Сьюзен Робинсон - Леди Дерзость

— Фи, милорд. Дедушка Томас жил долгое время вдали от суеты света. Он был ученым, а не каким-нибудь заговорщиком.

Блэйд неожиданно с силой ударил по табуретке, и Ориел чуть не подпрыгнула от неожиданности.

— Ради всех святых, думайте. Вы умная девушка и должны были заметить что-то, что может дать нам ниточку к разгадке тайной смерти сэра Томаса. Призовите в помощники весь свой ум и знания, девочка.

— Сударь, почему вы понукаете мной, как служанкой?

Он сложил руки на груди.

— Или вы не столь разумны, как я считал, или же вы сознаете, что в Ричмонд-Холле может находиться убийца.

— Ни один из членов нашей семьи не является убийцей. Так же, как и никто из наших слуг. — Ориел замолчала, встала со своего места и посмотрела ему прямо в глаза. Тревожная мысль пронеслась у нее в мозгу. — Но что мы знаем о вас?

Он рассмеялся и, наклонившись, поцеловал ее руку.

— Клянусь Всевышним, вы смелая девушка, раз так прямо высказываете мне в лицо свои подозрения. Но подумайте еще. Если бы я убил Томаса, стал бы я говорить об этом убийстве? Ведь все в доме считают, что его смерть — результат несчастного случая.

— О!

Она вновь села на стул и попыталась обдумать то, что он сказал. Мысль об убийстве по-прежнему казалась ей невероятной.

— Мне нужно время подумать.

— Вы хотите сидеть и раздумывать, пока убийца гуляет на свободе? — Блэйд резко вскочил. — Святая дева Мария, у вас, быть может, ум мужчины, но, стоит вам оказаться перед выбором, вы колеблетесь и теряетесь, как обычная женщина. Неужели вы не поняли? Речь идет о вашей безопасности!

Она тоже вскочила на ноги, ее щеки пылали, а кулаки сжимались от гнева.

— Колеблюсь? Теряюсь? Вы, чужой человек, приходите ко мне, говорите об убийстве, о своих подозрениях, об опасности, которая мне грозит, а когда я хочу спокойно обдумать услышанное, вдруг кричите на меня.

— Вы недостаточно внимательны и наблюдательны. — Блэйд повысил голос.

Она также заговорила громче:

— Что вы хотите от меня?

— Думайте, девочка, думайте.

— Вы заставляете меня думать за вас, потому что вам самому ничего не приходит в голову.

Он побагровел.

— Клянусь Всевышним, я не позволю всякой пустоголовой девчонке насмехаться надо мной.

— Да, сударь, вам больше подходит общение с моей кузиной Джоан. У вас с ней полная гармония во время ваших многочасовых музыкальных занятий

В ту же секунду она пожалела о своих словах, ибо он торжествующе воскликнул:

— Ах, вот оно что! Она, оказывается, у нас еще и ревнивица.

— Вовсе нет!

— Нет, ревнивица. И мне очень приятно.

— Но вы отнюдь не приятны мне, милорд. Вы надменный, самодовольный распутник, готовый поверить льстивым словам развратных француженок.

Он хищно посмотрел на нее, покачал головой и подошел поближе. Ориел быстро отскочила, спрятавшись за стул, как за бастион.

— Не приближайтесь ко мне, — сказала она.

— Как же мне не приближаться, если вы сами вынуждаете меня доказать, что все эти французские леди отнюдь не перехваливали меня?

Она отбежала к дальнему концу стола, но он приближался к ней с дьявольской улыбкой на губах.

— Мы говорили об убийце, милорд.

— Да, и теперь я должен находиться к вам как можно ближе, чтобы защитить от опасности.

Он дошел до конца стола и почти бросился навстречу ей. Ориел вскрикнула, схватила со стола увесистую книгу и швырнула в него.

Он неловко поймал книгу двумя руками, в то время как она, подхватив полы юбки, выскочила из библиотеки и помчалась к галерее. Обернувшись, она увидела, что он преследует ее. Подняв угрожающе вверх руку, Ориел предупредила его:

— Я позову Джорджа.

Он не отставал. Она ускорила шаг.

— Я позову тетю Ливию.

Он лишь ухмыльнулся.

Она поправила растрепавшиеся волосы.

— Хорошо, тогда я позову Джоан.

Он остановился.

— Джоан? Джоан — это сушеная вобла. Так же как и Джейн.

Она направилась к лестнице.

— Вернитесь.

— Как я уже сказала, мне нужно время, чтобы подумать.

— Если вам так уж нужно подумать, думайте в моем присутствии.

Ориел покачала головой и побежала вниз по лестнице, прежде чем он успел что-либо ответить. Она быстрее проглотит лягушку, чем признается ему, как трудно для нее думать о чем-то отвлеченном в одной комнате с ним. Наверняка он сам об этом уже догадался.

Опасаясь, что Блэйд будет искать ее, Ориел прямо из дома направилась в церковь. Было время обеда, и полуденное солнце щедро рассыпало свои лучи сквозь храмовую розу. Обменявшись несколькими фразами со священником, Ориел прошла к алтарю и замерла в снопе света, пытаясь успокоиться. Ее мысли вернулись к теме ее разговора с Блэйдом. Она не могла представить себе, что кто-то мог убить дедушку Томаса. Но Блэйд прав, говоря о странных обстоятельствах его смерти. Томас упал в лестничный проем, а не скатился по лестнице, значит, он не оступился. Ориел кивнула; больше ей ничего в голову не приходило.

Дорогой дедушка Томас говорил, что, если она будет испытывать какие-нибудь затруднения, ей следует отправиться на его могилу и прочесть надпись на надгробном камне.

Она решила последовать этому совету и спустилась вниз, в темноту фамильного склепа. Подземная галерея была освещена тусклым светом единственного факела. Она остановилась у могилы Томаса и стала внимательно читать выбитые красивым, четким шрифтом слова:

О, Господь Бог, всемогущий и милосердный, тот, кто принял на себя все грехи человечества.

Слова утешали, но она никак не могла понять, почему дедушка советовал ей спускаться в склеп и читать то, что она и так знала наизусть. После нескольких минут раздумья, так ничего и не открыв для себя, она вернулась в церковный зал. Там она зажгла свечу в память о дедушке Томасе, встала на колени у алтаря и помолилась за него.

Ее мысли вернулись к тому, о ком она думала все это время, — ее обворожительному гостю. Она стала понимать, что, несмотря на все его ехидные шуточки и шпильки, Блэйд вернулся в Ричмонд-Холл по собственной воле. Она была уверена, что никакие угрозы со стороны отца не могли бы заставить его вновь посвататься к ней, а в ее богатстве он не нуждался. Поэтому… Поэтому он, должно быть, искренне желал ее.

Ориел едва не вскрикнула от этой мысли, почувствовав, как тепло разливается по всему ее телу. Ей представился сразу же Блэйд: стройная высокая фигура, голос, способный заворожить любого. Никогда она не могла предположить, что вызовет интерес у такого обворожительного мужчины. И кроме того, он хотел ее, ибо не было ему иной причины возвращаться после того, как она грубо выпроводила его из дома. И теперь он выносит ее прохладное отношение, да еще в унылой атмосфере дома, погрузившегося в траур.

Да, он желает ее. Возможно, даже любит. Все это было для Ориел необычно, и она никак не могла поверить в свою счастливую звезду. Как она хотела, чтобы рядом оказался дедушка Томас. Дедушка Томас говорил ей, что Блэйд любит ее, но тогда она не поверила ему. А сейчас она нуждалась в его совете и помощи. Может быть, после того как она помолилась у алтаря, дедушка Томас пошлет ей знак: правильно ли она думает?

Общаясь лишь с кузенами и приезжавшими свататься молодыми людьми, она не представляла, что в мужчине могут сочетаться и острый ум, и физическая красота. Блэйд свободно говорил на нескольких языках, не уступал ей в уме и питал склонность к наукам. Если бы только он не был таким… таким деспотичным. Не взрывался и не неистовствовал, как дикий викинг, когда она отказывалась подчиняться. Впрочем, она не могла просить у Бога, чтобы он ниспослал ей ангела во плоти.

Колени заныли от стояния на жестком камне, и она, поднявшись, покинула церковь. Дома она сразу же столкнулась с Ливией, которая со второго этажа окликнула ее своим трубным голосом:

— Где ты была? Джоан сказала, что ты еще не выучила роль в спектакле.

— Каком спектакле?

— Иди ко мне, расскажу

Ориел поднялась на второй этаж и подошла к Ливии Массивная, как утес, Ливия была одной из тех женщин, которых Творец щедро наделил мужскими качествами. У нее были тяжелый подбородок и не менее тяжелая походка, а во взгляде» отсутствовал и намек на какую-либо женскую чувствительность.

— Я вчера говорила тебе, что Фейт решила устроить небольшое представление. Конечно, мы все в трауре, к тому же сейчас продолжается Великий пост, но небольшой домашний праздник мы можем себе позволить, раз у нас гостит сир де. Расин. Ты должна сыграть роль злой ведьмы

— Почему уродливую ведьму должна изображать именно я?

— Ты всегда играла ведьм и никогда раньше не возражала. Уже поздно что-то менять, тетя Фейт и так затратила столько сил на подготовку вечера.

— И все из-за того, чтобы Джоан покрасовалась перед сиром де Расином.

— Прекрати! Тебя, кажется, он мало интересует. Почему ты против того, чтобы отдать его кузине?

— Он не моя собственность, чтобы я его кому-то могла отдать, а кроме того, ему не нравится Джоан.

Ливия ухмыльнулась.

— Ты просто ревнуешь.

Второй раз за день ее уличили в ревности. Она хмуро взглянула на тетку, которая, хохотнув, затопала своей слоновой поступью дальше. Ориел не имела возможности ответить на выпад Ливии, но уязвил он ее не меньше, чем выходка Блэйда.

Она горделиво повернулась спиной к удаляющейся тетке и направилась к библиотеке. Ей необходимо теперь поговорить с Блэйдом: он уже, наверное, поделился своими догадками по поводу смерти дедушки с Джорджем. За дверью она услышала шум падающего стула и мужские проклятья, а войдя в комнату, увидела на полу клубок из переплетенных ног и рук.

Рядом с книжными полками валялась перевернутая табуретка, а возле нее распластался Блэйд. Сверху лежала Джоан, которая пыталась его поцеловать. Он стонал и силился ее оттолкнуть, пока наконец не сбросил.

— Черт возьми, моя голова…

Джоан вновь навалилась на него, и он снова вскрикнул от боли.

— Дева Мария, перестань упираться локтем в мой пах, ненормальная! Ориел!

— Ну вот, — саркастически произнесла она. — Наконец-то вы удосужились обратить на меня внимание.

— Ориел, — сказала Джоан, вставая с пола. — Он упал с табуретки.

Блэйд свирепо посмотрел на нее.

— Она набросилась на меня.

— Он упал и стукнулся головой, — сказала Джоан. — После этого мы поцеловались.

Ориел приподняла бровь, вопросительно глядя на Блэйда. Он поправлял на себе одежду, тихо ругаясь.

— Мы не целовались. Это она целовалась. А вот я отбил себе задницу.

— Не сомневаюсь.

Он посмотрел на нее, потом на Джоан, затем снова на Ориел и самодовольно ухмыльнулся. Ориел решительной походкой зашагала прочь. Блэйд бросился за ней вдогонку.

— Не убегай, милая. Мне очень приятно, что ты ревнуешь. Вспомни правила изысканной любви, которые гласят, что любовь и ревность идут рука об руку, и чем больше любовь, тем сильнее ревность.

От бешенства Ориел потеряла дар речи. Вскинув голову она пронзила его горящим взглядом и носком своей туфельки резко ударила его по ноге.

Он, вскрикнув, схватился за ушибленную ногу и запрыгал на месте. Это зрелище доставило ей удовольствие: подбоченившись, она наблюдала за его гримасами и прыжками.

— Вы забыли другую, не менее важную заповедь, милорд: юноши могут по-настоящему полюбить, лишь вступив в пору зрелости. Вы, милорд, еще не достигли этой поры.

Повернувшись спиной к Блэйду, который все еще тер ногу, она покинула поле боя победительницей.

Только войдя к себе в комнату, она вспомнила, что хотела расспросить его о разговоре с Джорджем.

Черт бы побрал этого ветреного типа. Нет, она, конечно, не права. Теперь, подумав, она считала виновницей Джоан. Впрочем, он ведь мог и убежать от нее.

— Тьфу, шут с ним. Он заслужил то, что получил.

Но через некоторое время ее стало одолевать беспокойство: какой же реванш Блэйд собирается взять у нее за полученный удар?

Сославшись на головную боль, Блэйд избавился наконец от Джоан и вернулся к себе в комнату. Прижав лоб к спинке кровати, он громко стонал:

— Черт побери всех женщин!

Рене в это время чистил бархатную накидку Блэйда.

— Месье?

— Я доверился ей. Боже, спаси и сохрани. А что, если она проболтается одному из своих кузенов? Как я мог довериться ей?

— Госпожа Ориел? — Рене поглаживал накидку, сдувая с нее пылинки. — Но вы говорили, что она самая честная девушка из всех, кого вы знали, и самая умная.

— Да, но где уверенность, что она достаточно осторожна и осмотрительна?

— Думаю, милорд, хотя бы в том, что она все еще не уступила вам.