Они вышли из королевского сада вместе и направились, судя по всему, либо в таверну, либо в гости к судье. Там они проведут время за приятной беседой. Сообщит ли Рудольф королевскому судье о разбойнике, чей арест и смерть будут ему весьма кстати? Пэнси закрыла лицо руками. Надо что-то делать. Она вспомнила рассказ лорда Сен-Винсента о том, как некий разбойник похитил фамильные драгоценности сэра Гейджа, когда тот ехал в Лондон на коронацию его величества. Драгоценности?… Следовательно, сэр Филипп Гейдж женат! В таком случае надо первым делом убедить тетушку завтра же нанести визит леди Гейдж. Женщины болтливее мужчин, и, может быть, удастся что-нибудь выведать о замысле Рудольфа.

В восторге от своей идеи, Пэнси позвонила в колокольчик. Вошла Марта и стала помогать хозяйке одеваться. Сегодня к шести часам вечера они с тетушкой приглашены на ужин в банкетный зал. Там всегда очень весело! Надевая поверх нижней юбки из голубого муара белое атласное платье, расшитое жемчугом, Пэнси испытывала необыкновенное возбуждение.

Какое чудо этот банкетный зал! Она не переставала восхищаться его великолепием. Алые с серебром плащи музыкантов, сверкающие трубы, украшенные яркими муаровыми лентами, золото знамен – все как в сказке. Божественное звучание королевских скрипок, нежный аромат цветов и терпкий запах любимых королем французских духов – все волновало и кружило голову.

А когда появляются король и королева, в зале воцаряется торжественная тишина! Его величество – высокий, статный, темноволосый, с усмешкой в прелестных усталых глазах. Герой ее романа…

Даже теперь, спустя два года после его возвращения, взгляды придворных светятся восторгом при появлении Чарльза. О нем они постоянно думали, когда тот находился в изгнании, за его здоровье тайно поднимали тосты. Да, это был действительно их король! Человек, мужественно перенесший удары судьбы и сохранивший чувство юмора. Человек необыкновенной щедрости и доброты. Он обожал танцы, музыку и театр. Получив соответствующее высокому положению образование, король интересовался астрономией и архитектурой, химией и садоводством, обладал неистощимым запасом занимательных историй, почти всегда остроумных, но – увы! – не всегда изысканных. Неудивительно, что многие обыватели считали короля загадкой. Разумеется, им легче было понять его любовь к состязаниям: с Чарльзом немногие могли достойно сразиться в игре в мяч, причем его величество имел обыкновение играть до шести утра. Ему не было равных и в охоте, и в верховой езде, и в гребле.

Загадочный, непредсказуемый, обладающий изящными манерами и огромным мужеством, образованный человек, в котором все, казалось, кричало – это король! Так считала Пэнси, но у нее наворачивались слезы на глаза, когда король, садясь за стол, облетев взглядом гостей, останавливал взор на красивом лице Барбары Кастлмэн. А в это время его милая жена смотрела на него с обожанием…

Пэнси охватывала грусть. В сказках все по-другому! Пэнси с детства помнила: «Король женился на прекрасной принцессе. Они жили долго и счастливо и умерли в один день». Романтическая восторженность пропадала, уступая место обыкновенному человеческому участию.

Пэнси взглянула на королеву. Бедняжка! Старается сохранить последнее, что у нее осталось, – расположение мужа. Барбара Кастлмэн… Жадно хватает все, что подвернется под руку, и требует все большего и большего внимания короля, больше денег из королевской казны, больше подарков, хотя король и так щедро ее одаривает. Да, жизнь совсем не похожа на сказку, огорченно вздыхала Пэнси.

А придворные? Девушка окинула их внимательным взглядом. Взволнованный лорд-канцлер, старающийся угодить и королю, и парламенту; похотливый герцог Букингемский, чья скандальная связь с графиней Шрюсбери была широко известна при дворе; неотесанный генерал Монк, которого никто не удосуживался величать титулом герцога Албемарля, и его бесцветная незнатного рода жена, прославившаяся лишь тем, что делает все сама: и шьет, и стирает, и успевает выполнять супружеские обязанности. В обществе ее за глаза называют графиней-мартышкой.

И на других лицах лежала печать затаенных мыслей и чувств, желаний и страстей. Иногда она встречалась взглядом с Рудольфом. Ах, если бы узнать ход его мыслей! Он то улыбался ей, стараясь привлечь внимание, то не сводил глаз с Барбары.

Иногда в глазах Рудольфа появлялось странное выражение, которого Пэнси опасалась и сначала не понимала. Ей не сразу удалось разгадать его. Она впервые заметила это выражение, когда кузен заговорил с леди Дарлингтон о предмете своего страстного желания – поместье Стейверли, а тетушка заявила, что законным наследником является Люций. Пэнси и позже читала в глазах кузена затаенную беспокойную мысль: почему Люций, почему не он? И когда Рудольф беседовал с сэром Филиппом Гейджем, она видела эти глаза точно наяву. В них было все: отчаяние, тревога, нетерпение. И, как у коварного змееныша, в самой глубине таилось желание убить и успокоиться. Чтобы всякий там Люций никогда не смог помешать осуществлению его заветной мечты.

Глава 5

– Говорят, граф уехал во Францию и постригся там в монахи.

– Неудивительно, – фыркнула леди Дарлингтон, и на ее лице отразилось явное неодобрение, – при такой жене еще не то натворишь.

Леди Гейдж, тощая как жердь, с нездоровым цветом лица, больше походившего на лошадиную морду, наклонилась чуть ниже и прошептала:

– По слухам, она опять в положении.

– Охотно допускаю, – спокойно сказала леди Дарлингтон. – Это настоящее национальное бедствие. Удивительно, как особа такого сорта заняла столь высокое положение при дворе.

Пэнси, нахмурившись, сидела рядом с ними, держа на коленях вышивание. Словно и обсудить больше нечего! Она слышала это уже сотни раз, но разговоры ничего не могли изменить.

Леди Кастлмэн продолжала триумфальное шествие, целиком и полностью подчинив себе короля. У нее даже хватило ума подружиться с королевой.

Как она этого добилась, никто не мог объяснить, но не было сомнений в том, что королева не только смирилась с поражением, назначив леди Кастлмэн своей фрейлиной, но из двух зол выбрала меньшее, одарив ее своей благосклонностью, которой до сих пор удостаивались более почтенные фрейлины. Это расстроило планы тех, кто советовал ее величеству не принимать любовницу мужа ни на каких условиях. Более того, они потеряли влияние, и теперь немногие могли противостоять обворожительной графине.

Менее искушенные в интригах придворные, колебавшиеся в выборе, кому отдать предпочтение, сочли за благо на время исчезнуть из виду, осталось лишь с полдюжины злобных никчемных старух, умеющих только злословить. «Леди Гейдж, недавно появившаяся при дворе, поступила глупо, позволив втянуть себя в этот разговор, – рассуждала Пэнси. – Совершенно очевидно, ее ослепляет ревность, жгучая ревность дурнушки к женщине, которая уверена в своих чарах и умело пользуется ими».

– Я слышала, лорд-канцлер в отчаянии от того, какие суммы она берет из казны его величества.

– Говорят, король обещал купить ей дом в Беркшире за пять тысяч фунтов.

– Она ненасытна. Лорд-канцлер сказал вчера: «Эта женщина промотает все».

Пэнси встала и тихо вышла из комнаты. Пожилые дамы не обратили на ее уход никакого внимания. Их крючковатые, похожие на клюв попугая носы, казалось, еще больше заострились, блеклые губы пережевывали последние сплетни. «Ничего они этим не добьются», – устало вздохнула Пэнси, направляясь по дворцовому коридору в свою комнату. Она не скрывала своего восхищения леди Кастлмэн. Жизнерадостная, веселая, графиня всегда была королевой бала. Пэнси очень хотелось подружиться с этой красивой женщиной, пользующейся, увы, дурной репутацией. А тетушка не могла простить леди Кастлмэн, что та завладела любовью короля и приобрела при дворе безграничную власть. И Барбара Кастлмэн теперь считает графиню и ее племянницу своими смертельными врагами. Пэнси поражалась способности фаворитки привязывать к себе мужчин. К примеру, Рудольф, даже признаваясь ей в любви, искал взглядом в толпе леди Кастлмэн. Кузен, как и другие мужчины, смотрел с откровенным вожделением на это красивое капризное лицо. Пэнси поняла, что любовь бывает разная.

И все же непрекращающиеся сплетни, разговоры, слухи по поводу Барбары казались ей отвратительными. В том, что пожилые дамы находили удовольствие в злословии, было, на ее взгляд, что-то примитивное и жестокое. При удобном случае они не просто чесали бы языки, а забросали грязью объект своей ненависти. Пэнси не находила большой разницы между очаровательными придворными дамами, которые давали волю ненависти, сидя в уютных апартаментах, и толпой, с дикими криками забрасывающей камнями несчастных обнаженных женщин, привязанных к позорному столбу.

Был теплый сентябрьский день. Солнце все еще ласково согревало землю, и только легкий ветерок с реки трепал флаги на крыше дворца да ленты, украшавшие туалеты дам, прогуливающихся по набережной.

«Превосходный день для прогулки верхом», – решила Пэнси.

Она велела Марте приготовить ярко-голубую бархатную амазонку и передать конюху, чтобы тот вывел лошадь. Тетушка вряд ли хватится ее в ближайшие несколько часов – настолько увлечена разговором с леди Гейдж, приехавшей с визитом.

Пэнси теперь жалела, что поспособствовала тесной дружбе между ними. Увы, ей не удалось выяснить подробности беседы Рудольфа с королевским судьей. Леди Гейдж сразу же дала понять, что дела мужа ее не касаются. Когда Пэнси попыталась осторожно расспросить ее, она только пожала плечами и заявила, что не имеет ни малейшего понятия, чем занимается ее муж в данный момент.

– Все мужчины помешаны на своих увлечениях, – вздохнула она. – И уверяю вас, детка, сэр Филипп не исключение. Некоторые обожают охоту, петушиные бои или травлю быков собаками, а он сделал своим увлечением погоню за ворами и бродягами и гоняется за ними, как собака за зайцем. Меня такие вещи не интересуют. Как только он начинает рассказывать об арестах и виселицах, я закрываю уши и стараюсь думать о другом.

«От леди Гейдж помощи ждать не приходится», – рассудила Пэнси. В глубине души она даже посочувствовала добродушному толстяку, когда поняла, что леди Гейдж сварливая женщина, презирающая мужа, не только не помогает ему, но и слушать не желает о его делах. Самым обидным было то, что, став близкой подругой тетушки, она всегда наносила визиты одна, без мужа, а когда Пэнси с графиней ездили в гости на Чэринг-Кросс, где жили Гейджи, сэра Филиппа как назло не было дома. Пэнси пришлось искать другие пути к судье, однако день проходил за днем, а она так ничего и не придумала.

Рудольф сразу замыкался, как только она упоминала имя судьи.

– Я недавно видела вас с сэром Филиппом Гейджем, – вскользь заметила она. – Его жена стала близкой подругой тети Энн, но сэр Филипп никогда не приезжал к нам в гости…

– Вряд ли вам было бы с ним интересно, – уклончиво отвечал кузен и, как показалось Пэнси, взглянул на нее с подозрением.

– Почему? – невинным голосом осведомилась она. – Я слышала, он очень способный и на хорошем счету у короля.

– Он занят неблагодарным делом – осуждением преступников и добивается, чтобы в стране воцарились закон и порядок. Конечно, его рвение похвально – следует забыть о нужде и лишениях и сбросить груз прошлых лет.

По тому, как напыщенно говорил Рудольф, было ясно, что он повторяет слова сэра Гейджа.

– Разве повсюду царит беззаконие? Я слышала о грабежах, но неужели их так много?

– Понятия не имею, – пожал плечами кузен. – Спросите при встрече у сэра Филиппа.

Пэнси видела, что он намеренно уходит от ответа, однако ничего не могла поделать. Она вела себя очень осторожно, чтобы не вызвать у Рудольфа подозрения, будто лично интересуется разбойниками и их преступлениями. На мгновение она задумалась.

– Когда я смотрю на вас, мое сердце замирает, – произнес Рудольф томным голосом, воспользовавшись паузой. И, прежде чем девушка открыла рот, добавил: – Надеюсь, вы знаете о моем чувстве к вам. Не выразить словами, как сильно я вас люблю.

– Мы троюродные брат и сестра, и мы друзья, – заметила она, – не надо портить нашу дружбу. Мне очень нравится быть при дворе, и я собираюсь жить с тетей Энн. К тому же мы слишком мало знакомы, чтобы говорить о возвышенных чувствах.

– Но я люблю вас, Пэнси, и хочу, чтобы вы стали моей женой, – настаивал Рудольф.

Пэнси покачала головой:

– Об этом рано говорить, мы совсем недавно познакомились. О любви нельзя рассуждать с такой легкостью.

– Позвольте быть хотя бы вашим поклонником, – умолял Рудольф, но она снова покачала головой и улыбнулась, чтобы он не чувствовал себя слишком оскорбленным отказом.

Несомненно, ее уклончивость раздражала Рудольфа. Девушка прилагала немыслимые усилия, чтобы сохранить с кузеном ровные отношения, не более того. И все же она вынуждена была признать, что таким поведением ничего не добьется и о Люции ничего не выяснит.