Белоснежное Горло лишь на мгновение встретился глазами с Пэнси, как бы прощаясь, прежде чем отступить. Толпа продолжала ликовать и выкрикивать ободряющие слова. У выхода из зала разбойник приказал своим людям:

– Следите за дверьми и несколько минут никого не выпускайте.

– Будьте спокойны, сэр, и в добрый путь!

Пэнси показалось, что промелькнуло мгновение, как он был здесь и, стоя перед судом, произнес речь в ее защиту, и вот его нет, исчез, словно испарился, вместе со своими друзьями.

У двух других дверей возникла суматоха. Молодые крепкие парни что-то с жаром доказывали солдатам, которые, силой расталкивая людей, пробирались к выходу в погоню за Белоснежным Горлом.

Отвечающий за порядок во время заседаний судья пытался перекричать шум, надеясь обратить на себя внимание:

– В погоню! Лови его! За его голову обещана тысяча гиней.

В ответ раздался хохот и пожелания хорошенько подумать, как поступить со своей собственной головой.

Еще какое-то время то тут, то там вспыхивали перебранки, но громкий голос судьи остудил пыл присутствующих, и все стихло.

– Господин главный обвинитель, не возникли ли у вас какие-либо дополнительные соображения после столь необычного слушания по делу? – осведомился он.

Поднявшись, сэр Балсомбе Джонс ответил:

– Милорд, от имени его величества я хотел бы отвести обвинения по делу подсудимой леди Пэнси Вайн и предъявить их в другое время и другим лицам, которые в настоящее время не находятся под арестом.

Из зала раздались выкрики: «Он и дальше не будет под арестом!», «Вы его не получите, даже не старайтесь…».

Судья опять был вынужден призвать зал к порядку и, когда установилась тишина, сказал:

– В таком случае мой долг, моя обязанность, – он намеренно растягивал паузы, – сообщить, вернее, с удовольствием сообщить, что я снимаю обвинения с леди Пэнси Вайн как безосновательные и не соответствующие истине.

Не успел он закончить последнюю фразу, как раздались ликующие крики в разных частях зала, и впервые за время, проведенное в тюрьме, Пэнси не сдерживала слез, и они текли по щекам. Это были слезы радости, ведь тот, кого она любила, опять пришел к ней на помощь и спас ее.

Глава 12

Пэнси возвратилась во дворец. Все восторженно поздравляли ее: и друзья, и те, кого до вынесения приговора она считала врагом. Впрочем, девушка и раньше ни с кем не ссорилась, а теперь старалась не замечать даже самую откровенную лесть.

Она была благодарна судьбе, что оказалась дома, и, вернувшись, первым делом отправилась в королевскую часовню. Там, преклонив колени на обитую бархатом скамеечку, Пэнси горячо молилась и благодарила Всевышнего за ниспосланное избавление. Правда, радость омрачалась сознанием, что Люций в еще большей опасности, чем когда бы то ни было.

Власти вряд ли забудут, как он держал на мушке королевского судью и присяжных, а суд и закон выставил на всеобщее посмешище. Люди об этом только и говорили. А то, как он защитил Пэнси, появившись в суде в столь драматичный момент, сделало его самой знаменитой личностью.

Мальчишки в самодельных масках играли только в разбойников. Те, кто был постарше и повыше ростом, непременно становились Белоснежным Горлом, те же, кто послабее, яростно протестовали, когда им предлагалось довольствоваться ролью Далримпла, королевского судьи.

Придворные дамы и кавалеры, не присутствовавшие в тот день в суде, умоляли Пэнси в подробностях изложить события, связанные с появлением в зале суда Белоснежного Горла. Дамы, конечно, расспрашивали о внешности героя. Выслушав Пэнси, они приходили в восторг и заочно влюблялись в разбойника, каждая по-своему представляя его в своем воображении. Апартаменты леди Дарлингтон осаждались женщинами и девушками всех возрастов, желавшими услышать пикантные подробности, поскольку то, что они знали, не выходило за рамки обычной романтической истории.

Пэнси и не предполагала, что при одной лишь мысли о любимом человеке может бросать в дрожь и что хочется видеть его ежеминутно и ежечасно. Она с трудом скрывала чувства от любопытных дам, а они страстно желали разгадать ее тайну.

Ее любовь была такой сильной, что доставляла ей не только душевные страдания, но и физические. Думая о Люции, она находилась в постоянном напряжении, боясь, как бы с ним не случилось беда. Пэнси воскрешала в памяти каждую деталь, каждое мгновение того дня. Вот он появляется в зале суда, медленно идет по проходу, гордо откинув голову. В уголках губ улыбка, заставляющая трепетать сердце. Пэнси хотелось вскочить с места и кинуться к нему в объятия. Она с трудом справилась тогда с безрассудным желанием, но душа, испытав блаженство, потеряла покой. В глазах Люция она увидела, что он любит ее и понимает, как она страдала в Ньюгейте, понимает, до чего ее унизили, оскорбив ее чистоту и благородство.

Пэнси размышляла о том, как много могут сказать друг другу два человека одним лишь взглядом, если их сердца бьются в унисон, если их души воссоединились. Во время кошмара судебного разбирательства она уже знала, что они созданы друг для друга.

Наверное, в прошлой жизни они были одним целым, и понадобились столетия, прежде чем их судьбы снова переплелись. Ниточка, связывающая их, вот-вот должна была порваться, и они встретились.

Пэнси думала, что во время первой встречи в лесу подсознательно почувствовала, что они созданы друг для друга. Ни разу с тех пор она не вспоминала о нем как о постороннем, напротив, расставшись после короткой встречи, ей казалось, что они давно знакомы и знают друг о друге все. Слова казались лишними, их души соединились.

Она молилась, закрыв глаза, и ощущала его поцелуй на губах, его руки, обнимавшие ее в библиотеке их дома в Стейверли. Это Господь даровал им возвышенную любовь и благословил, ниспослав свою милость. Пэнси знала тогда и понимает теперь, что такая любовь – необыкновенный дар, который редко кому дается, а уж сколько любовь продлится, мгновение или годы, – неизвестно.

Пэнси вдруг подумала, что даже не мечтает о будущем. Она не могла себе вообразить, что они с Люцием будут жить вместе, не подвергаясь преследованиям, и займут в обществе достойное их происхождения положение. Она не отваживалась взглянуть в глаза судьбе и тем более облечь в слова свое и его будущее.

Люций в опасности! Пэнси молила Бога о его спасении. Она боялась, как никогда в жизни, того, что закон, наказывая, сокрушит его. И больше всего боялась Барбары Кастлмэн.

Пэнси запомнила выражение лица фаворитки короля, когда та выходила из зала суда. Мегерой проследовала в сопровождении друзей к карете. Мрачная, в отвратительном настроении, крепко сжав губы, она получила парочку сомнительных комплиментов из толпы. Возвращаться во дворец и сознавать, что девчонка, которую, по ее замыслу, должны были вздернуть на виселице, стала героиней дня, ей было невыносимо. Обычно Барбара показывала на людях свое недовольство весьма грациозно. Иногда просто передергивала плечами. На сей раз она была вне себя от гнева, и многие на собственной шкуре ощутили последствия краха ее надежд, когда Барбара вернулась во дворец. Досталось и королю. Чтобы умилостивить даму своего сердца, ему пришлось в очередной раз расстаться с драгоценностями и взять значительную сумму денег из казны, однако даже это ее не успокоило.

Когда же галантные кавалеры попытались сгладить неприятное впечатление от суда, Барбара немедленно заподозрила их в издевке, и мысль о том, что над ней тайно потешаются, лишь подлила масла в огонь.

Все это очень напоминало те дни, когда она впервые приехала в Лондон. Бедная провинциалка в допотопных деревенских нарядах бросалась в глаза – убогая одежда явно не сочеталась с яркой внешностью ее обладательницы. Она не забыла, как двор смеялся над ней и обходился до обидного снисходительно, делая из нее чуть ли не шута.

Барбара немедленно перешила платья, добавив кое-какие детали к туалетам, и превратилась в красавицу и элегантнейшую особу. Сразу став украшением двора, она добавила блеска столичному обществу. Но тех страданий от жалкой бедности Барбара не забывала никогда, даже во время триумфального шествия по жизни. Давно забытое чувство унижения всколыхнулось вновь. Ей казалось, что те, кто расточает комплименты и поет дифирамбы, подсмеиваются над ней.

Возможно, прежде всего, память о постоянных жалобах матери на бедность сделала Барбару алчной и ненасытной. Конечно, будь жив отец, все могло обстоять иначе, но, увы, виконт Грэндисон умер от ран, полученных при осаде Бристоля. Все, кто его знал, рассказывали о смелости и отваге виконта, считали человеком справедливым и честным, он служил примером для многих, кто находился у него в подчинении. Отец наверняка бы сумел наставить юную небесталанную дочь на путь истинный, и тогда красота сослужила бы ей другую службу, нежели приманивание и совращение мужчин. Барбару же воспитывала мать, слабохарактерная женщина, вечно жалующаяся и всем недовольная. Отчим вообще игнорировал падчерицу. Барбара чувствовала себя никому не нужной и жила почти приживалкой.

Ей всегда хотелось иметь то, чего она раньше при всем своем желании иметь не могла. Достигнув же цели, не радовалась, а мечтала уже о другом, и чем скорее одна мечта воплощалась, тем ближе становилось осуществление следующей. Барбара превратилась в ненасытную хищницу. К тому же жизнь в Уайтхолле научила ее следовать правилу – чем больше попросишь, тем больше подадут. Сейчас, когда ее обставили в собственной игре, когда Пэнси освободили, вместо того чтобы повесить, и долго вынашиваемые планы мести провалились, она, не в силах что-либо изменить, обрушила свой гнев на окружающих.

Барбара обладала изощренным умом и отличалась редкой наблюдательностью. Она заметила, какими нежными взглядами обменялись в зале суда Пэнси и Белоснежное Горло. Они любят друг друга, догадалась она, и решила при случае использовать это. Когда Белоснежное Горло произносил речь в защиту Пэнси, она внимательно следила за его манерами, видела, как затаив дыхание все слушают его, в том числе притихшие присяжные. Барбара почувствовала, что голос разбойника оказывает на нее странное, гипнотическое действие. Ей нравился этот голос, в то время как произносимые слова приводили в ярость – каждое сказанное им слово как бы освобождало Пэнси от паутины, которую она так тщательно сплела.

Барбара не могла отделаться от мысли, что уже после того, как разбойник умолк и слушание дела закончилось, в ее ушах еще долго звучал его голос, он преследовал ее даже по возвращении во дворец. Ночью Барбара проснулась и живо вспомнила его манеру держать голову и блеск глаз в прорезях маски. Она никогда не сомневалась в собственных желаниях, а думала лишь о том, как их поскорее осуществить. Пожалуй, одним из главных достоинств ее характера было именно то, что она никогда не притворялась и не изворачивалась перед собой.

Лежа в постели после бурно проведенного дня, Барбара могла думать только о Белоснежном Горле. Она снова хочет увидеть его! Трудности, связанные с исполнением этого внезапно возникшего желания, только разжигали ее страсть, и, лежа без сна, она размышляла, как его осуществить. В голове мелькали самые разнообразные планы.

Она не сомкнула глаз и в следующую ночь, мысли в беспорядке перескакивали с одного на другое, как обезьянка прыгает с ветки на ветку. Из тысячи возникших идей она наконец выбрала одну, и горничная, заглянув в спальню в девять утра, была немало удивлена, обнаружив, что госпожа уже встала.

– Вы так рано сегодня поднялись, миледи, – отважилась вымолвить служанка, заметив, что шторы раздвинуты и снова ложиться в постель хозяйка не собирается.

Барбара посоветовала ей не лезть не в свое дело, а лучше позвать дворецкого. Больше всего на свете она не любила ждать, поэтому самым невыносимым при распутывании какой-либо дворцовой интриги для нее было ожидание срочной информации от того, кому ее поручалось раздобыть. В большинстве случаев, если не всегда, она награждала осведомителя оскорблениями, даже когда информация была самая верная, только за то, что, как ей казалось, это делалось не слишком проворно.

Она приказала дворецкому немедленно отправляться за новостями, хотя незадолго до этого отослала гонца к Рудольфу, который жил в доме на Чэринг-Кросс. Тот, получив послание фаворитки, не заставил себя долго ждать, понимая, что неразумно настраивать против себя Барбару даже незначительным неповиновением. Он, как и его величество, принял на себя большую порцию ее ярости после окончания судебного разбирательства и теперь не имел ни малейшего желания вновь вызвать раздражение фаворитки короля. И хотя, по его мнению, было верхом неприличия нестись сломя голову во дворец на виду у всех, даром времени не терял, а когда входил в покои леди Кастлмэн, та уже металась по комнате из угла в угол.

Она свирепо взглянула на Рудольфа, и его будто окатило ледяной водой Северного моря в морозное декабрьское утро. Ее настроение менялось стремительно, так меняется цвет волны при взлете и падении. Только что она была приветливой и лучезарной, лаская голубыми глазами, согревая улыбкой, как согревает солнце в ласковый денек, как вдруг налетала буря, глаза метали громы и молнии, и вся она становилась взбудораженной, точно штормовое море, чьи гигантские волны бьются о скалу.