— Рудольф хотел бы вашей смерти, чтобы присвоить себе титул и поместья. Он считает крайне досадным, что вы так упорно остаетесь живым.

— Все говорит о том, что мне недолго осталось ему мешать, — сухо отозвался Лусиус.

С этими словами он поднял руки, развязал узел, закреплявший маску сзади, и снял ее. С легкой улыбкой на губах он посмотрел на Барбару.

— Теперь вы удовлетворены?

Пристально всмотревшись в его лицо, она издала тихий радостный возглас.

— Вы похожи на Рудольфа, но обладаете чем-то, чего ему всегда не хватало. Я не могу объяснить, чем именно, но это чрезвычайно важно для мужчины… и для женщины.

Лусиус спрятал маску в глубокий карман своего бархатного камзола, а потом повернулся так, чтобы смотреть прямо на Барбару.

— А теперь не будете ли вы, ваша светлость, настолько добры, чтобы сообщить мне, почему вы здесь и почему вы прислали мне записку якобы от моей кузины Теи.

— Откуда вы знаете, что это я прислала ту записку?

— Я не так глуп. Я пришел сюда ночью, ожидая увидеть мою кузину, но в то же время допуская, что это может оказаться ловушкой. Я увидел вашу карету по крайней мере за милю отсюда и проверил, не следуют ли за ней вооруженные солдаты или мировые судьи, жаждущие моей крови.

Проверил я и то, не прячете ли вы кого-то в экипаже. Когда я убедился в том, что в карете едет женщина, поначалу я подумал, что кузина Тея действительно разыскивает меня на этом самом месте, как было сказано в записке, которую я получил утром.

— Значит, вы ее все-таки получили! — воскликнула Барбара. — Вы должны отдать мне должное: я была очень сообразительна.

— Грум, которого вы послали в Стейверли, нашел дом запертым, а все ставни закрытыми, — негромко сказал Лусиус. — Он стучал в двери и тряс ставни, не получая ответа. Но он больше боялся не выполнить ваше поручение, чем потерять свою жизнь.

— О чем вы? — недоуменно спросила Барбара.

— Видимо, он смертельно боялся вернуться к вам с известием, что не застал никого. Бедняга попытался залезть в дом через приоткрытое окно второго этажа. Он почти добрался до подоконника, когда кусок проржавевшей водосточной трубы не выдержал, и он рухнул с высоты примерно в двадцать футов на каменные плиты террасы. Двое моих людей нашли его.

Он умер раньше, чем я успел оказать ему помощь.

— И вы нашли записку?

На лице Барбары не отразилось ни жалости, ни ужаса. Ее интересовало только то, что касалось ее самой.

— Я взял записку, — тихо ответил Лусиус, — у человека, который умер, пытаясь ее мне доставить.

— И явились сюда! — закончила Барбара.

— И пришел сюда… чтобы увидеть мою кузину Тею.

— А вместо нее нашли меня.

Эти слова были произнесены почти кокетливо. На секунду Барбара опустила длинные ресницы, а потом снова подняла глаза и сказала:

— Как я уже говорила, я хотела вас видеть.

— И теперь, когда вы это сделали, вы удовлетворены? — осведомился разбойник.

В его голосе звучала ирония, которую не услышал бы только глухой, но, похоже, она нисколько не задела Барбару. Она придвинулась чуть ближе, и густой экзотический аромат ее духов коснулся и ее собеседника.

— Мне очень многое надо вам сказать, — проговорила она. — Но сначала расскажите мне о себе. Довольны ли вы тем, что ведете вольную, но полную опасностей жизнь человека, который стоит вне закона, или вы жаждете вернуться в уют родного дома, где будет вкусная еда, негромкая музыка и, конечно, женщины — такие женщины, как я, с которыми можно разговаривать и которых можно любить, когда вы того пожелаете?

Голос Барбары был нежным и чарующим, словно скрипка играла песнь о любви. Ответ Лусиуса не замедлил себя ждать.

— Чего вы добиваетесь, миледи? Хотите заманить меня, чтобы я сунул голову в петлю, которая для меня уже готова?

Взгляд, которым ответила ему Барбара, был почти печальным.

— Неужели вы мне не доверяете? Если вы думаете, что я приехала по поручению законников или от имени его величества, то вы очень ошибаетесь. Я действовала, исключительно повинуясь своему желанию, и только два кучера, которые меня сюда привезли, знают, где меня найти.

— И зачем вы приехали?

— Я же сказала: чтобы видеть вас!

Лусиус пристально посмотрел ей в лицо, словно пытаясь прочесть на нем правду. Барбара добавила:

— Я впервые увидела вас в зале суда, но слышала о вас в течение нескольких лет. Думаю, ваши подвиги и приключения всегда волновали мое сердце и пробуждали во мне интерес, который все рос, пока наконец я не увидела вас в дверях переполненного людьми зала суда. В эту минуту я почувствовала, что хочу узнать, что вы за человек. Я хорошо знаю вашего двоюродного брата, но Рудольф — ничтожество. Он пытается взять жизнь нахрапом, но все у него кончается неудачей.

— А каким бы вы хотели его видеть?

— Я хотела бы, чтобы он был таким же отважным, как вы.

А у него ведь даже не хватило храбрости явиться сюда и самому вас прикончить! Вместо этого он притащил отряд глупых солдат, надеясь, что они сделают это вместо него.

— Так вам хотелось бы, чтобы мой кузен Рудольф меня убил? Прелестный план. А какую роль в нем будете играть вы?

— Я не говорила, будто хочу, чтобы вас убили, — возразила Барбара Каслмейн. — Напротив, я предпочитаю видеть вас живым, лорд Стейверли.

— Я не имею права так называться. Я много лет назад отказался от семейного имени. Я Белогрудый, разбойник и вор, человек, который отбирает золото и драгоценности у тех, кто едет в Лондон в своих каретах.

— И мои вы тоже отберете? — спросила Барбара, дотронувшись до колье, обвивавшего ее шею.

— Если бы я их отобрал, вы тотчас заменили бы их новыми, купленными на средства королевской казны. А страна и сейчас с трудом оплачивает ваши излишества. Я не стану их увеличивать.

— Как сурово вы говорите! — Барбара обиженно надула губки. — Вы хотите лишить женщину удовольствия хорошо выглядеть?

— Все зависит от того, для чего она использует свою красоту. Некоторые женщины приносят только страдания.

— И я из их числа?

— На этот вопрос лучше ответите вы сами.

Барбара пожала плечами и, протянув правую руку, осторожно накрыла ею его пальцы.

— Почему вы восстаете против меня? Ваш взгляд остается жестким, голос звучит сурово и резко. Я приехала сюда, чтобы увидеть вас, ради этого я пошла на риск. Разве вы не рады?

Разве в вашем сердце не найдется тепла для женщины, которая осмелилась на такое?

— Чего вы от меня хотите?

— Неужели вы, мужчина, не знаете ответа на этот вопрос?

Я ведь сказала вам: когда вы появились в зале суда, мое сердце забилось быстрее, и в тот момент я поняла, что не успокоюсь, пока мы не встретимся, пока я не почувствую, что ваше сердце бьется в унисон с моим.

Лусиус медленно убрал руку и, поднявшись, сказал:

— Леди Каслмейн, похоже, мы друг друга не понимаем. Я не настолько глуп, чтобы поверить, будто вы действительно можете питать ко мне подобный интерес. Я не понимаю, зачем вы сегодня сюда приехали, но я не настолько тщеславен, чтобы принять ваши слова за чистую монету. Если вы не хотите быть со мной откровенной и если вам больше нечего сказать, тогда я вынужден просить у вас прощения: у меня есть другие дела.

Он говорил мягко, но реакция Барбары оказалась совсем не такой, как можно было ожидать. Она откинулась на надгробие и одарила его медленной, чувственной улыбкой. В свете луны ее шея и плечи казались белоснежными, губы — ярко-красными.

— Какой вы глупый! — проговорила она. — Или вы один из немногих мужчин, лишенных тщеславия? Тогда могу вам обещать, что в Уайтхолле вы будете исключением.

— Я могу идти?

Лусиус говорил сдержанно, терпеливо. Почти оскорбительно терпеливо.

— Нет! — резко бросила Барбара. — Нет, вы не уйдете отсюда, потому что мне надо сказать вам очень многое. Извольте сесть, лорд Стейверли, или Белогрудый, если это имя вам больше нравится. Садитесь, — повторила она. — Вам не нужно меня бояться.

Лусиус рассмеялся — громко и весело.

— Я вас не боюсь, — ответил он, — но у меня создается странное впечатление, будто вы пытаетесь меня соблазнить.

Или я ошибаюсь?

— Вы очень удивитесь, если окажетесь правы? — спросила Барбара.

— Значит, про вас все-таки рассказывают правду, — заметил он.

— А что вы обо мне слышали? — осведомилась Барбара.

— Что ваша неразборчивость сравнима с вашей красотой.

Что вы совершенно лишены скромности. И что, если вас влечет к мужчине, вы не ждете, чтобы он начал вас преследовать.

— Вот, значит, что обо мне говорят! — воскликнула Барбара, нисколько не огорченная. — Ну и что из того, если это правда, мистер разбойник? Не добавить ли мне к этому и то, что еще ни один мужчина мне не отказал?

— А как бы вы поступили, если бы таковой нашелся?

— Думаю, что убила бы его своими руками, — ответила Барбара. — Говорят, что ярость отвергнутой женщины страшнее ада. Ни один мужчина не может отвергнуть меня и остаться живым.

Лусиус засмеялся снова, но на этот раз негромко и даже с жалостью. Лицо его неожиданно смягчилось. Сев на надгробие, он взял Барбару за руку.

— Послушайте меня, леди Каслмейн, — сказал он. — Вы очень молоды, и жизнь одарила вас множеством сокровищ.

Послушайтесь моего совета и не нарушайте законов природы без особых на то оснований. Мужчина рождается охотником, женщина — добычей. Так было в течение тысячелетий, и те, кто пытается изменить порядок вещей, обычно вредят самим себе. Вызванная ими буря обрушивается на них же. Вы очень красивы, вы очень умны. Используйте же свой ум для того, чтобы управлять своим сердцем и телом. Пусть они будут слугами вашего разума, а не его господами. Сейчас мой совет, возможно, раздражит вас, но если вы послушаетесь меня, то в старости не пожалеете об этом. Предоставьте мужчинам самим добиваться вашего внимания, леди Каслмейн. Тогда вы узнаете о любви много такого, что пока вам неизвестно.

— О любви мне известно все, — возразила Барбара, и на мгновение Лусиус увидел лицо избалованного ребенка, а не уверенной в себе красавицы.

— Любовь — это нечто неисчерпаемое, — отозвался он. — Существует разная любовь, леди Каслмейн, но только высшие ее формы достойны наших стремлений.

— Откуда вам это знать? Только добиваясь любви, вкушая ее не единожды, а тысячи раз, можно убедиться в том, что это — не то, что вам нужно, пока наконец вы не найдете идеал.

— Вы заблуждаетесь, считая, что идеал можно найти таким образом! — негромко сказал Лусиус. — Неужели вы никогда не любили? Не любили по-настоящему?

Барбара отвернулась, и на секунду выражение ее глаз изменилось.

— Да, один раз, — ответила она тихо. — И это истерзало меня так, что я молилась, чтобы никогда больше такого не чувствовать. Та любовь, которую я ищу теперь, это радость и восторг, когда чье-то сердце бьется в такт с моим, блаженство соединения губ, объятия сильных рук, ощущение пламени, которое разгорается в тебе и разжигает страсть в мужчине, который обнимает тебя.

С этими словами Барбара медленно повернулась к Лусиусу. Казалось, собственные слова пробуждают в ней те чувства, о которых она говорит: глаза ее горели, из полуоткрытых губ вырывалось учащенное дыхание, грудь бурно вздымалась, так что сверкали драгоценные камни, окаймлявшие вырез лифа.

Но в глазах Лусиуса, устремленных на нее, мягкое сочувствие исчезло. Взгляд его стал твердым, как гранит. Он сказал:

— Это не любовь. Для этого есть довольно гадкое название.

Но Барбара не слушала его. Он еще не договорил, а ее руки нежно коснулись мягкого бархата его камзола. Страстно и нежно она прошептала:

— Я хочу тебя! Поцелуй меня, и ты почувствуешь, как сильно я тебя хочу!

Долгие секунды Лусиус оставался неподвижен, а потом сказал:

— Вы делаете ошибку. Вы забыли, с кем вы разговариваете! Вы, леди Барбара Каслмейн, самая знаменитая женщина Уайтхолла, не должны говорить такие вещи разбойнику, человеку, который добывает свое пропитание хитростью. Вы обитаете среди придворных и королей. В Уайтхолле есть люди, которые живут надеждой услышать слова, только что сказанные вами. Но они не для меня. Я умоляю вас забыть о том, что вы их произносили.

Лусиус встал.

— Ваша карета ждет вас, леди Каслмейн, — добавил он. — Лондон будет казаться ужасно скучным, пока вы туда не вернетесь.

Едва он успел договорить, как Барбара тоже вскочила.

— Почему вы так говорите? Почему пытаетесь от меня избавиться? Неужели вы боитесь взять то, что я предлагаю?

— Пусть причина будет именно в этом, — успокаивающим тоном проговорил Лусиус. — Время уже позднее, и вам опасно здесь задерживаться.

— Опасно? Но почему? Чего мне опасаться? Вас?

Она стояла в страшном напряжении, устремив на него пристальный взгляд, словно пытаясь выпытать какую-то тайну, которая скрывалась под спокойной безмятежностью его лица.