Король подумал, что лорд был обязан служить верой и правдой не ему, а Англии, но произносить этого вслух не стал. В конце концов, почему он должен церемониться с женщиной, которая давно стала всеобщим посмешищем и превратила в такое же, адмирала? К тому же ему самому Эмма Гамильтон надоела до чертиков, она давно потеряла былую красоту, которая утонула в жировых складках, зато приобрела визгливый голос и вернула себе весьма вульгарные манеры. Он сам не красавец и не слишком галантен, но толстуха явно переходила все пределы.

Секретарь прислушался, из-за двери доносились уже не спокойные голоса, а почти крик, там явно ссорились. Потом крик перешел в настоящий визг, дама не сдерживала эмоции. Закончилось отлетевшей от пинка ноги леди дверью и воплем:

— Вы еще меня узнаете, жирный боров!

Глядя вслед фурии, вылетевшей с воплями из приемной, король утирал пот платком:

— Джорджо, эту даму не пускать на порог.

Секретарь, отличавшийся щуплостью и невысоким ростом, с тоской подумал, что в одиночку не справится, если леди Гамильтон придет в голову взять дверь королевского кабинета штурмом.

Слава Богу, не пришло. Разобидевшись, Эмма нажаловалась на несговорчивого короля королеве, а та сообщила, что едва не пострадала сама, пытаясь заступиться за подругу.

Оставалось только по прибытии замены уезжать.

У королевы на почве заступничества за подругу совсем испортились отношения с мужем. Фердинанд откровенно заявил, что обойдется без их визга и глупости. Мария-Шарлотта обиделась окончательно и решила вместе с детьми перебраться в Вену к старшей дочери. Король не возражал, мало того, он даже не пришел помахать платком на прощание.

Нельсон, совершенно забыв, что он вообще не сам по себе и не при леди Гамильтон, а в составе английской эскадры, тут же предложил доставить всех в Ливорно, надеясь оттуда уж без королевской семьи, только с Гамильтонами, плыть в Англию. Конечно, королева приняла предложение Нельсона.

Адмирал Кейт просто взъярился: Нельсон нарушал один приказ за другим. Напрасно Первый лорд адмиралтейства Георг Спенсер в специальном письме просто умолял Нельсона вернуться в Англию одному и заняться своим здоровьем, вместо того чтобы служить яхтсменом у королевских особ, у которых есть свои́ флот.

Замечание было не лишним, потому что Мария-Шарлотта предпочитала английские суда под командованием адмирала Нельсона, в то время, как неаполитанские спокойно стояли в заливе. Возмущенный лорд Кейт запретил Нельсону возить королевскую семью туда-сюда и приказал вернуть корабли в состав Средиземноморской эскадры.

— Средиземноморским флотом уже слишком давно командует леди Гамильтон! Пора положить этому конец!

В Ливорно Нельсон всю компанию доставил, а вот что дальше?

Дивились все: на сей раз Эмма очень плохо переносила путешествие, она страдала морской болезнью даже тогда, когда качки не было вовсе, причем усиливалось это по утрам. Леди была не в духе, отвратительно себя чувствовала, капризничала и обещала умереть не сегодня завтра. И это Эмма, которая не боялась ни шторма, ни качки, ни врагов!

У опытной Марии-Шарлотты появилось подозрение, но подруга столь яростно отвергла его, что пришлось извиниться. А ведь королева права, вовсе не морская болезнь оказалась причиной тошноты леди Гамильтон. Ситуация — ни вперед, ни назад!

А тут еще французы в очередной раз начали наступление на Италию! Мария-Шарлотта планировала сушей добраться до Флоренции, оттуда до Анконы и кораблем в Триест, чтобы снова по суше ехать до Вены. Тяжелый, но необходимый путь. Но теперь от Ливорно до Флоренции пришлось бы ехать прямо под носом у французской армии. Мария-Шарлотта истерически заверяла по десять раз на день, что ее, как и сестру Марию-Антуанетту, обязательно повесят. Какое дело французам до королевы Неаполя, к тому же расставшейся с мужем, никто не спрашивал.

Адмирал Кейт лично прибыл в Ливорно следом за всей компанией и категорически запретил использовать корабли эскадры для пассажирских перевозок, требуя вернуть «Молниеносного», на котором Нельсон намеревался везти Гамильтонов в Англию, на место в боевом строю.

И тогда… Наверное, это было сумасшествием с любойточки зрения, но они пошли на это — отправились в сухопутное путешествие все вместе! Нельсон совершил очередное сумасшествие ради леди Гамильтон — покинул службу, сказавшись больным. Напрасно лорд Кейт предлагал ему и Гамильтонам вернуться в Палермо и оттуда плыть в Англию на пассажирском судне, вместо того чтобы делать немыслимый крюк через всю Европу.

Эмма не могла плыть, понимая, что не выдержит даже малое волнение, к тому же ей вдруг пришло в голову показаться при нескольких дворах Европы, посетить Вену, Прагу, побывать в Саксонии… Почему бы нет?

Услышав такой вариант, лорд Гамильтон почти потерял сознание. Путешествие означало его собственную гибель. Но кто теперь с этим считался? На суше Эмма чувствовала себя гораздо лучше, снова была полна энергии и задора. Нельсон возражать и не собирался, он уже знал о беременности Эммы и ради нее и будущего ребенка был готов на все. Морской волк, не привыкший передвигаться ничем, кроме парусников, спокойно соглашался долго-долго тащиться в дорожной карете с опасностью быть убитым, ограбленным или вообще попасть в руки весьма сердитых на него французов.

Адмирал Кейт, плюнув на все уговоры, отправился на Мальту без адмирала и Гамильтонов. В Лондон полетели соответствующие донесения и сердитые письма. У Нельсона хватило наглости потребовать прислать за ним в Гамбург бриг, чтобы оттуда плыть к берегам Англии. В адмиралтействе это расценили как настоящую наглость. Если хотел добраться в Англию с почетом, нужно было принять предложение адмирала Кейта.

Но Нельсону было наплевать на Кейта, адмиралтейство и, пожалуй, всю Англию, вместе взятую, потому что с ним рядом была обожаемая Эмма, к тому же носившая под сердцем его ребенка!

Из Ливорно уехать удалось не сразу, горожане, перепуганные приближением французов и обрадованные присутствием легендарного адмирала Нельсона, потребовали от него возглавить сопротивление.

— Только этого нам не хватало! — Ужаснулась Мария-Шарлотта.

Когда выяснилось, что почти повторяется неаполитанский сценарий, то есть толпа у дверей дома не намерена выпускать никого, королева привычно упала в обморок, а Эмма, наоборот, почувствовала себя в своей тарелке. Она вышла на балкон и громким голосом укорила собравшихся за столь непочтительное обращение с несчастной королевой. На что получила ответ, что неаполитанская королева им на… не нужна, а нужен Нельсон. Даже от смачных ругательств леди Гамильтон, слышавшая в жизни и не такое, в обморок не упала, чем сохранила целостность балкона. Она просто выругалась в ответ, хотя и не столь забористо.

Словесные упражнения Эммы привели толпу в состояние полнейшего восторга и понимания одновременно. Не теряя времени на дальнейший обмен любезностями, леди объявила, что Нельсон согласен их спасать при условии, что его не будут принуждать к этому вот так невежливо. Толпа должна разойтись и не мешать отдыхать прославленному герою, если желает, чтобы тот завтра был способен совершать подвиги.

Дальше последовало еще одно ругательство вполголоса, и команда «Разойдись до утра!» уже в полный голос.

Вернувшись в комнату, Эмма спокойно объявила, что путь свободен, только уезжать нужно этой же ночью.

— Но вы обещали им, что я возглавлю оборону…

— Плевать на обещания! Мало ли что я кому обещала.


Они сбежали из города ночью, правда, пробираться подземным ходом не пришлось. Никому не пришло в голову, что прославленный герой удерет в карете, укрытый одеждой своей любовницы.

Лорд Гамильтон ехал вместе со всеми, у него просто не было выбора. Семидесятилетнего, совершенно больного Уильяма Гамильтона никто не спрашивал. Робкая попытка объяснить Эмме, что у них просто нет денег на такое путешествие, привела к отмашке: Займите у Горацио, он даст.

Нельсон и впрямь согласился оплачивать расходы на путешествие, просто предложив поделить их пополам, чтобы лорд вернул свою половину в Лондоне. И снова Гамильтона никто не спрашивал, Эмма с Нельсоном все решили сами… Старому лорду было уже все равно, он только поинтересовался у обожаемого им Нельсона:

— Горацио, если я умру по дороге, вы довезете Эмму до Лондона?

Мог бы и не спрашивать, даже если бы умер сам Нельсон, то непременно воскрес именно ради того же!

Это была весьма занятная троица: крупная, даже толстая женщина, очень активная, громкоголосая, решительная, и двое щуплых мужчин, каждый вполовину тоньше, один рослый, но согнутый годами и плохим самочувствием, второй щуплый однорукий калека, не видящий одним глазом и с пленкой на втором.

Но мужчины смотрели на женщину с таким обожанием, что было ясно — они готовы отдать за нее жизнь и нести на руках, если бы сумели вдвоем поднять такую тушу.

Сама Эмма с таким же восторгом смотрела на Нельсона и заставляла так же смотреть всех. Никто не был против, даже там, где о победе при Абукире имели несколько расплывчатое представление, Нельсона считали героем, его увечье только придавало дополнительный шарм, а его совершенно откровенная влюбленность в леди Гамильтон изумляла.

Компании действительно удалось добраться до Анкона, переправиться в Триест, причем на русском корабле, где Эмма, Нельсон и лорд Гамильтон едва не умерли от морской болезни, а потом доехать до Вены.

В Вене их встречали с восторгом, было множество приемов и праздников, в том числе в имении князя Эстергази, которому в свое время пришлось спасаться из негостеприимного Неаполя вместе с королевской семьей и Гамильтонами. Князь прекрасно помнил услугу, оказанную Нельсоном, а также мужество леди Гамильтон во время страшного шторма.

Помня страсть Эммы к пению, князь устроил в честь именитых гостей концерт, не предупредив о приготовленном сюрпризе.

Лорд Гамильтон все же был настолько утомлен, что не смог присутствовать, но Эмму с Нельсоном это ничуть не смутило, они вполне могли обходиться и без мужа-рогоносца. Князя Эстергази тоже не смутило, он привык к любым выходкам леди Гамильтон. И все же слегка обиделся, когда пара, не дослушав концерт, вдруг отправилась за карточный стол играть. Дочь Эстергази пришла в ужас, но Эмму это нимало не смутило. Они играли удачно и выиграли за ночь почти четыреста фунтов!

Потрясая деньгами, леди Гамильтон смеялась:

— Ну вот, а муж твердит, что я умею лишь тратить!

Когда ей шепнули, что концерт был необычным, ведь оркестром дирижировал сам Иосиф Гайдн, Эмма едва не последовала примеру своей подруги-королевы — с трудом удалось удержаться от обморока.

— Что же вы сразу не сказали?! Мало ли какой старикашка встанет дирижировать, что же я, всех в лицо знать должна? Горацио, мы остаемся на пару дней, я должна спеть с Гайдном.

Согласием хозяев не интересовались, мнением самого Нельсона тем более, Лорда Гамильтона — тоже. Да и Гайдна не спрашивали.

Она действительно пела под аккомпанемент Иосифа Гайдна, хотя и не его произведение. Все забыли, что перед ними толстая, грубая, безумно шумная и вульгарная тетка, голос которой во время разговоров часто срывается на фальцет. Стоило зазвучать музыке, как этот голос преобразился, преобразилась и сама Эмма, она пела, и произошло чудо — леди Гамильтон снова стала молодой и красивой, очаровала всех, особенно самого Гайдна.

Гайдн подарил ей партитуру английских песен и согласился переложить на музыку произведения Корнелии Найт, которая все это время путешествовала с Гамильтонами от самого Неаполя, посвященные Нельсону.


Однако не все и не везде были столь благосклонны к Эмме. Пока разъезжали по Европе, она все тяжелела и тяжелела. К природной полноте прибавились лишние килограммы из-за беременности. Как ей только пришло в голову в таком состоянии разъезжать по чужим владениям и государствам!..

Большинство новых знакомых отзывались не слишком одобрительно не только о ее полноте, это бы ничего, но Эмма за последние годы слишком уверовала в свою исключительность, в свои заслуги и в обязательное восхищение ею и Нельсоном, не желая понимать, что давно перестала таковое вызывать.

Многих восторгало ее умение позировать, изображая те самые «картины», которые она демонстрировала еще со времен позирования в качестве «богини здоровья». Актерский дар у Эммы был несомненно, ей легко удавалось при помощи только поз и выражения лица создавать любой образ. Но это отнюдь не искупало неумение вести себя в приличном обществе. Если бы это было только незнание или игнорирование правил приличия, возможно, ей простили бы, однако вволю посмеявшись, но леди Гамильтон умудрялась шокировать окружающих откровенной вульгарностью и непомерной любовью к лести, граничащей с глупостью.