Королева вздохнула и, наклонившись, положила ладонь на пылающий лоб Пэнси.

– Я вижу, что он много значит для вас, моя дорогая фрейлина. Вы любите его, не так ли?

– Всем сердцем, всей душой, – отвечала Пэнси.

– А если бы вам сейчас представилась возможность выйти за него замуж, как бы вы поступили?

– Я готова босиком идти за ним хоть на край света. Если он только пальцем поманит меня. Я люблю его, ваше величество, и он меня любит. И любовь эта, я сердцем чувствую, дарована нам самим Богом.

Королева опять вздохнула. Пэнси увидела, как тень пробежала по лицу ее сиятельства, вероятно, она подумала о своей неразделенной любви к королю. Усилием воли королева заставила себя позабыть о своих горестях и, взглянув на фрейлину, сказала:

– Я подумаю, чем вам можно помочь. Согласитесь, это сделать нелегко. Но когда представится удобный случай и его величество решит выслушать меня, я расскажу ему все, о чем вы мне только что поведали.

Пэнси припала губами к руке королевы.

– Благодарность моя безгранична, ваше величество, – прошептала она.

– Не стоит благодарности, еще ничего не сделано. Хотя, мне кажется, его величество будет тронут вашей преданностью лорду Став… как правильно?… Стейверли?

– Да, Стейверли, ваше величество, – улыбнулась Пэнси.

Она хотела еще что-то добавить, но в это время раздался стук в дверь и появилась служанка с кувшином ароматной воды. Королеве пора было одеваться, и Пэнси следовало удалиться. Она склонилась к руке королевы и коснулась ее губами, затем, присев в низком реверансе, уступила место двум другим фрейлинам, которые уже стояли рядом с ее величеством, готовые приступить к своим обязанностям. Когда Пэнси была у дверей, королева произнесла:

– Я не забуду, что вы мне рассказали, леди Пэнси. Мы должны обе просить об этом Господа в наших молитвах.

Пэнси шла по длинному коридору к себе, думая о том, как легко стало на душе. Ее охватило чувство необыкновенной теплоты и благодарности к милой королеве. Бедняжка! Нелегко быть женой самого жизнерадостного и обожаемого подданными короля, который когда-либо всходил на трон Англии. Корона, конечно, нелегкое бремя! Но у королевы она лежала еще и тяжелым камнем на сердце. От судьбы не уйдешь: она полюбила короля, назвавшего позже ее своей женой. Лучше бы мужем этой милой женщины был обыкновенный человек, а не король, раздающий любовь особам алчным и честолюбивым. И не только любовь, к сожалению!

Пэнси вошла в комнату тетушки и застала ее спящей на диване, раскрытая книга на коленях – всего лишь предлог. Она и строчки не прочитала! Книга была открыта на том же самом месте, что вчера, день назад и третьего дня.

Леди Дарлингтон не слышала, как вошла племянница, она с трудом открыла глаза, почувствовав, что Пэнси склонилась к ней.

– Вы спали, тетя Энн?

– С какой стати? – недовольно фыркнула тетушка. – Я читаю и всего лишь на миг прикрыла веки, чтобы поразмыслить.

Пэнси старалась всем своим видом показать тете Энн, что допустила бестактность и виновата, однако глаза сверкали и искрились помимо желания. Она осторожно сказала:

– Извините, тетушка, за беспокойство, но нам пора одеваться. Сегодня мы приглашены на ужин к леди Хайд.

– Я и сама не забыла! С чего бы это леди Хайд созывает ради нас гостей? – проворчала тетушка.

– Полагаю, гостей там соберется немного, разумеется, опять начнутся расспросы про Ньюгейт. Признаться, я не могу без отвращения вспоминать об этой грязной тюрьме, не говоря уж о том, чтобы рассказывать.

– Ничего, детка, не поделаешь – на тебя нынче мода, – заметила леди Дарлингтон. – Вот и сегодня поступило, по меньшей мере, пятнадцать приглашений на ужин. А я не перестаю поражаться тому, что, когда ты сидела в тюрьме, визитеров почти не было. И полдюжины не набралось бы за все время. Да и то приходили крадучись, как бы кто не заметил.

– И неудивительно! Лишний раз убеждаешься, как мало при дворе искренних друзей и как мало стоят заверения в любви и преданности некоторых, – улыбнулась Пэнси.

– Вот, вот! Рудольф как раз будет на этом ужине, – подхватила леди Дарлингтон. – Уж в его преданности сомневаться не приходится. Он каждый день наведывался ко мне, когда ты была в тюрьме.

– Его интерес мне понятен, – резко ответила Пэнси. – Если бы знала, что он будет на вечере у леди Хайд, то упросила бы тебя не принимать приглашение.

– С какой стати? Тебе нужно не бегать от него, а прямо, без обиняков, сказать, что замуж за него никогда не выйдешь, если, конечно, действительно не собираешься. Отрезать раз и навсегда! – кипятилась тетушка.

– Кузену не ответы, не слова мои нужны, а деньги, тетушка Энн! Деньги… Я нисколько в этом не сомневаюсь. К тому же он меня не любит, несмотря на пылкие заверения в своем чувстве. Я же вижу, какими глазами он смотрит на леди Кастлмэн, и абсолютно убеждена: по-настоящему Рудольф любит только ее.

– Мужчина может любить одну женщину и желать другую, – глубокомысленно изрекла леди Дарлингтон. – Не истолкуй мои слова превратно: я вовсе не хочу, чтобы ты вышла замуж именно за него. Я ему не доверяю, но почему – до сих пор объяснить себе не могу.

Пэнси хотела объяснить ей, в чем тут дело, однако промолчала. Зачем тревожить пожилую женщину? Начнет волноваться, узнав, что Люций жив и здоров, но в большой опасности. Лучше всего положиться на судьбу и оставить леди Дарлингтон в неведении.

Придя к себе, Пэнси неожиданно подумала, что чувствовала бы себя намного легче, откройся она тетушке, да и многим другим людям. Пэнси не переносила ложь и хитроумные уловки, и постоянное притворство, будто она знать не знает, кто такой Белоснежное Горло и почему он спас ее на суде, тяготило ее. Она даже чувствовала себя предательницей, когда обстоятельства заставляли лгать, но в то же время отдавала себе отчет: в нынешнем положении иначе поступать нельзя. Если властям станет известно, что они связаны с Люцием какими-либо узами, пусть даже кровным родством, это не принесет им добра. Пэнси тяжело вздохнула и подумала, какое платье надеть ей самой. Марта в тот день как раз закончила возиться с новым платьем и настояла, чтобы хозяйка облачилась именно в него, хотя Пэнси горячо доказывала, что оно чересчур роскошное для званого ужина у леди Хайд.

– Я так старалась, миледи, – умоляла Марта, – шила его, пока вы были в тюрьме. Пожалуйста, доставьте мне удовольствие. Я мечтала о том, как вы его наденете.

Решив сделать Марте приятное, Пэнси облачилась в новое платье и посмотрела в зеркало. Действительно, у нее еще не было наряда, который бы так шел ей. Платье, как и у королевы, сшито из белого атласа. Но если атлас королевского платья был плотным и стоял пышными складками, то этот – мягкий и податливый. Платье облегало каждый изгиб фигурки Пэнси, ниспадая мягкими волнами. По краям выреза, на рукавах и на лифе у талии пенились дорогие кружева. Марта приготовила и платочек, точь-в-точь как тот, что носил у сердца возлюбленный Пэнси. У нее не было драгоценных украшений, которые следовало надеть с новым туалетом, поэтому она украсила прическу двумя белыми розами, а третью задрапировала в кружевах выреза на груди. Розы издавали тончайший аромат, напомнивший ей благоухание розовых кустов в Стейверли, и она почувствовала непреодолимое желание побыстрее вернуться туда.

Пэнси уже давно поняла – жизнь во дворце не для нее. Время первых восторгов прошло, и теперь ей страстно хотелось вновь слушать веселое щебетание птиц вместо наскучивших королевских менестрелей, ощущать аромат нежных цветов вместо дорогих французских духов, коими двор злоупотреблял последнее время, – не только дамы, но и мужчины переняли эту моду у короля и щедро поливали себя духами, которые по заказу двора присылали из Парижа.

Она мечтала жить в Стейверли, но без Люция в родном поместье счастья и успокоения ей не найти. Всякий раз, когда она думала об этом, на глаза набегали слезы. Пэнси старалась сразу же прогнать прочь невеселые мысли, сознавая, что сейчас не время предаваться печальным размышлениям. Еще раз посмотрела на себя в зеркало. Она не испытывала никакой радости от того, что красиво выглядит, что новое платье ей так к лицу. Вот если бы Люций мог ее сейчас видеть…

Из гостиной донесся голос леди Дарлингтон. Пора отправляться! Прихватив любимую накидку, подбитую мехом, и поцеловав в щечку Марту, Пэнси торопливо покинула комнату.

Леди Хайд жила от них в получасе ходьбы, и они с тетушкой не торопясь шли по галереям дворца, надеясь прийти пораньше. По дороге их многие останавливали, интересовались у Пэнси самочувствием, поздравляли с окончанием неприятных дел в суде, и все эти расспросы и разговоры возвращали Пэнси к действительности, она говорила в ответ ничего не значащие фразы, будучи всеми мыслями далеко от Уайтхолла.

После изысканного ужина гости леди Хайд разделились: молодые, в их числе дочери леди Хайд и Пэнси, отправились в соседнюю комнату играть в фанты и шарады, а пожилые леди и джентльмены расположились за карточным столом.

Когда начали играть в модные при дворе игры «Я садовником родился» и «Да и нет не говорите», Пэнси отвлеклась от печальных мыслей и с удовольствием приняла участие в охватившем молодежь веселье.

Далеко за полночь леди Дарлингтон, с довольной миной пересчитав выигрыш, поднялась из-за стола. Она услышала веселый серебристый смех племянницы и, обратившись к хозяйке, сказала:

– Я так рада, леди Хайд, что моей племяннице понравилось у вас. Слава Богу! Наконец-то она смеется. Какие муки ей пришлось перенести!

– Вы совершенно правы, – заметила леди Хайд. – Вам, конечно, тоже пришлось нелегко. Еще неизвестно, как все это скажется на ее здоровье. Такие удары судьбы оставляют порой глубокие следы в душе. Относитесь к ней повнимательнее. Прошу прощения, леди Дарлингтон, что даю вам подобные советы. Вы и сами не хуже меня все понимаете.

Дамы тихо беседовали, расположившись на удобном мягком диване, и было уже около двух ночи, когда Пэнси, взглянув на часы, спохватилась и подошла к тетушке с виноватым видом.

– Тетя Энн, вы, должно быть, так устали! Почему вы не сказали, что нам пора возвращаться домой? И я хороша! Простите, что вас заставила ждать, ведь уже так поздно.

– Ничего подобного! Я совсем не устала, а сидела здесь и радовалась тому, что тебе весело, моя дорогая девочка.

– Было очень весело, тетя Энн. Детские, по существу, забавы, но очень смешные, – ответила Пэнси, а леди Дарлингтон с удовольствием смотрела на радостное личико племянницы.

– Вы позволите проводить вас, тетя Энн, если вы уходите? – спросил Рудольф.

Пэнси взглянула на него. Поведение кузена удивляло ее весь вечер. Он не пытался искать ее общества, оставался одинаково ровным со всеми, поддерживал дружескую беседу, был мил и ненавязчив.

На мгновение девушке показалось, что она была несправедлива к нему, и у него, по-видимому, пропал к ней всякий интерес. Но, вспомнив о его отношении к Люцию, Пэнси сразу же ожесточилась.

– Мы и сами найдем дорогу. Спасибо, кузен Рудольф, – ответила она, прежде чем тетушка успела открыть рот.

Рудольф, получив столь резкий отпор, поклонился и отошел в сторону.

Через полчаса они были дома. Пэнси, поцеловав тетушку и пожелав ей спокойной ночи, отправилась к себе. В спальне она, не раздеваясь, прошла к окну и стала любоваться игрой лунных бликов на темной глади Темзы. Серебристая лунная дорожка напомнила ей такую же лунную ночь. Пять лет назад она, стоя в тени деревьев, наблюдала, как, освещенный лунным светом, к ней идет Люций. Пэнси пыталась представить, чем он занят в эту минуту. Может быть, спит, укрывшись в шалаше в густой чаще леса, а может, бросив вызов властям, вернулся в Стейверли? Она была погружена в свои мысли и не сразу услышала, как в дверь спальни тихо постучали. Затем стук повторился. Пэнси удивилась: кто бы это мог быть? Девушка открыла дверь и еще больше удивилась – на пороге стоял лакей, которого совсем недавно приняли на службу к тетушке. Пэнси собралась отчитать его – по правилам этикета лакею следовало разбудить Марту.

– В чем дело, Томас? – спросила она строгим голосом.

– Вам письмо, миледи. Мне было велено вручить вам лично.

Пэнси обрадовалась: а вдруг это весточка от Люция? Нет, лакей поступил правильно, и она не стала ему выговаривать. Пальцы ее дрожали, когда она, надорвав конверт, вытащила и развернула записку. Ее содержание испугало и удивило одновременно. Почерк незнакомый… В конце вместо ожидаемого имени размашисто выведено другое.


«Мне необходимо срочно вас видеть. Это очень важно. Дело касается Люция.

Рудольф».


Пэнси перечитала записку.

– Где сейчас господин, вручивший вам письмо? – спросила она у Томаса, топтавшегося на пороге.

– Он на галерее, миледи.

– Передайте ему, чтобы он пришел сюда.

– Я предлагал, миледи. Но он наотрез отказался, дескать, в столь поздний час не считает это приличным, хотя ему необходимо сказать вам несколько слов.