Лесть опытной женщины, к тому же имевшей такой вес, произвела на юного Джошуа такое впечатление, что тот поверил в свою исключительность, особенно в праве следовать примеру отчима. Если Нельсону можно открыто пренебрегать приказами командования, то почему нельзя его пасынку? Нельсону можно на глазах у всех миловаться с любовницей, наплевав на правила приличия и всеобщее осуждение, значит, можно и ему тоже. Он пасынок Нельсона и просто повторяет его поступки.

Нельсон добился назначения Джошуа капитаном пусть небольшого, но все же корабля, а тот сразу притащил на корабль женщин легкого поведения и устроил оргии с младшими офицерами. Что ж, пример отчима оказался слишком заразителен.

Матери Джошуа Нисбета было отчего плакать: покровительство и учеба леди Гамильтон дорого стоила молодому человеку, после очередного скандала команда «Талии», его корабля, была распущена, а он сам уволен.

Нельсон написал об этом жене, но во всем обвинял пасынка, мол, Джошуа никчемный малый, к тому же дурно воспитанный. Фанни хотелось кричать:

— Но ведь его воспитал ты, Горацио! Ты забрал к себе мальчика семь лет назад, ты учил его, и ты подал дурной пример, связавший с женщиной, пусть и замечательной, но не способной научить ничему хорошему!

Хотелось, но Фанни всегда славилась тихим характером и ничего не написала мужу, да и куда писать, если тот разъезжает по Европе в сопровождении любовницы?


Не зная, где ожидать Нельсона, и попросту не имея лишних денег, Фанни не рискнула снять дом заранее, у нее на счету каждый пенс, к чему держать дом и прислугу, если муж может остаться в Европе до весны?

В результате к приезду Нельсона дом хотя и был снят, но не обжит, и штат прислуги не полностью укомплектован, а та, что была, пока не знала всех привычек своего будущего хозяина.

Нельсон и Гамильтоны с многочисленными сопровождающими, устав ждать фрегата от адмиралтейства (который то и не собиралось посылать за строптивым адмиралом и его любовницей), решили вернуться в Англию на почтовом судне «Король Георг». Пакебот не самое удобное для пассажиров судно, но Эмма презрительно махнула рукой:

— Нам не привыкать!

Пасмурным осенним днем Горацио Нельсон снова ступил на берег Англии в Ярмуте. Предупрежденные жители устроили, несмотря на проливной дождь и ледяной ветер, восторженную встречу.

И вот тут Эмме Гамильтон довелось испытать первый укол. Это в Европе она либо навязывала свое мнение и присутствие, либо открыто выражала свое презрение, если блистать не удавалось. Нельсон смотрел любовнице в рот, ловя каждое ее слово, она была хозяйкой положения и претендовала на подобную роль и дальше.

Но в Ярмуте толпа восторженно приветствовала адмирала, а не его любовницу, временами вообще забывая о ее существовании. Англичане были бы готовы нести его карету на руках, не восседай рядом с героем толстуха, до которой мало кому было дело. Слухи и сплетни о любовном треугольнике и неподобающем поведении Нельсона ходили на флоте и в обществе, жителям Ярмута, да и простым лондонцам было все равно, что за женщина сидит в карете. Нашлись те, кто приветствовал ее, как… миссис Нельсон!

Сам Нельсон поспешил отправить жене сообщение, что назавтра приедет в сопровождении дорогих друзейвРаундвуд и уже обещал леди и лорду Гамильтон, что вдоме Нельсонов им будет предоставлен кров и оказан теплый прием.

Фанни не получила эту записку, потому что была в Лондоне. Добравшись до дома, Нельсон нашел его пустым, а ему самому передали написанное женой письмо.

— Эта дура снова все перепутала! Более бестолковой женщины я не встречал в жизни!

Что могла перепутать Фанни, которой он вообще не сообщал, когда и каким судном прибудет, Горацио не мог бы объяснить, но и без того чувствовавший себя неуютно из-за предстоящей необходимости объясняться с супругой и отцом, он взбесился.

Когда человек чувствует себя виноватым, он обвиняет того, перед кем виноват, с особым жаром, причем чем больше несправедливость, тем сильнее ярость… Это замкнутый круг, разорвать его очень тяжело.

Несомненно, Нельсон чувствовал себя предателем, он сознавал, что виноват перед Фанни, не просто изменял жене, но и привез любовницу в дом. Чтобы оправдаться хотя бы перед собой, Горацио искал и находил у Фанни все больше недостатков. Она бестолкова! Да, да, несомненно, она невыносимо бестолкова! Уехать в Лондон, когда он привез дорогую Эмму сюда!

Нельсон не был подлецом, а потому мысль о дорогой Эмме тут же подсказала ему другую: не слишком порядочно привозить к жене любовницу…

И круг замкнулся…


В Лондон Нельсон въехал просто в ярости, тем более неподалеку от города их застигла страшная гроза. Никто не встречал, никакого триумфа, венка на голову или цветов под ноги… Он приехал, словно нежеланный, никому не нужный! Чего ждать от этого города? Разве здесь способны оценить свершенное для них же?! Разве могут лондонцы оказать столь же радушный прием такому герою, каким является он, адмирал Горацио Нельсон, какой оказывали в Неаполе?!

Нельсон настолько привык видеть поклонение, почитание, слышать приветственные крики восторга, что совершенно не желал задуматься, что никто в Лондоне не ведал о его приезде, что на улице не просто непогода, а кромешная темень и буря, что кто-то просто устал ждать, пока герой насладится обществом любовницы, путешествуя по Европе.

Нет, об этом Нельсон не думал, он винил лондонцев, хотя чувствовал, что не прав.

Еще один круг замкнулся.


Этих кругов будет еще много, отдаваясь своей страсти и не замечая ничего вокруг, Нельсон и Эмма создавали вокруг себя пустоту. Да, с ними многие будут продолжать встречаться, дружить, но многие ли продолжат уважать? Отсутствие уважения ярко продемонстрирует несчастная судьба Эммы, ведь после гибели Нельсона почти никто не протянет ей руку помощи, а если протянут, то вовсе не из уважения, а из обычной жалости Жалость унизительна, особенно если она заслужена.

Но пока до этого было далеко. Гамильтоны не отправились в имение лорда Уильяма, напротив, Эмма желала показать себя Лондону во всем блеске, наивно полагая, что Англия падет к ее ногам только из-за прежней красоты или заслуг перед Неаполитанским королевством.

Кроме того, она вовсе не собиралась расставаться с любовником, от которого должна вот-вот родить, Какая жалость, что у Нельсона жена не такова, как лорд Гамильтон! Они вполне могли бы поладить вчетвером, не мешая друг другу.

Нет, Фанни Нельсон явно, не такова! Значит, ей придется указать на ее место! Горацио Нельсон принадлежал Эмме, а она ему, любой должен это понять и принять. Если жена не поймет, тем хуже для жены.

Предстояла встреча двух женщин…


Эмма могла сколько угодно делать вид, что ее ничуть не беспокоит встреча с миссис Нельсон, в действительности она переживала не меньше самой Фанни. Предстояло с первой минуты показать, кто хозяин положения!

Фанни Нельсон ничего не собиралась показывать и доказывать. То, что муж влюблен в другую без памяти, она знала уже давно, а в предыдущий вечер во время встречи с Горацио после двухлетней разлуки поняла, что ничего исправить уже нельзя. Потому Фанни на хозяйку положения не претендовала, но она не могла придумать, как лучше выпутаться из этого самого положения, Горацио был привычно раздражен ее поведением, даже зол. Стоило ей сделать шаг ему навстречу, отшатнулся, словно от прокаженной. Она не стала касаться мужа, если ему противны ее руки, к чему настаивать?

— Я рада видеть тебя, Горацио. Если бы мы знали, когда вы приедете, подготовили бы торжественную встречу, Леди Гамильтон здорова?

При словах о встрече Нельсон почувствовал укор совести, ощутил свою вину перед женой снова, мгновенно захотелось ее в чем-то обвинить. Не найдя повода (не выговаривать же, что не сообщил о приезде заранее), буркнул:

— Ты бы о моем здоровье спросила…

— Тебя я вижу, выглядишь не слишком хорошо. Но, полагаю, ее здоровье тебе важнее собственного.

Последняя фраза дала повод, Нельсон взорвался:

— Она так много сделала для меня!

Фанни надоело унижаться, в глазах блеснули слезы, голос зазвучал громче (он вообще не поинтересовалсяженой, хотя бы из вежливости!):

— Устраивала пышные праздники и помогала терять авторитет? Потому ты привез ее даже в наш дом?

Нельсон понимал, что она права, от этого было еще хуже. Взвился, закричал:

— Придержи язык, Фанни! Что ты себе позволяешь? Я не могу пренебрегать своими обязанностями перед леди Гамильтон!

— А обязанностями передо мной можешь?

Лицо Нельсона не просто пошло красными пятнами, казалось, он вот-вот лопнет, как раздувшийся пузырь:

— Хороша встреча женой мужа!

— Мужу следовало помнить о том, что он муж, все это время…

Она выдержала все, спокойно повернулась и отправилась к себе в спальню. До утра лежала и молча плакала, не касаясь лица, чтобы назавтра не красных глаз и красного носа. Она не должна показывать свое отчаяние сопернице.

Хотя какая она соперница, — Эмма Гамильтон победительница, она завоевала Горацио Нельсона и с триумфом демонстрировала всему миру свою победу. Фанни вдруг поймала себя на том, что ей вовсе не хочется ввязываться в противостояние с леди Гамильтон. Если бы было возможно, она просто уехала бы домой, забыв о существовании этой женщины.

При одном условии, что Горацио не притащит ее в Раундвуд.

Стало немного страшно — любовница настолько околдовала Нельсона, что даже такое возможно. Но Фанни точно знала — отец Нельсона на ее стороне, если любовница Горацио появится в Раундвуде, она, Фанни, просто переедет жить к преподобному Эдмонду.

От этого решения стало легче на душе. Слезы высохли, она приняла свое поражение и не желала борьбы за Нельсона. Хороша или плоха леди Гамильтон, но Горацио любит ее, значит, так тому и быть. Мелькнула только мысль, почему это все терпит лорд Гамильтон…

Это все предстояло понять назавтра.

Фанни не подозревала, что отказ от борьбы за него Нельсон ставил жене в вину. Она не стала бороться, ничего не сделала, чтобы удержать его, значит, не так уж и нужен? Вот Эмма… да Эмма глаза бы выцарапала сопернице! Эмма настоящая женщина, не то что эта холодная рыба Фанни!

Подтвердив обоснованность своего выбора таким рассуждением, Нельсон почти успокоился, но еще долго мысленно продолжал упрекать жену во всех грехах, вернее, в тех немногих и для счастливой семейной жизни при условии взаимной любви или хотя бы уважения несущественных, что у нее нашлись.

Она бестолкова! Да, да, бестолкова! Сколько раз ей говорилось, что не стоит класть вместе разные вещи? О… много раз! Но Фанни снова и снова собирала его в поход как попало! Разве это жена? А как она боялась, когда приходилось перевязывать культю? Брезговала? Конечно, Фанни говорила, что боится неловкостью своих рук навредить мужу. Ну так надо быть ловчей!

К утру у несчастной Фанни Нельсон нашлось такое количество проступков, что Горацио откровенно не понимал сам себя: как он мог столько лет терпеть эту рассеянную неумеху?! Стало почти жалко себя из-за загубленных многих лет жизни.

А ведь они с леди Гамильтон знакомы давным-давно, когда встретились впервые, он еще не был калекой. Вот если бы их роман завязался тогда!.. Но тогда он не был героем и не был столь интересен такой женщине! О, какая это женщина, какая женщина!..

Мысли Нельсона перекинулись на Эмму и к жене уже больше не возвращались.


И вот они оказались все вместе в гостиной — Нельсон, как всегда, при своих наградах и регалиях, лорд Гамильтон, который тоже не преминул надеть свои, Эдмонд Нельсон, чуть осуждающе косящийся на сына, и две женщины — леди Гамильтон и леди Нельсон. Кто-то сказал бы «соперницы», но они сами знали, что нет. Первая — потому что была слишком уверена в себе и носила под сердцем ребенка Нельсона, вторая — потому что сама отказалась от ненужного соперничества.

Эмма, окончательно располневшая из-за беременности, с трудом помещалась в немаленьком кресле. Фанни почему-то стало смешно при мысли, что она может запросто придавить щуплого Горацио! Смешок сдержать удалось, но легкая улыбка по губам все же скользнула. Леди Гамильтон эта улыбка показалась обидной.

«Ну, я тебе покажу! Еще посмотрим, кто сильней!»

Натянутые приветствия, натянутые улыбки, за исключением той нечаянной, почти насмешливой. Говорить не о чем, один повод — продолжающаяся буря за окном.

— Неласково встречает нас Лондон…

Фраза леди Гамильтон повисла в воздухе, она словно обвинение Эдмонду Нельсону и Фанни, ведь это они были здесь, остальные прибыли издалека.

Фанни очень хотелось ответить: «Что заслужили!»

Но она промолчала, исподтишка разглядывая лорда Гамильтона. Более уставшего человека, казалось, не может быть. Если Нельсон просто устал физически, вымотался, то у лорда Гамильтона все сразу, он еле живой из-за беспокойной жизни, которую вел в последние годы по милости своей супруги и ее любовника, устал и душевно. Вокруг непрекращающиеся сплетни, на него практически показывали пальцем, мол, рогоносец. Лорд Гамильтон долго изображал полную уверенность, что любовь между Эммой и Нельсоном платоническая, казалось, при таком поведении сплетни утихнут, но ничего не стихало. А теперь эта «платоническая» привязанность уже выпирала у Эммы впереди, точно большой арбуз.