глаза толстой, наслаждаясь тем, что задел. Был бы я хуже, употребил бы слова похлеще.

Разворачиваюсь и выхожу из дома, вдыхая морозный воздух. Невероятно отвратительно, словно окунули меня во что-то резко пахнущее. Как Анжелина ладит с ней? Это же её сестра, да, она о ней упоминала. Но я отчего-то представлял всё это семейство иначе. Добро и отзывчивость, а оказалось, паршивая овца у них всё же есть.

– Милорд, простите Донну. Она беременна и иногда несёт бог весть что, – извиняющийся голос Айзека раздаётся сбоку от меня. Даже беременность её не красит. А какой бы была Анжелина?

– Бывает. Вам бы обучить её манерам, по крайней мере. Она достаёт Анжелину? – Смотря на блестящую чистотой машину, спрашиваю я.

– Иногда бывает, но она такая. Что с ней поделаешь, сёстры раньше часто спорили. Энджел обычно уходит, закрывая глаза на поведение Донны. Она была единственной девочкой среди братьев, пока не появилась Энджел…

– И её она прощает, даже когда та пытается её унизить, – усмехаюсь я, заканчивая за парня.

– Да, но ей всё же достаётся. От меня. Ни за что и никому не дам в обиду мою любимицу. Ни одному человеку не позволю причинить ей боль. Джеку я набил морду и всячески изводил его. Мне несложно это сделать ещё раз, – это звучит как предостережение, но я улыбаюсь этому.

– Ты молодец. Сильно морду набил? – Поворачиваюсь к нему. Смеётся, кивая мне.

– Сильно. Сначала за поцелуй с пятнадцатилетней, а потом за другое. И не только морду, родители так кричали на меня, не понимая, зачем я это сделал. Подрался с ним, но он знал. И я взял с него обещание, что никто не узнает о том, что он сотворил с моей сестрой. Иначе я посажу его, ведь Эндж было всего шестнадцать. Если даже в двадцать пять она верит в магию, то вы понимаете, во что верила она в том возрасте. Не могу терпеть, когда она плачет, кажется, что каждая слеза – это мука для неё. Ведь она всегда улыбается, даже когда родилась она улыбалась, мало плакала. Была сказкой для родителей. Я не хочу, чтобы она оставалась тут, пусть снова уедет в Америку, подальше от этого места. Здесь у неё нет будущего, которое она заслужила и которого она достойна. Вы, наверное, скептически отнесётесь к моим словам, ведь она моя сестра и я вижу её выше остальных. Но тут нечто иное, лорд Марлоу. Она другая и я её безумно люблю, когда-нибудь тоже вырвусь отсюда, получу образование, и мы будем рядом. Я без неё пропаду, только спасали мысли о том, что вернётся сюда, и я поговорю с ней, держали меня на плаву, – грустная улыбка на его губах, а я понимаю каждое его слово, полностью соглашаясь с ним. Может быть, я могу что-то сделать для неё? Не знаю что, но у меня есть власть в Лондоне, круги, где я имею вес. Надо бы обдумать…

– Всё. Я готова, – запыхавшийся голос, на который мы оба оборачиваемся, и раскрасневшаяся Анжелина, натягивающая шапку и заматывающая шарф, стоит на пороге.

– И года не прошло, мисс Эллингтон, – усмехаюсь я, а она ещё больше краснеет, опуская глаза в пол.

– Можем ехать? – Обращается ко мне Айзек, киваю ему, спускаясь по лестнице и подходя к машине. Я даже не подумал о том, чтобы открыть девушке дверь, как это сделал её брат, подбадривая её взглядом. И это злит, что она улыбнулась ему, а, поймав мой взгляд, тут же побледнела. Отчего же она такая непонятная?

Вздыхаю и опускаюсь в салон, оказываясь в ярком аромате. Её аромат, что учуял раньше. Он впитался в меня, и мне тепло. Хочется раздеться и нырнуть в снег. Сглатываю и киваю Айзеку, направляющемуся в замок.

– У парадного входа, – распоряжаюсь, пока мы едем в полной тишине. И ведь я не знаю, как она отреагирует. Не знаю, увидит ли снова того, в кого верила вчера. И теперь чувствую себя очень глупо, когда машина останавливается и я один выхожу из неё.

– Анжелина, вы со мной, – распахиваю ёй дверь и предлагаю руку, но она вжимается в сиденье, мотая головой.

– Немедленно, – уже жёстче и только тогда она вкладывает свою руку в мою, а я обхватываю её крепко пальцами, буквально вырывая девушку из машины. Охает и теряет равновесие. А я только рад, обнять её талию, прижать к себе и уловить быстрое дыхание.

– Айзек, свободен, – бросаю, отпуская девушку из своих рук.

– Пойдём, – первым иду по лестницам, уже очищенным и прислушиваюсь к её быстрым шагам. Мне страшно, сейчас неимоверно страшно открыть перед ней дверь. Ведь это первый раз, когда я поддался её магии. Сейчас, должен это сделать. Если не сделаю, то никогда не узнаю, что было бы дальше. Резко хватаюсь за ручку, распахиваю дверь и отхожу, задерживая дыхание. Пропускаю Анжелину вперёд, жмурясь и проклиная себя за свой идиотизм.

– Бог ты мой, – шёпот, который доносится до меня, заставляет влететь в замок и натолкнуться на замершую девушку, осматривающую пространство.

– Тебе нравится? – Настороженно спрашиваю, вдыхая аромат её волос.

– Я…у меня нет слов, – широкая улыбка появляется на её губах, поворачивается ко мне, а глаза буквально светятся, ярче, чем все гирлянды, которые висят, где только можно. Ослепляет. Лучше, чем ёлочные игрушки и Рождественское убранство, что осталось от брата, и теперь превратившее замок в дом Санты.

– Это… боже, Артур, поверить не могу. Вы это сделали, – глаза её наполняются слезами, а я хочу простонать.

– Не плачь, пожалуйста, я… чёрт, ну не надо, – и хочется хоть как-то прекратить это, а она ревёт. Плачет и смеётся, смотря на меня. Зарази меня, прошу.

– Я была права, вы можете всё. Буквально всё, Артур, вы невероятны. Вы просто… господи, кажется, что счастливее в жизни я не была. Эти гирлянды, ёлочные и сверкающие, они восхитительны. И вы это сделали. Простите меня, но сейчас я просто в обморок упаду от такой красоты, – смахивает слёзы и продолжает смеяться. А я умиляюсь с каждым разом, сколько же эмоций таит эта маленькая на вид молодая женщина. И теперь, зная, как ей бывает тяжело выживать, ещё больше проникаюсь её искренней радостью. Она умеет это, когда я уязвлён. Это притягивает, чертовски тянет меня к ней…

– Энджел! Энджел приехала! – Чёрт, снова этот визг. Вот надо было испортить эту минуту? Ещё бы чуть-чуть и она снова бы была в моих руках. Как там? Поцелуй под омелой… а теперь визги и мрачное настроение. Это моя заслуга, чёрт подери, а теперь весь восторг будет отдан мелкой пигалице.

– Венди, моя милая, – девушка опускается на колени, распахивая объятия, а ребёнок уже несётся к ней, падая в них. И я завидую, вот ведь неудачник. Это всё я, а теперь меня никто не замечает. Венди что-то говорит, а Анжелина её перебивает, обсуждают красоту замка и Рождество, забыли обо мне. Как обычно.

Вновь я лишний, всегда так было, и, видимо, так будет. Кому я нужен, кроме матери? Никому. Да и, наверное, ей я тоже не нужен.

Декабрь 24

Действие четвёртое

Анжелина


– Ты представляешь, проснулась, а здесь такое! Это сказка, Энджел! Ты вернулась! Не бросай меня, – пытаясь утихомирить Венди, да и своё быстро бьющееся сердце, глажу её по волосам и сдаюсь. Улыбаюсь, плачу и так счастлива, что даже неприятные слова Донны уже не помню. А только его, Артура. Оборачиваюсь, чтобы поблагодарить, улыбка исчезает, как и его уже нет.

Мне пришлось вернуться, испугалась за ребёнка, да и сам он был странным, очень странным. Кожа до сих пор горит, а внутри буря из эмоций. Что мне делать дальше? Как смотреть в его глаза, когда всё помню? Каждое своё слово, поцелуй и горестную ночь до раннего утра, что не могла уснуть.

– Энджел, ты же останешься? – Вопрос Венди вытягивает меня обратно в освещённый огнями холл, и я киваю, улыбаясь ей.

– Я тебе ещё покажу, вся лестница украшена, даже портреты. А ещё каминный зал, и там, где будет бал завтра. Ты же придёшь завтра? – Тараторит она, ведя меня в другие комнаты. Хочется побежать к нему, к Артуру, и благодарить, пока язык не отвалится. Пока слова не закончатся, хочется плакать и обнять его. Но не позволительная роскошь для меня, поэтому только впитываю в себя красоту этого места, запоминая навечно время, когда я стала самой счастливой в мире.

Стягиваю с себя шапку с шарфом, пуховик и наблюдаю, как танцует Венди возле ёлки.

– Знаешь, что мы сейчас будем делать? – Оборачивается ко мне, возбуждённо сверкая глазами.

– Письмо писать Санте. Там ты напишешь все свои пожелания о подарках, и он постарается успеть тебе их подготовить, – и вот сама не знаю, кто же за язык меня тянет. А если не успею купить? Если она попросит что-то очень дорогое? Но хочу дать ей это, моей маленькой девочке.

– Правда? А ему письма пишут? На компьютере? – Изумляется она, подскакивая ко мне.

– Нет, не на компьютере, а ручкой. Самой красивой ручкой и на самой красивой бумаге, – улыбаюсь ей. – Только я переоденусь…

– Освин! – Кричит Венди, а я жмурюсь от забытой громкости её голоса.

– Милая…

– Освин! Живо ко мне! – Продолжает кричать, не обращая на меня внимания. В комнату залетает дворецкий, переводя взгляд то на неё, то на меня.

– Забери одежду Энджел и распорядись о чае, пусть принесут к дедушке. Мы идём писать письмо Санте, нас не тревожить, – удивляюсь, как требовательно и по-взрослому она отдаёт распоряжения.

– Мне надо переодеться…

– Времени мало, вдруг мы не успеем, – мотает она головой, а её кудряшки прыгают во все стороны.

– Кончено, миледи, как прикажите. Мисс, одежду, – Освин протягивает руки, и я передаю ему её.

– Спасибо вам, простите, что создали вам проблему, – произношу я, и как будто не ожидая такого, покрываюсь красными пятнами.

– Это моя работа, – буркая, он выходит из комнаты.

– А теперь пошли пить чай. И письмо писать надо, только у меня нет бумаги, – надувает губы, беря меня за руку.