Снаружи тот сильно зарос кустарником, но это хорошо, не заметят. Зато сквозь заросли проглядывала небольшая бухта, а вдали, в заливе, видны английские корабли! Да, устроители хода прекрасно знали, что делали, бухточка не видна со стороны города, из-за довольно крутого каменистого берега приставать в этом месте рыбацким лодкам неудобно, потому здесь никто не бывает и ход не обнаружили любопытные мальчишки.

Отлично!

Вдруг у Эммы мелькнуло опасение, что слуги, оставленные с факелами, могли уйти! Как они с Пино вернутся обратно?

Но этого не случилось, все были на месте, бечева сматывалась обратно куда быстрее, чем разматывалась (может, просто показалось, ведь путь домой всегда быстрее неизведанного вперед).

— Ваше Величество, пройти можно, и даже достаточно удобно.

У королевы началась истерика:

— Нет, я никуда не побегу! Если мы сбежим и будем пойманы, нас наверняка гильотинируют!

Эмме очень хотелось возразить, что это возможно и без попытки побега, но она промолчала, потому что Мария-Шарлотта начала выдвигать немыслимые требования:

— А сокровища?!

— Я думаю, дети смогут преодолеть этот путь с помощью взрослых.

— Да я не о детях, куда же их денешь! Я о разных дорогих вещах. Конечно, мы нищие, мы не могли ничегошеньки откладывать на черный день, но все же кое-что есть!

Эмма вспомнила узкую лестницу и то, что бежать придется ночью и быстро. Да, сундуки с собой не потащишь.

— А ковры? А золото? А бриллианты?!

О господи! Решение пришло мгновенно:

— Мы отправим все на корабли адмирала Нельсона заранее!

— Как? Все увидят, что королевская семья переносит на корабли свои сундуки, и поймут. О горе нам!..

— Вы переправите то, что считаете нужным, только постарайтесь не очень много, на нашу виллу, а уж я придумаю, как доставить это на английские суда.

— Но как?

— Под видом провизии для адмирала Нельсона.

— О, вы наша спасительница!


Английские матросы таскали и таскали в шлюпки бочонки и ящики с большими надписями: «Товары для Нельсона». Нашлись любопытные неаполитанцы, уточнившие:

— Это чего?

Матрос пожал плечами:

— Не видишь, написано: «Для Нельсона».

— А-а…

Матрос тоже не умел читать, но имя любимого адмирала распознал.

Королева поскромничала, ее золото оказалось всего в тридцати шести бочонках! Эти бочонки с золотыми монетами потом не раз вспомнит Эмма, у которой не будет денег даже на еду. Но тогда она и не мыслила ни о чем, кроме как спасти королевскую семью.

На их собственной вилле тоже шли сборы под руководством миссис Кэдоган, которая толково распоряжалась слугами, упаковывавшими необходимые вещи. Лорд Гамильтон собирал свои коллекции. Увезти все никак не получалось, оставлять вовсе не хотелось, он хорошо знал приказ Наполеона о культурных ценностях. Нет уж, пусть лучше погибнут, чем достанутся французам!

Лорд не так давно успел отправить коллекцию ваз — самое дорогое, что было, кораблем в Англию и ждал сообщения от Гревилла о получении. Ни за что не подумал бы, что придется вот так удирать! Если бы только знал, разве разъезжал по Италии в то время, пока еще можно было спасать коллекции? Столько времени потрачено зря.

Сердце коллекционера обливалось кровью, забрать хотелось все, но как это сделать?!


Нельсон пришел в восторг от выдумки своей возлюбленной, от ее хитрости и смелости. Рискнуть самой пройти тайным ходом, не зная, что ждет впереди, — разве это не отвага? Но пока об этом поступке леди Гамильтон он вынужден молчать, чтобы кто-то случайно не проговорился о тайном ходе.

В королевском дворце истерика достигла максимума, потому что остатки неаполитанской армии беспорядочно отступали. Было ясно, что завтра или послезавтра французы будут в городе. Для побега осталась одна ночь, но как сделать, чтобы никто ничего не заподозрил?

На виллу приехал турецкий посол Келим Эфенди. Эмма, у которой от происходящих событий скулы сводило, а от недосыпания глаза просто слипались, тихо чертыхнулась:

— Чертов дурак! Только его сейчас не хватало.

Лорд Гамильтон чуть криво улыбнулся:

— Постарайся сдержать себя при после.

После взаимных приветствий, во время которых у Эммы пятки чесались встать и уйти, настолько она спешила, Келим Эфенди вдруг лукаво заметил:

— Понимаю, что вам некогда, и не стану тратить драгоценное время. Я хотел бы пригласить лорда Гамильтона и леди Гамильтон на прием, который устраиваю в их честь.

— Прием?

Надо ли говорить, насколько неуместно в такое время устраивать приемы?

— Полагаю, что этот достойный прием отвлечет внимание толпы от… другого дворца. А вы получите возможность вовремя его покинуть безо всяких подозрений.

— Благодарю вас, господин посол, за оказанную честь…

Склонившись над рукой Эммы, посол тихонько добавил:

— Не бойтесь, я не выдам. Такая красивая леди не должна попасть в руки французских солдат или неистовой толпы.

— Спасибо.


Королева, услышав о приеме, обомлела:

— Леди Гамильтон, я полагала, что вы наш друг! Я полагала вас самым большим своим другом… Неужели нельзя под каким-то предлогом избежать этого приема?

Из глаз Марии-Шарлотты ручьем полились слезы.

— Ваше Величество, я была и остаюсь вашим другом и другом вашей семьи. А прием нужен, чтобы отвлечь внимание от вас. Мы с лордом будем веселиться у всех на виду, а вы сбежите.

Последовал новый приступ истерики:

— О нет! Я не допущу, чтобы вы остались здесь на съедение этим варварам!

— Мы не останемся, мы с лордом догоним вас на корабле.

Когда уговаривать заламывающую руки королеву надоело, Эмма просто приказала:

— Ваше Величество, будьте готовы к заходу солнца. И не забудьте оставить зажженные свечи во многих комнатах.

— Эта зачем?

— Чтобы создавалось впечатление, что вы во дворце.


На вилле лорд Гамильтон неприкаянно бродил по полупустым комнатам, с тоской глядя на оставшиеся на стенах картины, сложенные в угол вазы и разную мелочь, которую взять не удалось, трогал дрожащими пальцами образцы вулканической лавы, словно беседуя с ними. Лорд страдал, потому что каждый камень мог ему о чем-то напомнить, он любил вулкан и образцы лавы добывал сам, поднимаясь к жерлу иногда с риском для жизни.

Заканчивалась, вернее, так резко и нелепо обрывалась замечательная часть его жизни, в которой он был счастлив, как коллекционер, в которой встретил Эмму и влюбился, точно мальчишка. Коллекции разбросаны, что с ними будет — неизвестно. Эмма пока с ним, но что-то подсказывало лорду Гамильтону, что прежней идиллии уже не создать даже в Англии, слишком все изменилось за последние месяцы…

— Милорд, нам пора.

Жена, как всегда, красива и оживлена, она не боится ничего, чувствует себя хозяйкой положения. Какая женщина!

Келим Эфенди устроил грандиозный праздник, было шумно и весело, иллюминация осветила небо Неаполя так ярко, что никому не пришло в голову наблюдать за маленькими бухточками за городом. Правда, толпа у дворца все же проследила, чтобы королевская семья из него не выходила. Но постепенно, привлеченные праздником, горожане перетекали ближе к дворцу посла.

Перед посольством стояли несколько карет, в том числе английского посланника. Двое неаполитанцев принялись осуждающе комментировать неуместность проведения праздника в такой день. Враг у ворот, а эти дипломаты пляшут!

— А им-то что, небось уже сговорились с французами…

— Кто, англичане? Не-е… они друг дружку терпеть не могут, как кошка с собакой.

— Значит, празднуют свою предстоящую погибель!

Взрыв хохота заглушил даже шум, доносящийся из ярко освещенного посольства.

Лошади, запряженные в карету лорда Гамильтона, беспокойно перебирали ногами, дергаясь при каждом взрыве хохота или крике.

Вдруг во дворе посольства началась иллюминация огни фейерверка осветили ночное небо.

— Ух ты!

— А вон еще, смотри, смотри!

Никто не заметил женскую фигуру, закутанную в темную накидку, которая легко скользнула в ночь из задней калитки посольского сада. Эмма торопилась отойти от ярко освещенных иллюминацией улиц подальше…

Немного погодя так же должен исчезнуть и лорд Гамильтон. Они не могли уйти одновременно, чтобы не вызвать подозрений у других гостей. Кажется, получилось, леди Гамильтон удалось сбежать из дворца незамеченной.

Только бы не сплоховала королева или кто-то из ее семьи.


Но Эмма не зря показала себя блестящим организатором, она продумала и распределила все роли заранее, с каждым подробно оговорила любые ситуации, все были на своих местах и все готовы.

Когда Эмма сумела добраться до мола, королева и ее домочадцы уже садились в лодки. Мария-Шарлотта едва все не испортила, бросившись навстречу к леди Гамильтон. Ее вовремя успел перехватить граф Терн:

— Ваше Величество, только не сейчас!

Эмма издали замахала руками, запрещая к себе приближаться. Слава богу, Мария-Шарлотта опомнилась.

Шлюпки отошли от берега, осталась только одна. Если все будет в порядке, то в ней должны уплыть леди и лорд Гамильтон. Сэру Уильяму уже тоже пора бы появиться. Эмме показалось, что время остановилось. Вокруг темнота, только в шлюпке силуэты гребцов, хлюпала вода под днищем лодки да издали доносился какой-то шум.

Ну где же лорд?! Уплыть без него немыслимо, это Эмме не приходило даже в голову. Оглянувшись, она похолодела от ужаса: огней в королевском дворце не было! Королева то ли забыла, то ли не придала значения просьбе Эммы оставить во многих комнатах свечи, чтобы имитировать свое присутствие. И шум, который слышался, это не шум праздника, а крики возмущенной толпы!

От королевского дворца до мола, где стояла Эмма, не так далеко, еще немного, и толпа будет на берегу. И тут показался почти бегущий лорд Гамильтон. Возраст давал о себе знать, пробежка заставила его дышать с сипением, но обращать внимание на страдания несчастного Уильяма Гамильтона некогда. Они успели сесть в лодку и даже отгрести подальше, когда на берег вырвалась возмущенная толпа.

— Миледи, пригнитесь. И вы, милорд, тоже. Не ровен час, попадут…

Вслед беглецам полетели камни, кто-то бросился отвязывать свои лодчонки. Гребцы налегли на весла…

Рыбацкие лодки не рискнули приблизиться к английским кораблям, откуда были вынуждены дать холостой выстрел. Королевская семья уже поднималась по трапу, когда лодка с Гамильтонами тоже причалила к «Вэнгарду».

Адмирал Нельсон бросился к Эмме:

— Слава Богу!

А та повернулась к королеве:

— Ваше Величество, почему во дворце темно?

— Ах, я забыла распорядиться о свечах! Простите мою рассеянность, я так волновалась…

Эмме очень хотелось сказать, что ее забывчивость едва не стоила им с лордом жизни.

Четыре корабля, разворачиваясь, спешно выходили из залива.

Лорд Гамильтон кивнул на тучи над Везувием:

— Будет буря…

Нельсон согласился:

— Будет.

Позже моряки говорили, что им никогда не приходилось встречаться со столь сильным штормом. Корабли швыряло из стороны в сторону так, словно море ополчилось на беглецов не на шутку. Кроме королевской семьи и их близких на судах были семьи англичан, оставлять которые лорд Гамильтон не собирался, он объявил, что тогда не двинется с места и сам. Не привыкшие к морской качке люди чувствовали себя хуже некуда, многих рвало, слышались стоны, крики, а когда шторм разыгрался не на шутку, то и вовсе вопли ужаса.

Нельсон стоял на мостике, приказав привязать себя как можно крепче: держаться одной рукой невозможно и вовремя не столь сильной качки. Улучив момент, он попросил матроса сходить и посмотреть, как чувствует себя леди Гамильтон, и распорядиться, чтобы никто не вздумал выбираться на палубу. Тот вернулся с ужасающим известием: леди Гамильтон нет в ее каюте!

Нельсон рванул на себе веревку, державшую за талию, совершенно не думая, как сможет даже просто спуститься с капитанского мостика. В это время мичман прокричал ему:

— Леди Гамильтон помогает другим! Она ходит из каюты в каюту и всех успокаивает.

Это действительно было так, Эмма, кажется, оказалась единственной, во всяком случае, одной из очень немногих пассажиров корабля, кто не потерял головы и не боялся шторма. Держась за переборки, она с трудом пробиралась из каюты в каюту и пыталась как-то успокоить, кому-то утереть пот, за кем-то просто убрать… Особенно пришлось повозиться с королевской семьей, потому что те впали в ступор. Одному из принцев стало совсем плохо, у мальчика начались страшные судороги, и только Эмма и миссис Кэдоган нашли в себе силы ухаживать за умирающим ребенком.