— Очень впечатляет! — сказала она и тихо спросила: — Кто этот поверженный воин?

Констанция оторвала взгляд от иглы, которая быстро бегала по гобелену в ее умелой руке, и мрачно ответила:

— Это сэр Хью, родной брат прадеда графа Блэкмора. Как рассказывает история, он героически погиб, защищая замок. — Она вновь занялась работой. Неожиданно недобрая усмешка исказила ее лицо. — Но молва утверждает другое. Сэр Хью был младшим сыном в семье, но хотел, чтобы замок достался ему. И тогда старший брат нанес ему мечом смертельную рану.

Удивляясь глупости мужчин и их бессмысленным распрям, Кэтрин тряхнула головой и произнесла:

— Сколько крови льется из-за земли, которая, по сути говоря, никогда никому не может принадлежать! Все мы, смертные, проходим свой путь на земле Божьей, заимствуя и возделывая его пастбища. После смерти все уходит от нас, возвращаясь к Богу. Это все не наше, и мы не можем требовать ничего. Почему мужчины не понимают, что их войны за чужое добро — просто глупы.

— Ты так думаешь? — Глаза Констанции зажглись холодным огнем.

Очарованная полотном, Кэтрин не могла оторвать рук от вышивки. И, разговаривая с Констанцией, она с нежностью и благоговением делала осторожные стежки.

— Чума принесла нам страшное опустошение, но на то была воля Божья. А войны — это другое дело, их начинают мужчины, — девушка со вздохом облокотилась о спинку стула. — Когда я была маленькой, я мечтала стать графом. Теперь я понимаю, насколько это было глупо. Во всяком случае никому не придет в голову убить меня из-за земли, которой у меня нет.

Женщины молча продолжали работу. Вскоре руки Кэтрин замерзли, и пальцы уже не могли так быстро справляться с работой. Сбавив темп, она время от времени поглядывала в сторону женщины, которая вскоре должна будет стать ее родственницей. В молодости Констанция, видимо, была очень привлекательна. У нее были правильные черты лица. Но ее красота давно увяла, оставив холодные карие глаза и плотно сжатый рот с опущенными вниз уголками. Все, что осталось в ней, напоминало лишь призрак женщины, за исключением вспышек ярости или горечи, — чего именно Кэтрин разобрать не могла.

Внезапно Констанция вскинула глаза на Кэтрин, отвечая ей таким же пристальным взглядом.

— Ты очень красива. — Нотки горечи звучали в ее голосе. — Я никогда не была красавицей, зато мои земли только увеличили владения Блэкмора после нашей свадьбы.

— Я думаю, что если женщина принесла в семью земли, то она имеет право некоторым образом участвовать в их дележе, — сказала Кэтрин. — Как вы считаете?

Руки Констанции на мгновение замерли, и она подозрительно посмотрела на девушку.

— Такие мысли, Кэтрин, до добра не доведут. — Тон ее был зловещим. — Марлоу придет в ярость, если услышит что-нибудь подобное.

— Черт его побери, твоего Марлоу! — вспыхнула девушка. — Ты ему не рабыня! Ты должна жить своим умом! Не может же Марлоу читать твои мысли, Констанция. А если бы и смог, что с того?

Констанция закрыла руками уши, словно мятежные речи девушки могли отравить ее побежденный дух.

— Ты глупая маленькая дрянь, — прошипела она. — Скажи еще хоть слово, и я укорочу твой язык. Ты думаешь, что мужчины будут потакать твоим прихотям? Даже Стефан не такой дурак, чтобы позволить тебе устанавливать тут свои порядки. Посмотришь!

— Разве ты не можешь остаться верной самой себе? И не попытаешься вспомнить о своем достоинстве, если кто-то подскажет, как этого можно добиться?

— Я верна лишь тому, с кем считаются, глупая девчонка!

Кэтрин с удивлением смотрела на озлобленную женщину, которая, видимо, доверяла не тому человеку. Сама она не сомневалась, что навсегда останется верна самой себе, а Стефану только в том случае, если он заслужит ее доверие.

Констанция в негодовании вздернула подбородок:

— Скоро Марлоу станет лордом этого замка. Рядом с ним я всегда буду отстаивать наши права. И не дай Бог, кто-то захочет встать на моем пути!

Поняв двусмысленность сказанного, Кэтрин пришла в ярость. «Как она смела подумать, что я собираюсь занять ее место рядом с Марлоу?»

— Достоинство. — В голосе Констанции слышалась явная насмешка. — Что ты знаешь о достоинстве? Тебя без особых раздумий выдворили из отцовского дома и отдали в жены убийце только за то, что он носит имя графа! Твоя жизнь станет не лучше моей, и скоро, когда цвет облетит, шипы увядшей любви исколют твои руки так же, как и мои.

Слова были так оскорбительны, что кровь обожгла холодные щеки Кэтрин. Она и сама с болью сознавала, что ее брак нельзя было назвать достойным, но чтобы кто-то посмел сказать, что с нею будут плохо обращаться, это уже было слишком! Ослепленная яростью, девушка резко встала и направилась к двери.

— Я укололась! — раздраженно вскрикнула Констанция. — Смотри, что я из-за тебя сделала! Теперь я не смогу вышивать несколько дней!

Кэтрин остановилась и, взглянув на женщину, увидела окровавленный палец.

— Ты сильно поранилась? — девушка поспешно обошла гобелен и участливо дотронулась до Констанции. — Могу ли я чем-нибудь помочь?

Констанция с отвращением тряхнула головой.

— Уходи! И не смей прикасаться ко мне! У тебя вообще нет никакого права находиться здесь!

Кэтрин казалось, что ее ударили по щеке. Она задыхалась от гнева.

— Я ничего не сделаю, чтобы навредить тебе, — сказала она, стараясь оставаться спокойной. — Если хочешь, я уйду.

По мере того как девушка осознавала, насколько ее пребывание здесь нежеланно, она все глубже погружалась в безразличие и меланхолию. «В самом деле, у меня в этом замке будет долгая одинокая жизнь, — думала она с горечью. — Однако нельзя показать Констанции, что мне больно». Сдерживая желание покинуть комнату, Кэтрин села на стул.

— Ты не представляешь, во что превратится твоя жизнь, когда выйдешь замуж за Стефана, — зло пробурчала Констанция, обматывая платком пораненный палец. — Я не смогла выносить ребенка!.. Что ты можешь знать об этом? — горько продолжала она. — Ничего!

— Мне очень жаль, что так получилось.

— Хотелось бы мне в это поверить! — иронично усмехнулась Констанция.

— Так почему же ты не веришь? — недоверчиво спросила Кэтрин.

— Если я не рожу мальчика, то эти земли унаследуют твои дети!

Девушка в замешательстве опустила голову. Выйдя замуж за Стефана, она окажется причиной семейной вражды.

Констанция откинула прядь волос, упавших на висок. Полоски соболиного меха на плечах заиграли серыми искрами.

— На протяжении нескольких лет изо дня в день я переживала, что мое чрево бесплодно. Каждый месяц моя утроба сжималась от горя, рыдая кровавыми потоками и пятная меня меткой бездетности. А когда Бог сжалился надо мной, озарив искрой надежды, я не смогла выносить ребенка более четырех месяцев. Я могу сосчитать свои выкидыши, как бусинки на четках. — Нотки горечи исчезли, и речь Констанции стала тихой и монотонной. — Но теперь я снова ношу ребенка под сердцем. Четыре тяжелых месяца прошли, и я цепляюсь за надежду, что этот родится живым.

Она погладила свой живот, и Кэтрин впервые заметила признаки беременности.

— Ничего не должно случиться на этот раз! Если я вскоре не рожу сына, Марлоу покончит со мной.

— Ты, конечно, не имеешь в виду… — слова застряли у девушки в горле. Развод невозможен. Где-то вдали послышался крик сокола. Но если то, что говорил Стефан о старшем брате, — правда, то Марлоу найдет другой способ избавиться от бесплодной жены.

Констанция отдала иглу служанке, поднялась и разгладила мятый атлас платья. Она посмотрела на девушку уже безо всякой злобы и прошептала:

— Я уверена, что до тех пор, пока я не рожу сына, ты не будешь заводить детей. Но если ты родишь мальчика, Кэтрин, то шансов выжить у него… слишком мало. Многие умирают сегодня от самых беспощадных болезней. И никто не знает, не начнется ли снова чума!

С этими словами Констанция и покинула комнату. Ошеломленная Кэтрин осталась одна в зловещей тишине.

Глава 4

Когда Кэтрин спустилась к ужину, вся семья Стефана уже собралась в столовой Грейт Холла. Просторный зал, который мог вместить более ста человек, освещался мерцанием факелов, закрепленных на столбах.

Длинный стол, за которым расположились Бартингэмы, торжественно возвышался на помосте в глубине зала. Для рыцарей предназначались столы, расставленные вдоль стен, а для гостей — рядом с помостом, что позволяло хозяйке замка со своего возвышения следить за порядком во время пиршеств и праздничных приемов.

Графиня величественно восседала в центре стола. Казалось, отсутствие больного графа нисколько не беспокоило ее. Пажи помогали лордам и дамам, наполняя их бокалы элем и медом лучших сортов. Гончие терпеливо лежали под столами в ожидании костей, брошенных хозяйской рукой. Мрачное настроение собравшихся ощущалось в каждом их слове и движении. Казалось, шутки и смех, столь обычные для застолья, навсегда умерли в этих стенах.

Кэтрин нерешительно стояла у входа, крепко сжимая руку старой кормилицы. Европа рассказывала что-то о присутствующих в зале, но девушка ее не слышала. Все ее мысли были о Стефане. До самого последнего момента она ожидала его возвращения в своей комнате и теперь, оскорбленная его отсутствием, была вынуждена спуститься к ужину одна.

В глубине души Кэтрин было страшно, но она боролась с нахлынувшим смятением. Врожденное чувство собственного достоинства и сила духа не раз спасали девушку и в более трагических обстоятельствах, нежели обычное замешательство. Она выпустила руку кормилицы и, гордо вскинув голову, шагнула в зал. За величавой походкой и уверенной улыбкой скрывалась внутренняя дрожь.

Шествуя по залу, Кэтрин ловила на себе восхищенные взгляды гостей. Это придавало ей уверенности. Возле помоста она остановилась. С достоинством присев в реверансе, девушка обратилась к графине:

— Осмелюсь представиться вам, леди Розалинда. Меня зовут Кэтрин, я дочь лорда Гилберта.

Окинув девушку долгим проницательным взглядом, графиня промолвила:

— Значит, это вы, моя дорогая. Проходите, проходите. И не нужно быть такой официальной со своей будущей свекровью.

Кэтрин присела в реверансе и с благоговением взглянула на графиню. Эта женщина была необыкновенно красива. Даже морщинки, веером расходящиеся из уголков прекрасных глаз, не портили ее лица. Одетая в черный бархат и красный шелк, графиня была похожа на экзотический цветок, чуть тронутый первым морозом. Темная кружевная вуаль покрывала черные, как вороново крыло, волосы. Горящие глаза и выразительно изогнутые брови говорили об ее остром блестящем уме. Единственное, что свидетельствовало о безвозвратно ушедших годах, были морщины, залегшие вокруг рта. Но и они были не так заметны, поскольку все внимание притягивали к себе ярко накрашенные губы. Чувствовалось, насколько важно было для этой волевой женщины сохранить иллюзию неувядающей молодости.

— Добро пожаловать, моя дорогая, — сказала с подчеркнутой вежливостью графиня Розалинда. — Я надеюсь, ты простишь моему сыну, что он оставил тебя одну. Бесспорно, ему не следовало бы так поступать. Я, к сожалению, тоже не знала, что он отсутствует. Иначе просила бы Рамси сопроводить тебя к ужину. Скажи мне, дорогая, хорошо ли ты отдохнула после утомительного путешествия?

— Я отдохнула прекрасно. Спасибо за гостеприимство.

— Позволь представить тебя графу и графине Монтбери.

Встретив откровенно распутную ухмылку старого графа, Кэтрин смутилась. Она чувствовала себя куклой, выставленной на всеобщее обозрение.

— Да ты настоящая красавица, — сказал граф, облизывая кончиком языка беззубые десны.

Кэтрин сдержанно поклонилась. Взглянув на графиню Розалинду, она поймала на себе ее высокомерный взгляд.

— Ты действительно очень красива. У моего сына прекрасный вкус. Надеемся, ты будешь соблюдать его интересы дольше, чем другие английские леди, — сказала графиня. Ее тон был холоден и бесстрастен. — Добро пожаловать в нашу семью.

Граф обменялся с графиней Розалиндой понимающими взглядами и рассмеялся. Он так развеселился, что не обращал внимание на жену, толкающую его локтем.

Смысл сказанного был неприятен. В одно мгновенье, напомнив о прошлом сына, графиня уничтожила доверие Кэтрин к Стефану. Девушка чувствовала, как задыхается. Волна обиды и неуверенности захлестнула ее. Она робко взглянула на будущую свекровь. «Зачем она это сказала? Неужели ей нравится издеваться над людьми?» — думала Кэтрин. Отогнав прочь мрачные мысли, девушка улыбнулась. Ей некого было винить за свои страдания. Это был брак по расчету. И если об этом помнить, не останется места для разочарований и тоски о любви.