— А вы сильно похудели, Равенсби, — пробормотал он с деланным сожалением, призванным замаскировать его ярость. — Вы уверены, что вам это под силу?

— Сейчас вы сами убедитесь в этом, Годфри, — ответил Джонни тихо, но отчетливо. Не оборачиваясь, он вполголоса приказал Роксане: — Иди к окну и сядь там. И что бы ни случилось, не шевелись.

Говоря это, Джонни Кэрр уже вытаскивал кинжал, на лезвии которого зловеще мерцал тонкий желобок. Удобная рукоять словно сама просилась в ладонь правой руки.

— Вы не представляете, Равенсби, с каким удовольствием я прикончу вас, — ровным голосом проговорил эрл Брюсиссон, сбрасывая накидку из атласа лимонно-желтого цвета. — И пусть этот Куинсберри катится ко всем чертям со своими судьями и прокурорами.

Джонни, не теряя времени, тоже сбросил плащ. Памятуя о коварстве Годфри, он не спускал с него глаз.

— Что ж, Годфри, попробуйте…

Они стояли, глядя друг другу в глаза. В правой руке Годфри сжимал рапиру, в левой — кинжал. Эфес тускло отливал серебром, гравировка лезвия вспыхивала мелкими огоньками в дрожащем свете свечей. Что же касается немецкой шпаги Джонни, то с ее клинка волчьим глазом смотрело на врага клеймо Пассау. Поскольку почти все Кэрры были левшами, Джонни приготовился встретить натиск Годфри асимметрично. От правила, когда кинжал используют, чтобы парировать удары рапиры, пришлось отказаться сразу. Этой схватке суждено было сложиться иначе: шпага против шпаги, кинжал против кинжала. Возможно, так было даже честнее. Но и опаснее… Рука с кинжалом и корпус становились более уязвимыми.

Джонни застыл на месте — высокий, подтянутый, спокойный. Лишь глаза на исхудавшем лице горели настороженным огнем в ожидании первого выпада противника.

Он действительно сильно потерял в весе, и теперь Годфри по сравнению с ним казался гораздо шире и мощнее.

Ощущая свое превосходство, эрл Брюсиссон не удержался от самодовольного замечания:

— Вряд ли вас хватит надолго, Равенсби…

— В таком случае придется убить вас побыстрее, — мягко, почти вежливо парировал словесный выпад Джонни.

Из глотки Годфри вырвалось злобное рычание, и он молниеносно ринулся вперед, направив острие рапиры прямо в живот Джонни.

Но тот легко отскочил в сторону.

— А вы сдаете, Годфри. Скорость уже не та. — В его голосе прозвучала едкая насмешка. Однако в ту же секунду ему пришлось спешно пригнуться — рядом с его ухом со свистом рассекло воздух лезвие кинжала.

После этого ни один из них не проронил ни слова — лишь звенели скрещивающиеся клинки. Противники схватились не на жизнь, а на смерть — они наскакивали друг на друга, отражали удары, расходились и сходились вновь. Уже через несколько минут по их лицам обильно заструился пот. Но четыре клинка неутомимо продолжали бесовскую пляску при мерцающих свечах.


Несмотря на то что фонари, освещавшие вход в Килмарнок-хаус, не отличались яркостью, Редмонд издали узнал голубой экипаж эрла Брюсиссона.

— Смотри-ка, карета вашего отца, — возбужденно прошептал он, затаскивая Элизабет за угол. Теперь войти в дом можно было только с черного хода. — Должно быть, снова домогается встречи с Роксаной.

Едва войдя на кухню, оба поняли, что в особняке творится что-то неладное. Дворня пребывала в состоянии, близком к панике. Слуги, столпившись у входа наверх, возбужденно галдели, причем все одновременно. Два лакея, вооружившись кухонными тесаками, встали на караул у лестницы. Отбросив в сторону свертки, взятые у аптекаря, Редмонд и Элизабет приказали прислуге сперва замолчать, а потом выкладывать все по порядку.

— Оставайтесь здесь, — велел Редмонд Элизабет, как только картина достаточно прояснилась. — Я должен помочь ему. А от вас проку все равно никакого. — В его глазах появилась знакомая решимость. — Так что не путайтесь под ногами, — строго приказал напоследок ее ангел-хранитель, уже выбегая с кухни.

Но Элизабет вовсе не намеревалась сидеть, дожидаясь, пока убьют ее мужа. А потому, едва фигура Редмонда скрылась из виду, поспешила следом за ним вверх по лестнице.


Дверь отчаянно затрещала, грозя вот-вот сорваться с петель под мощными ударами, однако ни один из дерущихся даже не взглянул в ее сторону.

Роксана, прижавшаяся спиной к стене рядом с задернутым шторами окном, хотела крикнуть: «Скорее!» Но крик застрял у нее в горле.

Между тем силы постепенно покидали Джонни. Для человека, в буквальном смысле слова поднявшегося со смертного одра, он сражался с необычайной отвагой и решимостью. Но оба участника поединка уже успели нанести друг другу удары, и теперь потеря крови в большей степени сказывалась на Джонни, еще не успевшем оправиться до конца от прежних страшных ран, чем на его противнике, пышущем здоровьем.

Он мог еще защищаться. Его шпага точно и уверенно отражала каждый удар Годфри. Но не было уже ни сил, ни быстроты, требовавшихся для решительной контратаки. И недалек был тот момент, когда его рука, сжимавшая рукоять шпаги, опустится в изнеможении. Его слабость, казалось, уже предопределила исход смертельного поединка.

Предвкушая миг торжества, Годфри чередовал стремительные атаки с отступлениями, намеренно изматывая противника. Он ждал только одного: когда тот устанет настолько, что подставит под удар свою грудь.

Ведомый не столько рассудком, сколько инстинктом, Джонни продолжал сражаться. Его рука, глаза, мозг действовали, как детали одного слаженного механизма. Здесь сказывалась богатая школа: уроки фехтования под руководством отца, совершенствование в Париже… И он парировал удары мгновенно, точно, автоматически.

Зная, что дверь того и гляди распахнется, сорванная с петель, Годфри усилил натиск, вкладывая в каждое движение всю свою бешеную силу. Но грубой силе Джонни с успехом противопоставил изощренную технику подлинного мастера. Его левая рука не дрогнула, несмотря на шквал ударов. Звон клинков по-прежнему сотрясал гостиную, совсем недавно казавшуюся уютной и безопасной.

И все же Джонни не хватало главного: сил для последнего рывка с единственной целью — убить того, чье ненавистное лицо сейчас маячило перед ним. Хуже того, у него уже почти не оставалось надежды на то, что это ему удастся.

Годфри тоже нельзя было отказать в мастерстве. Не было преувеличением сказать, что дрался он с истинным мастерством, используя каждую оплошность соперника, тщательно защищаясь, искусно играя клинком в ожидании удобного момента для решающего выпада.

В рубашке, пропитавшейся потом и кровью, Джонни Кэрр шаг за шагом отступал под напором Гарольда Годфри, но рука его была все еще тверда. Его тело отлично помнило долгие часы упорных тренировок, а потому каждая мышца, каждый нерв мгновенно реагировали на любое движение врага. Однако долго так продолжаться не могло.


Внезапно распахнувшаяся дверь разлетелась на куски. На пороге краешком глаза Джонни заметил Элизабет. Этот мимолетный взгляд едва не стоил ему жизни: на какую-то долю секунды он неосторожно опустил шпагу, чем не преминул воспользоваться Годфри.

Отчаянным усилием воли вскинув руку, Джонни буквально чудом ухитрился в последний момент прикрыть грудь: острие рапиры, натолкнувшись на подставленный клинок, издало душераздирающий скрежет и скользнуло в сторону. В следующую секунду Джонни, отскочив назад, был уже в безопасности.

Смерть, пронесшаяся мимо в каком-нибудь дюйме, заставила его вновь собраться. Перед глазами по-прежнему угрожающе сверкали два клинка — длинный и короткий. Он парировал еще один выпад, успев к тому же швырнуть перед собой стул. Те пять секунд, которые потребовались Годфри, чтобы устранить это препятствие, оказались как нельзя кстати. Джонни перевел дух. Он знал, что если и сможет предпринять решающую атаку, то только в самое ближайшее время, пока в нем еще сохраняются последние запасы энергии.


Подняв пистолет, Редмонд пытался навести его на Годфри. Однако тот ни секунды не стоял на месте. Дополнительная трудность заключалась в том, что Джонни все время находился рядом с противником, а свечи горели слишком тускло. И уж совсем плохо было то, что дерущиеся начали перемещаться к южной стене, возле которой, побледнев, замерла Роксана.

И вдруг возле самого уха раздался отчаянный шепот:

— Дай мне, Редмонд!

Рядом с ним стояла Элизабет. От страха у нее заплетался язык, но в глазах горела непреклонная решимость. Она протягивала руку к пистолету.

Он попытался что-то возразить: для прицельного выстрела не было практически никакой возможности, к тому же вызывало сомнение, хватит ли у беременной женщины воли нажать на спусковой крючок. Однако, увидев в ее глазах зловещий огонь, Редмонд сдался.

— Запомните, при выстреле его бросает влево, — напомнил он, протягивая ей инкрустированный серебром пистолет с кремневым замком.

— Знаю, на два дюйма. — Ее голос был абсолютно спокоен, а рука тверда. Элизабет подняла ствол, поддерживая снизу левой рукой за цевье из красного дерева, и навела его на отца, который то бросался на противника, то отскакивал назад. Боясь попасть в Джонни или Роксану, она замерла в ожидании.

Редмонд тем временем тихонько вытащил из кожаных ножен свой тонкий охотничий нож и подбросил на ладони, чтобы ощутить знакомую тяжесть: страховка на тот случай, если выстрел его госпожи не достигнет цели.


Собрав волю в кулак, прежде чем ноги окончательно перестали слушаться его, а рука потеряла твердость, Джонни пошел в атаку.

Его кинжал и шпага были подобны двум ослепительным молниям, перед которыми, казалось, не устоит никакая сила на свете. Однако Годфри защищался не менее отчаянно. Шансы соперников были примерно равны, оба были одинаково искушены в поединках и теперь сражались в полную силу. Их клинки звенели и скрежетали, устремлялись вперед и отлетали в сторону. Тонкая, изящная сталь готовилась совершить то, для чего была предназначена: убийство. Иногда казалось, что для смертельного укола нет никаких препятствий. И все же тот, кому этот удар предназначался, всякий раз ловко парировал его.

Силы Джонни были на исходе, дыхание сбилось. И тут его постигла неудача: Годфри изловчился зацепить своим кинжалом кинжал противника за зазубрину на верхней стороне лезвия. Пользуясь своим преимуществом, эрл Брюсиссон напрягся и выбил оружие из руки Джонни.

Успев отскочить назад, тот тем не менее оказался теперь в крайне невыгодном положении. А Годфри получил полную возможность перейти в решающее наступление.


Сосредоточенно ловя дулом пистолета движущуюся цель, Элизабет в душе молила Бога о том, чтобы он даровал ей точный выстрел.

Однако дерущиеся продолжали неистово кружить по комнате.

Годфри, казалось, обрел второе дыхание. Направив на Джонни оба клинка, он неумолимо загонял его, обороняющегося только шпагой, в угол. Судя по тому, как складывался поединок, лэйрду Равенсби оставалось жить считанные минуты.

Несмотря на видимую усталость, Джонни защищался с упорством одержимого, не желая дешево отдавать свою жизнь. И все же в конечном счете оказался в ловушке, с трудом ловя ртом воздух. Сзади него был массивный стол, справа — стена. Из этого капкана был лишь один выход — вперед. Сейчас у него просто не было другого выхода, кроме атаки. Атаки опасной, рискованной, почти невозможной.

С недрогнувшим лицом он ждал выпада Годфри, зная, что, чем ближе к нему окажется острие рапиры противника, тем легче будет достать самого врага.

В подобной ситуации в первую очередь требовались спокойствие и выдержка. Зажатый в угол, он не мог даже шевельнуться. Драгоценные секунды бежали одна за одной. Времени для рывка почти не оставалось. Теперь все решали расчет, скорость и полное отсутствие колебаний.

— Прощайся с жизнью, Равенсби, — прохрипел Годфри. Его глаза сверкали от возбуждения. Уже торжествуя близкую победу, он остановился, чтобы перевести дух после долгой схватки.

И в следующую секунду ринулся вперед.

Шпага Джонни взметнулась, чтобы отбить смертоносное острие, устремленное ему в сердце. Неуловимым движением он отразил удар и, тут же вывернув руку, совершил выпад. Прямо в грудь Годфри.

Это был блестящий укол, какой удается лишь в редких случаях.

И удается лишь тому, кто обладает железными нервами, невероятной подвижностью и твердой рукой.


Затаив дыхание, Элизабет нажала на спусковой крючок.

В тот же момент рука Редмонда взмыла вверх, и тонкое лезвие стилета взвизгнуло, рассекая воздух.

Именно этот кинжал и нанес Гарольду Годфри смертельный удар, войдя в его голову сквозь правый глаз. Хотя ему в любом случае суждено было погибнуть — или от мушкетной пули, размозжившей череп, или от рапиры, пронзившей сердце… Грузный человек, настигнутый смертью, которой совсем не ожидал, падал очень медленно, будто нехотя. Воткнув рапиру в пол, он некоторое время опирался на нее, но затем его пальцы разжались, и тяжелое тело рухнуло к ногам Джонни.

Победитель стоял с поникшей головой, безвольно опустив руки. Его грудь тяжело вздымалась. Джонни теперь уже почти безучастно смотрел на громоздкое тело, распростершееся у его ног.