Колін Маккалоу - Леди из Миссалонги

— Сейчас попьем чаю, и я схожу. Я мигом, а ты посидишь здесь за меня.

Они обо всем договорились, даже о том, что в воскресенье, в пять часов дня они поедут в Миссалонги подписать доверенности, и Юна будет свидетелем. К счастью, как раз сегодня у Мисси был при себе кошелек, и, к счастью, в нем нашлось два шиллинга. Бумага была дорогая — 3 пенса за лист.

— Спасибо, поблагодарила Мисси Юну и уложила листы в сумку. Еще она приглядела книжку.

— Эту? — воскликнула Юна, взглянув на название. — Ты правда хочешь взять «Беспокойное Сердце»? Я думала, что на прошлой неделе ты дочитала ее.

— Да, но хочу еще раз прочесть, — и книга вслед за листами оказалась в сумке.

— Увидимся в Миссалонги днем в воскресенье. Тетя Ливви всегда дает мне лошадь и коляску. За это не беспокойся. — Юна проводила Мисси до двери, чмокнула ее в щеку, к чему Мисси совсем не привыкла. — Не падай духом, девочка, у тебя все получится, — сказала она и подтолкнула Мисси к двери.

Тем же вечером Мисси, Друсилла и Октавия сидели в тепле на кухне.

— Мама, — начала Мисси, — у тебя остались еще акции компании, которые дедушка оставил тебе и тете Октавии в наследство?

Друсилла осторожно оторвалась от своего вышивания бисером, хотя она сама придумала этот рисунок. Ей все же трудно было свыкнуться с мыслью, что она больше не такая важная персона. Она уже заметила, что Мисси начала осторожно и издалека. "Что-то должно произойти, " — решила она и ответила:

— Да, есть еще.

Мисси отложила кружева на колени и серьезно посмотрела на мать:

— Ты мне веришь?

Друсилла моргнула:

— Конечно, верю.

— Сколько стоит новая швейная машинка «Зингер»?

— Я, честно, не знаю, но думаю, что, по крайней мере, двадцать или тридцать фунтов, а то и больше.

— А если бы у тебя сейчас было сто фунтов и еще двести фунтов, которые тетя Аурелия заплатила за белье для Алисии, ты бы купила себе такую швейную машинку?

— Конечно, я бы поддалась искушению.

— Тогда отдай мне свои акции, и я их продам за тебя. Я получу в Сиднее десять фунтов за каждую.

Друсилла и Октавия прервали работу.

— Мисси, дорогая, они этого не стоят! — сказала мягко Октавия.

— Нет, стоят! — ответила Мисси. — Просто дядя Билли, дядя Херберт и все остальные одурачили тебя. На самом деле тебе должны были периодически платить дивиденды, ведь Бутылочная Компания Байрона весьма преуспевающий концерн.

— Не может быть! — Октавия закачала головой.

— Может. Я точно знаю, что если бы несколько лет назад вы, и тетя Корнелия, и тетя Джулия съездили к незаинтересованному поверенному в Сиднее, сейчас вы имели бы гораздо больше. Это точно!

— Но мы не могли делать что-то за спиной мужчин этой Компании! — сказала Октавия. — Это было бы нечестно. Нужно верить в них. Они лучше во всем разбираются, а поэтому заботятся о нас и беспокоятся за нас. Мы все одна семья!

— Я что, не знаю этого?! — воскликнула Мисси, стиснув руки. — Тетя Октавия, эти люди наживаются, называя вас одной семьей с того времени, когда деление Хэрлингфордов уже началось! Они используют вас! Разве дядя Максвелл платил нам когда-нибудь нормально за нашу продукцию? Это вы верили, когда он говорил, что ему не везет, дела на рынке идут тяжело, и он не может платить нам больше. Он богат, как Крез. Разве он чем то доказал, что действительно неудачно вложил деньги и потерял их? Он еще богаче Креза! И ведь это дядя Билли сказал, что акции — бумага и ничего не стоят!

Сначала Друсилла все это слушала с неподдельным молчаливым уважением, а потом стала прислушиваться, желая узнать больше и больше. А под конец этой страстной речи даже тетя Октавия заметно заволновалась. Если бы прежде та самая Мисси, которая сидела здесь, пыталась поколебать основание семьи, они без малейшего сомнения нашли бы ответ на ее колкости, но на этот раз Мисси стала как-то уверенней, что придавало ее словам звучание несомненной правды.

— Послушайте! — продолжала Мисси тише. — Я могу продать ваши акции по десять фунтов; а такой случай выпадает раз в жизни, потому что я слышала, как об этом говорили дядя Билли и дядя Эдмунд. Если бы они знали, что я подслушиваю, они бы никогда не завели этот разговор. И знаете, что они сказали. Они говорили о вас с крайним презрением. Поверьте! Я не перевираю и не преувеличиваю. В тот момент я поняла, что пора положить этому конец и что я должна проследить, чтобы тетя Корнелия и тетя Джулия, наконец, получили то, что им причитается. Отдайте мне акции, и я принесу вам деньги. Если вы доверите их дяде Билли, или дяде Херберту, или дяде Максвеллу, они убедят вас переписать эти акции задаром! Друсилла возразила:

— Я бы хотела не верить тебе, Мисси, но я верю. И в глубине души я всегда об этом знала!

Октавия же выказала не столько терпимость, сколько покорность, потому что она всегда была немножко ребенком и нуждалась в твердой руке.

— Друсилла, подумай, насколько легче тебе будет с «Зингером», — сказала она.

— Безусловно! — допустила Друсилла.

— И я должна признаться, что не прочь иметь сто фунтов в банке. Я бы не была таким бременем для вас.

Друсилла сдалась:

— Хорошо, Мисси, ты можешь взять наши акции!

— Акции тети Корнелии и тети Джулии ты тоже возьмешь? — спросила Октавия.

— Конечно! Их акции я бы продала за столько же. Но и вы, и они должны быть готовыми к тому, чтобы ничего не говорить об этом ни дяде Билли, ни кому-либо другому. Ни одного слова!

— Для Корнелии этих денег будет достаточно, Друсилла! — сказала Октавия. — Она выглядела все бодрее и уже сдала в архив всех знакомых мужчин. Это было значительно лучше, чем страдать от их вероломства, истекать кровью от их вредности. Она сможет вылечить свои ноги у специалиста по костям, немца, который живет в Сиднее. Ей так много приходится стоять! — И ты знаешь, в каком плачевном состоянии дела Джулии. В кафе «Олимпия» открыли новый зал с перламутровыми столами. И каждый вечер там играет пианист! Если бы у Джулии было лишних сто фунтов, она бы смогла сделать свое кафе, по-моему, даже шикарнее, чем «Олимпия».

— Я постараюсь уговорить их! — сказала Друсилла.

— Ладно, если ты их уговоришь, то они должны приехать сюда в Миссалонги в пять часов дня в воскресенье. И пусть захватят акции. Вы все должны подписать доверенность.

— Что это такое?!

— Это бумага, которая подтверждает, что я могу действовать от вашего имени.

— Почему именно в пять в воскресенье? — спросила Октавия.

— В это время придет моя подруга Юна. Она будет свидетелем этой сделки!

— О, как хорошо! — Октавию охватило вдохновение. — Я испеку для нее блюдо своего любимого печенья!

Мисси усмехнулась:

— Когда-нибудь, тетя Октавия, ты сможешь устроить шикарный чай. Сейчас ты, конечно, испечешь печенье для Юны, но когда-нибудь мы будем есть сладкие, тающие во рту торты, воздушные булочки с кремом и марципанами.

Никто не стал спорить с этим планом.

Когда во вторник в шесть утра Мисси приехала в Байрон, у нее было сорок акций Бутылочной Компании Байрона и четыре доверенности, должным образом подписанные сторонами и свидетелями. Юна, как оказалось, была дельным мировым судьей (при этом женщиной!) и уладила все с наиболее важными официальными печатями.

Мисси стояла на платформе, как и предложила Юна, там, где должны были остановиться вагоны второго класса, а Алисия — там, где производили посадку обладатели билетов в первый класс.

— Надеюсь, вы не против путешествия во втором классе? — озабоченно сказала Мисси. — Мама была такая добрая — у меня десять шиллингов на собственные расходы и гинея на врача. Но из этих денег мне не хотелось бы тратить больше, чем надо.

— Дорогая, я уже давно не езжу первым классом, — успокоила Юна. — Кроме того, путешествие не такое уж и длинное, и ранним утром никогда не следует открывать глаза, впуская сажу!

Взгляд Мисси встретился со взглядом Алисии. Алисия шумно втянула носом воздух и нарочно отвернулась.

— Слава Богу, — с облегчением вздохнула Мисси.

Рельсы загудели, и почти сразу после этого поезд двинулся — громадный черный паровоз с рядом — коротких труб заскрежетал в клубах тяжелого дыма и густых облаках белого пара.

— Знаешь, что я люблю делать? — спросила Юна у Мисси, когда они нашли у окна два свободных места.

— Нет. Что?

— Ты знаешь навесной мост в конце Ноэль — стрит у бутылочного завода?

— Конечно, знаю.

— Я люблю стоять прямо посередине, на самом верху и перевешиваться через перила, когда внизу идет поезд. Ух! Все в дыму. Как будто в ад спускаешься. Но здорово!

— Все у тебя всегда здорово! — подумала Мисси. — Я никогда не встречала такого жизнерадостного человека, как ты.

Поезд притащился на конечную станцию, на Центральный вокзал. Стрелки часов показывали без двадцати минут девять. К врачу на Мэккэри-стрит они должны придти в десять, так что было время зайти в кафе на вокзале, выпить чаю.

Алисия смешалась с основным потоком людей. Ей пришлось выждать, чтобы сделать это, потому что пассажиры первого класса, как обычно, были далеко впереди остальных.

— Это та самая Алисия Маршалл? — спросила Юна.

— Да.

Юна издала какой-то нечленораздельный звук.

— Как она тебе? — полюбопытствовала Мисси.

— Она проста и вульгарна, дорогая. Держит все свои достоинства на виду. А знаешь, что случается с товарами, находящимися в витрине?

— Знаю, но лучше ты сама скажи. Юна улыбнулась.

— Дорогая, они теряют цвет. Постоянное действие яркого дневного света. Самое большее она продержится еще год. А потом ей придется туго зашнуровывать свой корсет, чтобы выглядеть опрятной. Она безобразно растолстеет, обленится и испортит характер. Я думаю, она выходит замуж за самого обычного парня. А ей нужен мужчина, который заставит ее много работать и будет обращаться с ней как с грязью!

— Я боюсь, бедный Маленький Вилли слишком слабоволен, — вздохнула Мисси.

Она не поняла, почему Юне это замечание показалось таким забавным. Юна билась в припадках смеха всю дорогу, пока они шли по Кэсэлри-стрит к трамваю, не объясняя причины. Мисси оставила попытки узнать ее, когда они оказались перед домом врача на Мэккэри-стрит.

Ровно в десять важная сестра, работающая с доктором Джорджем Паркинсоном, провела ее в пугающе белую и чистую палату, уставленную ширмами. Она сказала, что нужно раздеться полностью, нижнее белье тоже снять и, завернувшись в простыню, лечь на кушетку и ждать доктора.

«Странная манера встречать пациентов», — размышляла Мисси, когда над ней замаячило лицо доктора Паркинсона. Ей оставалось только догадываться, как он выглядит, так как видела она только его волосатые ноздри — вероятно, самую выдающуюся его черту.

В молчаливом присутствии сестры он нажал ей на грудь, посмотрел на ее маленькие, почти жалкие груди с крайним равнодушием, что было весьма грубо, прослушал сердце и легкие стетоскопом, гораздо более гладким, чем у доктора Хэрлингфорда, прощупал пульс, исследовал горло шпателем, так что она чуть не подавилась, исследовал быстро и нетерпеливо ее шею, а затем стал прощупывать ладонями вздрагивающий от холода живот.

— Сестра, внутреннее обследование, — отрывисто приказал он.

— И то, и другое? — спросила сестра.

Сначала ей показалось, будто она переносит серьезную операцию без хлороформа, но дальше последовало нечто худшее. Доктор Паркинсон резко перевернул ее на живот и начал мять позвоночник, продвигаясь к шее, а потом надавил с силой несколько раз на то место, где ее лопатки выпирали, как крылья.

— А-а! — закричала она.

Затем сестра и он сам обхватили ее за голову и ноги, и сделали что-то такое, отчего где-то внутри все ужасно захрустело и затрещало. Звуки хруста заполнили не только все ее существо, но и всю комнату, отчего стало еще более ужасно. Все происходило так быстро, что Мисси даже не поняла точно, что это было.

— Можете одеваться, мисс Райт, проходите в ту дверь, — распорядился доктор Паркинсон, и сам прошел вместе с сестрой в указанную дверь.

Смятая и обескураженная, Мисси сделала все, как ей сказали.

Войдя в комнату, Мисси увидела, что у доктора приятное лицо и добрые, сочувственные светло-голубые глаза.

— Все в порядке, мисс Райт. Сегодня вы сможете вернуться домой, — сказал он, теребя в руках письмо, лежащее на столе среди солидной кучи бумаг.

— Со мной все в порядке?! — спросила Мисси.

— Абсолютно. Ваше сердце совершенно здорово. Единственно, что в области спины защемлен нерв в позвонке. Если вы идете слишком быстро, он дает ощущение боли.

— Но … Мне трудно дышать, — прошептала Мисси испуганно.

— Нервы, мисс Райт, нервы! Боль имелась оттого, что нерв ущемлен. Скорее всего, этот нерв связан с дыхательными мышцами. Но, право же, это не страшно. Сейчас я привел его в нормальное состояние, и он не будет болеть, если вы не будете быстро ходить. Если все же боль начнется снова, сделайте у себя в доме перекладину для подтягивания, попросите кого-нибудь привязать по кирпичу к вашим ногам и старайтесь подтягиваться на руках, примерно до уровня подбородка.