Леди для Конюха

Лана Черная

Глава 1.

Сейчас. Декабрь.

Странный клиент: сидит, улыбается и даже заигрывает. И это притом, что мужик уже шестой десяток разменял. Хотя так сразу и не скажешь. Моложавый, волосы, самую малость припорошенные сединой, темные усы и лукавые голубые глаза. Сидит, свободно развалившись  на стуле напротив, поигрывает ключами. Руки у него красивые: пальцы длинные, как у пианиста, ухоженные, загорелые. И весь он жилистый, словно хищник. Сытый такой, издали наблюдающий за делами в стае. Вожак. И силой от него прет так, что будь она материальной – от моего кабинета и кирпичика не осталось бы. И заказ у него верх идиотизма в поисковой работе: найти то, что и так известно, где лежит. Ну и на кой ему я, спрашивается? Идите, уважаемый, и сами возьмите. Но нет, он уже второй час мне мозги пудрит: о вещи рассказал, о своей страсти  и даже адрес назвал, где эту самую вещь отыскать можно. А от прямых вопросов уходил с мастерством дипломата. Только я тоже не лыком шитая. И браться за дело, в котором столько непоняток, не собираюсь.

— Ну так что, Карина Константиновна, по рукам? — и даже подмигивает, словно я уже согласилась. Держи карман шире, уважаемый.

— Уважаемый, — бросаю короткий взгляд на развернутые передо мной документы клиента, — Ипполит Эммануилович, — наградили же родители человека именем, — я не занимаюсь торгами, — в который раз за эту встречу повторяю я. — И ваш заказ не в моей компетенции.

— Тогда, быть может, услуга за услугу? — и хитро так щурится. Да что же это такое?

— Даже представить не могу, чем вы можете меня заинтересовать, — откинувшись в кресле, устало прикрываю глаза. Трудный сегодня день. Время неумолимо близится к вечеру и хочется как можно быстрее закончить этот бессмысленный разговор и домой—домой.

— Я слышал, вы ищете кое—кого…

Смотрю на собеседника, по—прежнему улыбающегося во все свои идеальные тридцать два. Вот только в глазах больше нет веселья: хищник вышел на охоту.

— От кого слышали? — как можно спокойнее. Что—то мне начинает не нравиться этот разговор. Попахивает ловушкой. И неприятный холодок по позвоночнику заставляет неуловимо передернуть плечами.

— Скажем так, от наших общих знакомых, — подмигивает, подавшись вперед. Но видимо заметив, что столь расплывчатый ответ меня не устраивает, откидывается на спинку, запрокидывает ногу на ногу. — Копылов поделился информацией.

Медленно киваю, сдерживая скрипнувшее на зубах раздражение. Два дня назад я действительно обратилась за помощью к одному из лучших частных сыщиков Василию Копылову с просьбой помочь. Не безвозмездно, конечно. И он единственный, кто согласился. Хотя я обзвонила тучу знакомых сыщиков. Даже пыталась подключить знакомых из полиции. Но найти человека всего лишь по полумаске практически нереально. Даже экспертиза ДНК ничего не дала. Такое ощущение, будто владелец этой проклятой маски не хотел, чтобы я его нашла. И все время оказывался на шаг впереди. Это злило. А еще с каждым своим шагом я понимала, что увязаю в нем по полной.

И вот, оказывается, что профессионал Копылов растрепал о моей просьбе этому странному старикану со взглядом хищника и повадками вожака. И тот нагло пользуется моим нескрываемым интересом. И наверняка знает, что я соглашусь, потому что поиски длятся уже больше года. Вздыхаю.

— Условия? — слегка изогнув бровь.

— Вы мне – мою вещицу, я вам – имя вашего поклонника. Полагаю, с именем вам будет гораздо легче его отыскать, — а сам улыбается плутовски. И запах ловушки все резче. Вот только отступать уже поздно. Да и не в моих это правилах.

— Сроки? – еще один прямой вопрос.

— Думаю, месяц меня вполне устроит. Впрочем, — он задумчиво трет переносицу, — договориться с месье Сориным как можно быстрее и в ваших интересах.

Хмурюсь, отчаянно не желая показывать свое раздражение. Не люблю я, когда надо мной насмехаются. А этот старикан явно издевается.

— А сами что же не договоритесь? — и тут же жалею о вопросе: слишком личный для клиента. И судя по его исказившемуся лицу – не самый приятный. Сожаление тут же стирается под чувством легкой удовлетворенности. Сам напросился, уважаемый. 

— Не думаю, что это имеет отношения к нашей сделке. Хотя, — и снова трет переносицу. Нервничает. Это замечательно. Нечего надо мной издеваться, чай не девочка. — У нас с месье Сориным – давний конфликт и неразрешимый. Поэтому будет лучше, если он не будет знать о моем участии в данном мероприятии.

Ну я так и предполагала, да. Ладно, хочет старикан поиграть в шпионов – будет ему инкогнито.

— Надеюсь, Ипполит Эммануилович, вы сдержите свое слово.

В ответ лишь короткий кивок и полуулыбка на его губах. И в этот момент я четко понимаю: влипла по самое не хочу.


Осознание полной задницы укрепляется уже спустя два дня. Вызвонить полковника Ивана Сорина оказывается непростым делом: мобильный его практически все время вне зоны,  а когда пробивается сигнал – линия занята; по домашнему адресу глухо; на работе его нет, и его сослуживцы место обитания шефа не сдают даже такой «зачетной девчонке». И никого не волнует, что найти этих самых сослуживцев в канун Нового года тоже крайне затруднительно. Приходится мотаться из одного конца города в другой, при этом каждый раз попадать в жуткую «пробку». Чувствую себя мячиком для пин—понга, что бестолково врезается в сетку, не долетая до второй ракетки.

Еще и метель разгулялась не на шутку: ветер гнет черные деревья, швыряет в лобовое стекло снег. «Дворники» не успевают сметать его, как он снова налипает. Радует только, что подаренная братом «Тойота» в такую погодку – настоящая находка. Как и хмурый майор, поведавший, что Сорин – большой любитель зимней то ли охоты, то ли рыбалки, то ли всего скопом, поэтому зимние каникулы тот проводит за городом, в своей холостяцкой хижине. И даже адресом поделился, что несказанно радует. И теперь я упрямо пытаюсь выбраться из задохнувшегося «пробками» города.

По радио предновогодняя суматоха: все затаили дыхание в ожидании чуда боя курант. А я пробираюсь на своей «девочке» сквозь пургу и темные лесополосы, надеясь лишь на навигатор, который пока безошибочно направляет меня по неизвестным пригородам. Город остается далеко позади, стираются веселые студийные голоса и песни, и салон машины окутывает такая уютная тишина. Дорога впереди стелется белесой полосой, за окнами рычит ветер, сливаясь в одно тихое урчание с мотором. Постукивая пальцами по рулю, не отвлекаюсь от голоса навигатора, требующего ехать прямо еще пять километров, а затем свернуть налево.

Телефон оживает напоминанием, что до Нового года остается всего час. И, похоже, встречать я его буду в машине, в лучшем случае, потому что едва я сворачиваю с трассы, как родная «Тойота» увязает в снежной вате. Еще метров триста ползет, скорее, по инерции, и замирает, как вкопанная. Вот тебе и находка. Вдавливаю педаль газа в пол, но без толку – еще больше увязает. А снег уже не летит хлопьями, сыплется крупой. И верными ему друзьями – вой ветра, холод собачий и темень на сотни метров вокруг.

— Проклятье, — рычу, саданув ладонями по рулю, и попадаю аккурат по клаксону. Машина взвизгивает коротким сигналом. Дергаюсь от неожиданности и вписываюсь плечом в дверцу. Острая боль прошивает по самый локоть. — Чтоб тебя! — схватившись за ушибленную руку. Закусив губу, медленно растираю плечо, локоть. Под кожей колются невидимые иголки, растекаясь спасительным теплом по мышцам. Нужно срочно что—то придумывать, иначе куковать мне здесь до улучшения погодных условий. А оные, судя по нарастающему гулу извне, наступят нескоро.  Перспектива замерзнуть в машине в лесной глуши – то еще удовольствие.

Есть вариант позвонить брату. Тот примчится мигом или на худой конец пришлет своего конюха. Не самый лучший вариант, но проще пару часов вытерпеть этого несносного мужика, чем торчать в этой глуши. К тому же можно включить полный игнор или просто притвориться спящей. Эх, была – не была.

Набираю номер брата. Длинные гудки тянутся, кажется, целую вечность.

— Ямпольский, слушаю, — хриплый голос пробирает до мурашек. Не принадлежи он моему брату – пропала бы.

— Ты что, спишь? — гляжу на яркие цифры на магнитоле: полдвенадцатого.

— Болею, — не соглашается он, прочистив горло. Голос звучит четче, но все с той же волнительной хрипотцой. Да уж, бедные девицы, попавшие под его обаяние.

— От горя или от радости? — поддеваю я, ненадолго забывая, где я и что мне, собственно нужна его помощь. Хотя с него помощник сейчас, как с меня принцесса Диана.

— От вселенской несправедливости, — вздыхает он. И не понять, то ли в шутку, то ли всерьез. — А ты чего звонишь, куколка? Случилось чего?

— Соскучилась, — улыбаюсь, понимая, что ничего я ему не расскажу и ни о чем не попрошу.

— Ну так приезжай. Будем болеть вместе.

— Э нет, братишка, — посмеиваюсь, наблюдая, как лобовое стекло затягивает снежной коркой. Картинка перед глазами радости не внушает. — У тебя лекарства никудышные.

— Права ты, куколка. Сиди—ка ты дома со своим глинтвейном, — упаси боги от такого дома, — и жуй…

Короткий стук у самого уха.

— Черт, — вздрагиваю, выронив телефон, и резко оборачиваюсь на стук. У водительской дверцы стоит мужчина в необъятной куртке. Капюшон натянут по самые глаза, а снизу лицо замотано шарфом. Только странных мужиков мне среди ночи не хватает. Нашариваю ладонью телефон, упавший между сидениями. Брат уже не на шутку разнервничался.

— Ко мне тут пришли, — перебиваю поток вопросов брата. — Повиси немного, ладно?

— Без проблем, — облегченно выдохнув, соглашается брат. А я опускаю стекло и сталкиваюсь с невероятно яркими синими глазищами. И первая мысль, как и тогда, при знакомстве: не бывает в природе таких ярких глаз, бездонных почти. Но они есть и смотрят тревожно. А потом широкая ладонь в перчатке отодвигает на затылок капюшон, опускает шарф. Обветренные губы изгибаются в полуулыбке.

— Баронесса и без кареты, — насмешливо. — Нонсенс. Миледи, где пажей растеряли, а?

И почему все красивые мужики такие уроды?

— Это свои, — уже брату в трубку.

— Свои? — как-то недоверчиво уточняет брат.


— Угу. Сосед в гости зовет.

— Ааа, — как-то неопределенно протягивает брат. — Развлекайся, куколка.

— Угу, — только и всего.

Прячу телефон в карман пальто и перевожу взгляд на «соседа». Лыбится во все тридцать два, заслонив собой все окно. Метель осталась за его широченной спиной. М—да, эксклюзивный экземплярчик в классе «уродов». Именуется скотина редкостная, рыжая и наглая. Меня терпеть не может. И надо признать, чувства наши взаимны. Стоит, сверкая своими глазищами, в которых бесенята танцуют рок—н—ролл. И ответить бы ему, да только сил совершенно нет. Вздыхаю. Что—то расклеилась я как—то. И, положив голову на скрещенные на руле руки, на выдохе заговариваю. Говорю, как чертовски устала за этот сумасшедший день, да и за год в целом. Как мне надоели его постоянные «шпильки» о моем статусе и недалеком уме. Надоело доказывать всем, что я чего—то стою. Не сегодня. Не в эту праздничную ночь. Давай мы продолжим завтра, а эта ночь пусть будет временным перемирием, потому что я давно не встречала Новый год. А так хочется, чтобы как в детстве: пестрая елка под самый потолок, куча игрушек, мандарины и россыпь фейерверков за окном. Замолкаю, усмехнувшись. Отпустило немного. Иногда полезно выговориться, даже когда твой собеседник абсолютно точно не знает ни единого слова на немецком. В моем случае это огромный плюс. Иначе не избежать очередных «шпилек». А сейчас я просто хочу в тепло, под одеяло и чтобы…

— Вылезай, — перебивает мои мысли требовательный голос. Смотрю во все глаза. На мгновение кажется, что он все понял и уже сделал свои выводы. — Давай пошевеливайся, миледи. А то заметет снегом – не выгребем потом. Что я потом брату твоему скажу?

Фыркаю. Нет, не понял он ничего. О собственной шкуре печется. Конюх, что с него взять.

— Вряд ли ты говорить сможешь, — бурчу, выбираясь из машины. И тут же попадаю в снежный вихрь: снег бьет в лицо, а обжигающий ветер сбивает с ног, прижимает к «телу» машины. Задыхаюсь, зажмурившись, пытаясь найти точку опоры. Вот так попала, елки—палки. И сдался мне тот принц, чтоб его. Сидела бы сейчас в своей уютной квартирке, заедала мандаринами глинтвейн и смотрела очередное новогоднее шоу по телевизору. Нет же, потянуло на приключения. Золушка тоже мне.

Но все меняется в одно мгновение. Сильные руки обхватывают плечи и прижимают к широкой мужской груди. От пуховика пахнет морозом и бензином, и дышать так легко: ничего не лепится в глаза, не забивает нос и рот. Ветер стихает. Я отодвигаюсь от конюха. Переступаю ногами в изящных сапожках.