— И снимите этот непристойный костюм! — крикнул сэр Джон вслед дочери.

Мэдди сразу же начала хлопотать вокруг своей госпожи:

— Ах, моя дорогая Алекса, как же вы настрадались в плену у этого… негодяя! У меня сердце кровью обливается при мысли об этом. Не понимаю, как может родной отец быть таким бессердечным!

— Я тоже не понимаю, Мэдди. — Алекса грустно покачала головой. — И… и все было не так плохо, как кажется. Адам не мучил меня, не оскорблял. — Про себя Алекса подумала, что он причинил ей гораздо большее зло, чем физические мучения.

Мэдди понимала, что Алекса не говорит ей всего. Ведь бедняжку похитили, и она вынуждена была покориться человеку, чья ненависть не знала границ.

— Мэдди, а что… все знают обо мне? Все мои подруги? — спросила Алекса, погрузившись в горячую ванну.

— Все, Алекса, к сожалению.

— Кто же им рассказал?

— Конечно же, ваш жених. Едва он узнал, кто вас похитил, как пришел в ярость. Я была рядом, когда ваш отец ему все рассказал. Почему-то он обвинял во всем вас, а не этого Фоксуорта. Дошел до того, что предположил, будто вы уехали с ним добровольно. И отдали этому негодяю то, в чем отказали ему, — доверительно сообщила Мэдди.

Алекса была удивлена. Неужели Чарлз — такое ничтожество! А ведь клялся ей в вечной любви.

— Но зачем понадобилось Чарлзу губить мою репутацию? Ведь это он распустил слухи о том, что со мной случилось.

— Ах, миледи, все равно это стало бы известно, — сказала Мэдди. — Какой-то лорд — не помню его имени — был на балу в тот вечер, сообщил всем собравшимся, что видел, как вы уехали с каким-то мужчиной в карете после того, как Чарлз отбыл на свой корабль.

— Ах, не может быть! — поразилась убитая горем Алекса. Адам ничего не упустил.

— Когда Чарлз вернулся, он повел себя, как обманутый жених, жаловался, что вы убежали с другим чуть ли не накануне свадьбы. Все ваши подруги на выданье его утешали.

В этот вечер Алекса ужинала у себя в комнате. Отец ясно дал ей понять, что не желает находиться в ее обществе. Неужели подруги тоже отвернутся от нее?

На другой день она подвергла их испытанию. Она встала рано, надела платье, которое больше всего шло ей, и вышла из дома вскоре после того, как отец уехал во дворец для ежедневной беседы с королем. До полудня она зашла к своим двум самым близким подругам, послала им свои визитные карточки и не была принята.

После полудня все было так же. Еще две ее знакомые велели передать ей, что для нее их никогда нет дома. Даже Бетси Камминз, которая была ее задушевной подругой в те годы, когда они посещали пансион мисс Маршан для благородных девиц, презрительно отвернулась, встретив ее на улице. Ни одна из ее так называемых подруг не дала ей возможности объяснить, что с ней случилось.

Не имело значения, что она стала жертвой человека, помешанного на мести. Подруги и родственники считали, что она сама во всем виновата. Покорилась негодяю, задумавшему погубить ее отца. Помогла ему осуществить свою месть. И мать, и дочь — обе стали жертвами Фоксуортов.

Но Джон Эшли был не в состоянии думать ни о ком, кроме самого себя. После того как его дочь стала любовницей Адама Фоксуорта, он не мог нигде появиться, ему казалось, что друзья смеются над ним, указывают на него пальцем.

Через неделю сэр Джон вызвал ее к себе в кабинет. Все это время она не видела его, не разговаривала с ним. Еду присылали ей в комнату. И сидя у себя в комнате, Алекса предавалась грустным размышлениям. Ее похитил холодный, расчетливый человек, использовал, бросил, а теперь она носит под сердцем его ребенка. Что будет, когда она расскажет отцу о том, что беременна? Неужели он выгонит ее излома?

С того дня, когда Адам оставил ее, Алекса старалась не думать о нем. Эти мысли причиняли ей невыносимую боль. Она запрещала себе размышлять о своих чувствах к мстительному лорду Пенуэллу, потому что, как это ни странно, не смогла возненавидеть его, невольно вспоминая его объятия и ласки, доставлявшие ей ни с чем не сравнимое наслаждение. Он был с ней нежен, но все время напоминал о том, что она находится в его постели только по одной причине. Он уехал, даже не простившись с ней, разбив ей сердце.

Алекса вошла в кабинет отца и молча ждала. Наконец он поднял глаза и, взглянув на нее, был поражен. Она была необычайно красива даже в простеньком платье цвета лютиков. Ее лицо сияло внутренним, почти таинственным светом, от которого у него дух захватило. Он наконец осознал, что хотя Алекса и повторила грех своей матери, она все равно его дочь и он обязан позаботиться о ее будущем. Сэр Джон не впустую провел неделю с тех пор, как Алекса вернулась домой.

Откашлявшись, сэр Джон указал Алексе на стул.

— Что бы вы ни думали, Алекса, я не совсем бессердечен, — торжественно сообщил он. — Эту последнюю неделю я овладел своими чувствами и достаточно успокоился, чтобы обдумать ваше будущее. Это мой отцовский долг. Вы носите гордое имя, и я от вас не откажусь.

— Ах, отец! — воскликнула Алекса, сердце у нее подпрыгнуло от радости, но тут же упало, когда он сказал:

— Я нашел вам мужа. Это было нелегко, поскольку весь Лондон знает, что вы делили ложе с выскочкой-графом, о котором никто никогда не слышал. Но сэр Генри так хочет обзавестись наследником, что готов посмотреть сквозь пальцы на ваш неблагоразумный поступок. Его жену и взрослых детей унесла чума, и если он не произведет наследника, его род прекратится. Это хорошая партия, Алекса. Когда он умрет, вы будете невероятно богаты, — добавил он, заметив, что на лицо Алексы набежала тень.

— Но… сэр Генри — старик! Он мне в дедушки годится! Я хорошо его помню. Он всегда смотрел на меня так, словно хотел съесть.

Сэр Джон грубо усмехнулся:

— Сомневаюсь, что сэр Джон в состоянии вас съесть, тем более он не может с вами спать. Впрочем, вы правы, назвав его пожилым. Учитывая… э-э… обстоятельства, я нахожу в этом браке много пользы. И если сэр Генри докажет, что мы оба ошиблись, и вы подарите ему наследника, тем лучше.

Алекса побледнела и замерла, мысль ее лихорадочно работала. Разве это не выход — выйти замуж за старика вроде сэра Генри, спрашивала она себя, думая о ребенке, которого носила. Как легко будет навязать ребенка Адама сэру Генри, который так жаждет наследника, что не станет удивляться, если тот родится слишком рано. Но для этого понадобится спать с этим стариком, лежать под ним и не морщиться от отвращения, когда его стареющая и слабая плоть будет прикасаться к ее сокровенным местам. Как можно вынести это после потрясающих ласк Адама? Впрочем, ради ребенка можно, решила она.

— Алекса, вы меня слышите? Я задал вам вопрос.

— Что вы сказали, отец? Я не слышала.

— Я спросил, оставил ли вас любовник с ребенком. В этом нет ничего невозможного, как вы понимаете. Вы три месяца делили ложе с этим негодяем.

Вопрос сэра Джона ошеломил Алексу. Никогда еще отец не разговаривал с ней так грубо.

— Ну так как же? Не лгите. Я прикажу Мэдди пригласить повитуху, чтобы она осмотрела вас, если хотите.

— В этом нет нужды, отец, я вовсе не собираюсь вам лгать, — заявила Алекса, сознавая, что ее признание раз и навсегда положит конец матримониальным планам отца в отношении ее.

— Да, я ношу ребенка, — призналась она с вымученным спокойствием. — Но я не успела сказать об этом Адаму, он уехал.

— Великолепно! — воскликнул сэр Джон. Алекса, потрясенная, молчала. — Сэр Генри будет вне себя от радости, когда у него появится наследник. Ваше дело сделать все необходимое, чтобы заставить его поверить, что это его ребенок. За три месяца, проведенные в постели Фоксуорта, вы должны были кое-чему научиться, и вам будет нетрудно сыграть роль.

— Отец, — прерывающимся шепотом проговорила Алекса, — я не могу выйти за сэра Джона. Он… он мне мерзок.

— А как же ваш ребенок, Алекса? Вы, конечно, не думаете, что я буду в восторге, если в моем доме появится ублюдок Фоксуорта, не говоря уже о его содержании! Почему вы так настойчиво громоздите мне на голову бесчестье, когда я делаю все возможное, чтобы вернуть вам доброе имя? Я настаиваю, чтобы вы встретились с сэром Генри и дали ему шанс.

Резоны сэра Джона заставили Алексу сдаться. Может быть, так будет лучше.

— Хорошо, отец, — устало согласилась она. — Я повидаюсь с сэром Генри, но обещать ничего не могу.

— Он придет сегодня вечером, будьте готовы принять его, — сказал сэр Джон, отпуская дочь кивком головы. — Вы еще поблагодарите меня за то, что я подумал о вашем будущем.

После ужина слуга проводил Алексу в гостиную, где сэр Генри ждал ее в обществе ее отца. Низенький, приземистый, с жидкими седыми волосами, зачесанными набок, чтобы скрыть лысину, сэр Генри выглядел соответственно своему возрасту.

Алекса настороженно поздоровалась с близким другом отца, пожиравшим ее глазами, но сэр Генри схватил ее руку и запечатлел на ней мокрый поцелуй, прежде чем она поняла его намерения и успела вырваться. Ее едва не стошнило.

— Алекса, я оставлю вас с сэром Генри наедине, чтобы вы могли познакомиться, — сказал ей отец. — Я прикажу, чтобы вас не беспокоили. — И, поспешно выйдя из комнаты, граф закрыл за собой дверь.

Алекса не заметила, как обменялись заговорщическими взглядами ее отец и сэр Генри, иначе тут же ушла бы.

— Подойдите ко мне, дорогая, — сэр Генри похотливо улыбнулся, — сядьте рядом. Полагаю, свадьбу не следует оттягивать, а ваш батюшка заверил меня, что вы согласитесь с любым предложением, которое я вам сделаю.

— Я ничего не обещала отцу, — твердо ответила Алекса, сожалея, что согласилась встретиться с сэром Генри наедине. — Я… я вовсе не уверена, что хочу выйти за вас замуж.

Сэр Генри снисходительно улыбнулся:

— У вас нет выбора, дорогая. Я собираюсь взять подпорченный товар. Вряд ли порядочный человек решился бы на такое. Я знаю, что стар, но мне нужен наследник. Мой выбор тоже невелик, потому что при обычных обстоятельствах я был бы вынужден подыскивать пожилую вдову, вышедшую из детородного возраста. Вот почему я готов посмотреть сквозь пальцы на ваш… э-э… проступок. Несмотря на преклонный возраст, я еще в состоянии зачать дитя. И переспать с молодой женщиной, если это вас тревожит. Так не скрепить ли нам нашу сделку поцелуем?

Сэр Генри протянул руку с длинными, точно когти, ногтями, схватил ее и стал душить в объятиях.

— Нет! — крикнула она, потрясенная силой, заключенной в этом старом теле.

— Не робейте, — грубо ухмыльнулся сэр Генри. — Я прошу не больше того, что вы уже давали, и хочу показать вам, что еще способен на страсть.

Мясистые сухие губы впились в нее, и Алекса почувствовала, как тошнота подступает к горлу, когда его язык проник в ее рот. Он стал шарить руками по ее телу, хватал ее за груди, залез под юбки.

— Прекратите, сэр Генри! — крикнула Алекса, пытаясь вырваться. Откуда у этого старика столько энергии? — Отпустите меня! Я скажу отцу!

Сэр Генри фыркнул:

— Ему все равно. Он будет рад сбыть вас с рук. А теперь будьте славной девочкой и лягте на спину. Это не займет много времени.

Алексу тошнило от слюнявых поцелуев сэра Генри, она отчаялась избежать похотливых ласк старика. Она почувствовала, как ее бедра обдувает прохладный воздух, и с возобновленной силой, порожденной отчаянием, ударила сэра Генри в грудь — так, что тот отлетел в сторону. Упав на спину, сэр Генри пришел в замешательство, и Алекса этим воспользовалась. Она выбежала из гостиной, быстро поднялась к себе в комнату и заперла дверь.

Рыдая, Алекса бросилась на кровать и долго лежала, кляня сэра Генри, отца, но больше всех Адама. Впервые она почувствовала к нему ненависть. Вконец измученная, Алекса не заметила, как уснула.

Алексу разбудил громкий стук в дверь. Еще не совсем проснувшись, она удивилась, увидев, что в окно льется солнечный свет и что она одетая лежит на кровати. Стук в дверь не прекращался.

— Леди Алекса, прошу вас, впустите меня, — раздался голос домоправительницы. — Я принесла вам завтрак.

— Ступайте, Мэдди, я не голодна.

— Вам нужно поесть, моя госпожа. Впустите же меня, прошу вас.

Не желая огорчать добрую Мэдди, Алекса открыла дверь.

— Отец дома? — спросила она.

— Нет, госпожа моя, — ответила Мэдди, ставя поднос на стол. Увидев, что лицо Алексы распухло от слез, она подошла к девушке и, обняв, прижала ее к своей пышной груди. — Что случилось, Алекса? Не таитесь от меня, расскажите.

— Ах, Мэдди, что сталось с моей жизнью? — жалобно проговорила Алекса. — Только что я была избалованной дочерью сэра Джона Эшли, нареченной Чарлза Уитлоу, а теперь от меня отказался отец, а друзья презирают. Даже Чарлз меня бросил. А отец хочет выдать меня за сэра Генри.

— Этого старого распутника! — фыркнула Мэдди. — Да ведь он вам в дедушки годится. Вы ничего не сделали, чтобы заслужить такое обращение. Вы ведь невинное дитя, попавшее в историю, которая началась, когда вам было три годика.