Этой ночью Пэнси не спала, даже не прилегла на кровать. Один вид грязного одеяла и рваных простыней был настолько отвратителен, что она сидела, выпрямившись, на стуле, боясь прикоснуться к твердой деревянной спинке. Ей сказали, что богатым заключенным разрешается привезти в тюрьму свою мебель, но Пэнси не думала об этом. Грязные комнаты и стены, в которых наверняка гнездились клопы, действительно пугали ее, но даже если бы постель застелили тончайшим полотном, а подушки были мягкими, она все равно не смогла бы сомкнуть глаз.

Вскоре Пэнси поняла, почему эти комнаты считались лучшими в тюрьме, – они выходили окнами на улицу, но крики и шум, доносившиеся из беднейших кварталов, были такими громкими, что только страшно утомившись можно было бы заснуть.

Порой Пэнси казалось, что шум издают не люди, а дикие звери, и, вспомнив тех, кого видела во дворе тюрьмы, подумала, что некоторые заключенные, вероятно, уже потеряли человеческий облик.

Она сидела на стуле перед потухшим камином, за окном сгущалась ночь, и Пэнси начинала осознавать, в каком скверном положении очутилась. Пэнси понятия не имела, как обнаружилось, что Кристиан Драйсдейл мертв, хотя не сомневалась, что тут не обошлось без Барбары Кастлмэн.

Филипп Гейдж пришел арестовывать ее сразу же после посещения фаворитки короля, а до визита к ней он не собирался никого арестовывать, иначе леди Гейдж не стала бы пользоваться тетушкиным гостеприимством. Это очевидно. Но каким образом леди Кастлмэн стало известно, что Кристиан Драйсдейл убит, а Пэнси когда-то была его женой? Она понятия не имела.

Утром адвокат более подробно рассказал о выдвинутом против нее обвинении, а через несколько дней принес еще более мрачные новости.

– Они нашли тело мистера Драйсдейла, – сказал он Пэнси, появившись в тюрьме. – Я знал, что они искали его последние два дня, и вот прошлой ночью нашли и привезли останки в Лондон.

– Разве это что-то меняет? – спросила Пэнси. – Они знали, что он мертв.

– Они только предполагали, что он убит, основываясь на показаниях свидетеля, – ответил адвокат. – Но они должны были доказать убийство, а теперь, когда тело найдено, это не составит труда.

– Кто-то видел, как его убили? – удивилась Пэнси. – Вероятно, один из кучеров дал показания против меня?

– Вы правы, – кивнул адвокат. – Сейчас он сержант королевского полка, находящегося в подчинении его величества, и, думаю, он-то и будет главным свидетелем обвинения.

Пэнси старалась вспомнить, как выглядели кучера, но перед глазами возникли только две тени: сначала – прячущиеся в темноте за деревьями, а потом – поднимающие монеты, которые бросил им разбойник.

– Разве все обвинение строится только на словах свидетеля? – спросила она.

– Вас арестовали только на основании его показаний, – ответил адвокат. – Вы понимаете, этого недостаточно, однако сэр Филипп вынужден был прибегнуть к аресту под давлением некой леди, чья власть при дворе временами выходит за границы порядочности.

Адвокат говорил очень сдержанно, и Пэнси поняла, что есть мужчины, на которых чары леди Кастлмэн не действуют.

– Я заявил протест, – продолжал адвокат, – но он не возымел должного эффекта, поскольку обвинение усилилось и любые действия против вас теперь оправданы.

– Я понимаю, – тихо сказала Пэнси.

Адвокат взглянул в свои бумаги:

– Они также допросили священника, который вас венчал. Полагаю, он сделал заявление, подтверждающее, что церемония, как утверждалось, происходила в полночь.

– Я этого не отрицала, – произнесла Пэнси.

– Теперь нужно доказать, что этот разбойник действительно существует, – продолжал адвокат. – Никто не говорит, что вы собственной рукой убили мужа. Естественно, это невозможно, ведь Драйсдейл был крупным мужчиной, а вы необычайно хрупкая и слабая. Но обвинение утверждает, будто вы наняли убийц, и если прокурору удастся это доказать, тем самым он докажет и то, что убийство в действительности произошло.

Для Пэнси постепенно становилось ясно, с какой дьявольской хитростью леди Кастлмэн сплела паутину. Разумеется, кучер скажет правду, у него не было причин скрывать, что он видел разбойника, или утверждать, что дуэль двух джентльменов, одинаково хорошо владеющих шпагой, была несправедливой.

Пэнси не сомневалась, что именно леди Кастлмэн придала истории зловещий характер. Самым трудным будет объяснить, каким образом к ней попали деньги Кристиана Драйсдейла. Вопрос, откуда у нее взялось состояние, еще не возникал, но рано или поздно станет известно, что Драйсдейл вез с собой деньги, полученные в качестве налогов. Проницательный человек быстро сообразит что к чему, и на состояние Пэнси падет подозрение. Ко времени Реставрации только у нескольких роялистских семей водились деньги, а то что поместье Стейверли было конфисковано, знали все. Знакомые ее отца или дядюшек были удивлены, что Пэнси оказалась богатой наследницей. Они ни о чем ее не расспрашивали, хотя намекали, мол, им вполне можно довериться, выдавая тем самым снедаемое их любопытство. Что ж, скоро их любопытство проявится открыто, и ее защита не в силах будет ответить на вопрос, откуда у нее взялись деньги. Пэнси ясно представляла, как будет строиться обвинение.

Кристиан Драйсдейл, почтенный сборщик налогов, увлекся очаровательной дочерью бедного маркиза, которому время от времени наносил визиты. Он ухаживал за девушкой, и она, боясь признаться родным, что хочет выйти за него замуж, согласилась бежать с ним глубокой ночью. Однако ее интересовал вовсе не он, а его богатство. Девица жаждала завладеть его состоянием. Она наняла убийц, которые после свадебной церемонии убили Драйсдейла и помогли невесте убежать с добычей.

«В эту историю легко можно поверить», – подумала Пэнси, хотя сама она вызовет у части общества определенную симпатию как член роялистской семьи, поддерживающей короля Чарльза, однако, несомненно, найдутся люди, которые поверят, что леди Вайн способна совершить преступление только потому, что принадлежит к кругу придворных. Многие обыватели в Англии были шокированы свободными нравами Уайтхолла.

Но что бы о ней ни говорили, что бы с ней ни случилось, какой бы приговор ни вынесли, она никогда не выдаст человека, которого любит, человека, который спас ее от жизни худшей, чем смерть.

– Опишите разбойника, – настаивал адвокат. – Он был высокого роста или среднего?

– Я не помню, – солгала Пэнси.

– Во что он был одет?

И снова Пэнси покачала головой.

– Вы можете вспомнить хотя бы цвет его камзола? – спросил мистер Добсон.

– Боюсь, что нет, – ответила Пэнси. – Я едва взглянула на него.

Адвокат нарочито медленно отложил ручку, давая понять, что, если бы он не сдерживался, ручка полетела бы на пол.

– Обвинение утверждает, – сказал он ледяным тоном, – что вы удалились в лес с разбойником в то время, когда для человека, который был вашим мужем, рыли могилу. Там вы оставались с ним довольно долго, а когда возвращались на поляну, ваша рука была в его руке.

– Я… я не могу этого припомнить, – дрогнувшим голосом произнесла Пэнси.

– Так вы ходили в лес с этим человеком? – спросил мистер Добсон.

– Я… я не помню.

– Леди Пэнси, вы говорите мне неправду! – вскричал адвокат. – Я не могу понять, почему вы хотите защитить этого человека, отказываясь дать его описание. Вы видели его, вы разговаривали с ним, вы были с ним в лесу и вы утверждаете, что ничего не можете о нем вспомнить. Для этого у вас должна существовать веская причина, но какая бы она ни была, прошу вас, поведайте ее мне. Если вы не будете откровенны, мы проиграем дело.

Пэнси встала.

– Я хочу вам кое-что сказать, мистер Добсон, – тихо произнесла она. – Наверное, вы сочтете меня неблагодарной и немного не в себе, но я поступаю так, как считаю правильным. Мистер Добсон, я больше не нуждаюсь в ваших услугах.

Адвокат в изумлении воззрился на нее, потом резко спросил:

– Если я правильно понял, вы предпочли бы другого адвоката?

– Нет-нет, – быстро сказала Пэнси. – Вы сделали для меня все, что могли, и, разумеется, я по достоинству оценю ваши услуги. Но я решила, что мне не нужна защита. По мере возможности я отвечу сама на любой вопрос, который мне зададут, но я бы предпочла, чтобы у меня не было защитника.

– Вы сошли с ума! – воскликнул адвокат.

– Я боялась, что вы так подумаете, – ответила Пэнси. – Но все-таки приняла нелегкое для меня решение. Я предстану перед судом и буду защищать себя сама.

– Но… но это невероятно, – пробормотал мистер Добсон.

– Это незаконно? Мне не разрешат вести собственное дело?

– Нет, все законно, и вы можете так поступить, если хотите, но… это сумасшествие.

– Значит, вы считаете, что я сошла с ума? – мило улыбнувшись, спросила Пэнси. – Уверяю вас, это лучший выход. Я не могу ответить на ваши вопросы, не могу последовать вашему совету, наконец, я бы не хотела, чтобы вы вели дело, не веря в благоприятный исход.

Мистер Добсон с шумом захлопнул папку:

– Леди Пэнси, я весьма сожалею о вашем решении и в то же время чувствую, что, по-видимому, вы правы. Если вы не дадите мне нужные сведения, если не поможете подготовить краткое изложение дела для вашей защиты, будет лучше, если вы выступите сами. Вы очаровательная молодая женщина, не сочтите меня дерзким. Есть шанс, что ваша красота окажет на присяжных такое действие, какого не в состоянии оказать самые хитроумные законные доводы. Я могу только пожелать вам удачи и пообещать, что, если я вам понадоблюсь или вы измените решение до того, как дело попадет в суд, я к вашим услугам.

– Спасибо, мистер Добсон!

Пэнси протянула ему руку и, услышав, как за ним закрылась дверь, с облегчением вздохнула. Совсем не просто далось ей это решение, но она была убеждена, что поступила правильно, и теперь при мысли, что адвокат не будет больше мучить ее вопросами, почувствовала облегчение, у нее словно гора с плеч свалилась.

Ей было очень трудно говорить уклончиво, видеть, как на каждом шагу ее подстерегают ловушки. Итак, она встретится с присяжными один на один, и на мгновение ей показалось, что это лучше, чем объясняться с собственным адвокатом.

Пэнси, не переставая, ходила по комнате. Что может быть ужаснее ожидания! Если бы только суд мог начаться сейчас, худшее бы осталось позади. Невыносимы были и сама тюрьма, и неизвестность. Если обвинение выиграет, она знала, какая страшная участь ее ждет. Пэнси закрыла лицо руками. «Я не храбрая, я трусиха», – горевала она, а потом вспомнила, что Ричард умер с улыбкой на устах, молясь за короля. Она была не такая храбрая, как он, и все-таки сознавала, что, скорее, боится не смерти, а собственного страха.

Пэнси подумала: не такие ли чувства испытывал Ричард перед судом, как она сейчас? Ему не пришлось долго ждать. Как выяснилось позже, его схватили в таверне на окраине Лондона, где он скрывался, и после двух дней пребывания в тюрьме привели к эшафоту на Чэринг-Кросс. Иногда в ночной тишине Пэнси казалось, что Ричард где-то рядом. Она шепотом звала его по имени, стараясь вызвать из небытия родную душу. «Что лежит за порогом смерти?» – спрашивала она себя, как и многие до нее. Полное исчезновение, или существует другая, загробная жизнь, более интересная и прекрасная, чем здесь, на земле? Пэнси молилась до тех пор, пока слова не теряли смысл и она не превращалась в некое существо, жаждущее получить от Господа мудрость и понимание. Всю жизнь она читала молитвы, ходила в церковь и молилась Создателю. Но только сейчас поняла, как мало для нее значило слово «молитва».

Теперь, когда все ее существо умоляло Господа дать ей покой, она знала, что молитва не просто повторение слов, а самое трудное действо в мире. Пэнси молилась и молилась, но никакого ответа не получала, и временами ей казалось, что забыта и Господом, и всем миром.

И сейчас, расхаживая по комнате, внезапно почувствовала удовлетворение от того, что нашла в себе силы отказаться от адвоката. Разумеется, ни он, ни тетушка, ни кто-либо другой не поймут ее. «Не такая уж я трусиха», – подумала Пэнси и твердо решила: какие бы испытания ни выпали на ее долю, у нее хватит мужества все вынести.

Нельзя сказать, что она открыла для себя Господа, но неожиданно на нее снизошел покой, избавивший от страданий последних недель быстрее, чем если бы ее посетила тысяча ангелов с сияющими нимбами. Пэнси знала главное: жизнь в ней не умерла, она не одна и не забыта. Ее глаза излучали какой-то новый свет.

Однажды дверь открылась и надзирательница ввела леди Дарлингтон. Они нежно расцеловались и сели рядышком на диванчик, держа друг друга за руки. Леди Дарлингтон распорядилась доставить в тюрьму мебель, ковры, постельное белье и другие вещи, и хотя комната преобразилась, для Пэнси и тетушки она оставалась камерой, где Пэнси насильно держали под замком.

– Как ты чувствуешь себя, дорогая? – спросила леди Дарлингтон.

– Неплохо, тетя Энн, – ответила Пэнси. – Но вы совсем себя не бережете. Выглядите усталой, похудевшей, платье стало свободнее, чем когда я вас видела в нем последний раз.