Мередит Дьюран

Леди-обольстительница

Пролог

1886 год


Англия, словно злобная сука, ополчилась на него. На пирсе в Саутгемптоне его приветствовали раскаты грома. А когда он направился на север, молния раскалывала и валила деревья вдоль дороги с такой силой, что они падали, словно костяшки домино. Купание сегодня утром едва не стоило ему жизни, превратившись в смертельную схватку с низовым подводным течением. И вот только теперь гроза наконец-то утихла и выглянуло солнце. Сквозь витражные окна его лучи проникли в каменную церковь и наполнили ее светом. Алексу на мгновение показалось, будто солнце сейчас испепелит его.

Медные ручки гроба сияли в его лучах и чем-то напоминали детские игрушки.

Алекс преклонил колено. Подушечка, на которую оно опустилось, как будто издала тихий вздох, и Алекс почувствовал слабый запах лаванды. Следуя древнему замшелому обычаю, он сложил ладони и сцепил пальцы, как если бы собирался молиться. Но молитвы не приходили ему на ум. Алекс ощущал себя здесь чужим. Ни одно чувство не шевельнулось в его душе.

Судьба словно потешалась над ним. В детстве он всегда боролся с захлестывавшими его бурными эмоциями, стараясь подавить их. И вот теперь, как оказалось, он обуздал былую горячность и чрезмерную чувствительность. Отныне, даже горе не могло коснуться его сердца.

Роившиеся в голове Алекса мысли были бессвязны. Он будто со стороны следил за ними, прислушиваясь к внутреннему голосу, который тщетно пытался вызвать в его душе чувство ярости.

Смерть Ричарда была бессмысленной, и погиб он по собственной глупости.

Однако внутренний голос твердил Алексу: «Это ты виноват во всем!» Конечно же, подобное утверждение было несправедливым.

Алекс заметил, что лихорадочно сжимает пальцы смуглых, опаленных итальянским солнцем рук. Костяшки на них побелели. Ну что же, пусть мелодрама заменит молитву! Он никак не мог вспомнить последние обращенные к нему дружеские слова Ричарда. Накануне они много выпил и, а наследующий день, когда Ричард, придя в бешенство, стал бросать ему в лицо обвинения, Алекс был уже совершенно трезв. Он холодно отвечал Ричарду. В памяти Алекса сохранился едкий запах гари от сожженного в камине письма Гвен.

Но раз он был трезв, значит, его последующим поступкам нет прощения.

Зная восторженную щенячью натуру Ричарда, он, не подумав о последствиях, опрометчиво отправил его прямиком в волчье логово. Ричард давно уже мечтал о приключениях, и Алекс предложил ему сотрудничество с компанией морских перевозок, как будто не знал, что это предполагает не безделье, а серьезный труд.

Однако для Ричарда главным в жизни было веселое времяпрепровождение, дурацкие выходки, которыми обычно бравируют в холостяцких компаниях.

— К чему делать деньги, если нельзя спустить хотя бы их часть? — спрашивал он Алекса с искренним недоумением.

— Если хочешь швырнуть деньги на ветер, иди, швыряй, — огрызнулся в сердцах Алекс. Он знал, что Ричард собирается отправиться в злачное место — одно из тех, которые не обозначают на туристических картах. — А меня уволь. Я с тобой не пойду. Если бы ты действительно думал, что я собираюсь соблазнить твою сестру, ты бы предпочел другое общество.

И с этими словами Алекс снова склонился над финансовыми отчетами. В этот момент проклятые документы оказались для него дороже беспомощного идеалиста, которого он безжалостно отправил на съедение хищникам.

Ричард поехал в нелегальное казино, заявив напоследок следующее:

— Тебе нечем гордиться, Алекс! Ты кичишься высокими идеалами, но тобой движет одно — трусость. Любой может научиться делать деньги, Рамзи! И любой способен изображать бунтаря!

За свою наивность Ричард получил удар ножа под ребра.

— Ты был полным идиотом, — прошептал Алекс.

«И настоящим другом, таким, о котором можно только мечтать», — добавил он про себя.

Ричард был единственным мальчиком, который не чурался разговаривать с Алексом, новичком в школе городка Регби. Он всегда поддерживал Алекса в трудную минуту и ободрял его, когда тот поклялся добиться успеха в жизни, чего бы это ему ни стоило. В отличие от Ричарда родной брат Алекса не верил в его силы.

— Ты легкомысленный парень, мечтатель, — с презрением говорил он. — Неужели ты думаешь, что сможешь обойтись без семейных связей?

А Ричард твердил Алексу:

— Ты молодец! Давай создадим финансовую империю! Ведь мы сможем, правда?

Алекс положил ладонь на крышку гроба. Гладкая полированная деревянная поверхность казалась прохладной. Скоро черви сожрут лежавшее в нем тело. Впрочем, Ричарда уже не было на этом свете.

— Ты был лучшим среди нас, — тихо промолвил Алекс и, глубоко вздохнув, убрал руку с гроба. — С твоей сестрой все будет в порядке.

Вспомнив, наконец, о Гвен, Алекс поднялся и огляделся вокруг. Она стояла в дальнем конце нефа. Ее темно-рыжие волосы сверкали, как кроваво-красная корона, в лучах падавшего из окна солнца. Рядом с ней находились близнецы, сестры Алекса, а вокруг теснились жаждавшие вниманий Гвен хищники. Это были люди, пришедшие на похороны, чтобы выразить Гвен соболезнования и тем самым обратить на себя ее внимание, запечатлеться в памяти, чтобы затем использовать знакомство в своих корыстных целях.

Алекс пробрался сквозь толпу к сестре своего погибшего друга. Он не узнал почти никого из присутствующих, хотя многие здоровались с ним как со старым знакомым. Десятки глаз с любопытством наблюдали за ним, и Алекс слышал за своей спиной перешептывания. Разобрав несколько слов, он глубоко вздохнул. У него, конечно, были и пороки, и грехи, но молва слишком уж их преувеличивала.

Собравшаяся в церкви знать вполголоса обсуждала предстоящую поездку в Аскот, на матч между университетскими командами Итона и Харроу, который должен был состояться в воскресенье. Эта поездка, видимо, очень интересовала новых друзей Гвен. Даже на похоронах они говорили о ней. Ричард никогда не стремился завести связи в великосветском обществе, но Гвен, всего лишь месяц назад начавшая выезжать в свет, уже успела обзавестись множеством знакомых знатного происхождения. Они слетались по первому ее зову. Ей достаточно было поманить их пальчиком.

Впрочем, скорбь присутствовавших на похоронах молодых людей нельзя было назвать в полной мере притворной. Их по-настоящему огорчало то, что Гвен в течение целого года будет носить траур и избегать их ухаживаний.

А ведь многие из них мечтали о сватовстве к богатой наследнице крупного состояния, надеясь с помощью брака поправить свое плачевное финансовое положение.

Когда Алекс был уже на середине нефа, ему навстречу устремилась одна из сестер-близнецов, Белинда. Увидев ее покрасневшие глаза, он почувствовал, как у него дрогнуло сердце, и это привело его в ярость.

Алекс глубоко вздохнул. Он знал, что сейчас его гнев выплеснется на бедняжку Белинду.

— Ты всегда стремился быть изгоем, — говаривал Ричард, и в его голосе обычно звучало восхищение.

Ричард не знал, что, как бы далеко ни забрасывала Алекса судьба и страсть к приключениям, любовь сестер всегда сковывала его по рукам и ногам крепче кандалов. В любом, даже самом отдаленном, уголке мира он получал от них полные упреков письма. Сестры считали, что им жилось бы намного лучше, если бы брат поселился в Англии.

Алекс был уверен, что они заблуждались. Впрочем, его сестры никогда не отличались здравомыслием.

— С вами все в порядке? — спросил он Белинду, крепко сжав ее руку.

Она кивнула.

— Гвен стало плохо в карете, — прошептала Белинда. — Ее нужно усадить.

Алекс взглянул туда, где стояла сестра Ричарда. С ней разговаривала какая-то дама в трауре, должно быть, вдова. Слушая ее, Гвен слабо улыбалась.

Она прекрасно справлялась со своей ролью. В карете с ней случился обморок, однако на людях Гвен, сумела вежливо улыбнуться, выслушивая слова соболезнования. Она мастерски владела собой. К ней по очереди подходили собравшиеся в церкви дамы и джентльмены, жали руки, произносили несколько утешительных слов, а затем спешили к выходу. Светский сезон был в самом разгаре, и у знати не было времени для того, чтобы присутствовать на церемонии погребения, а затем принимать участие в поминальной трапезе.

Впрочем, Гвен как будто не замечала пренебрежительного отношения друзей и знакомых к памяти ее погибшего брата. Но если даже она и заподозрила бы их в неучтивости, то, скорее всего, списала ее на нежелание окружающих быть навязчивыми.

Алекс поражался той легкости, с которой Гвен обманывала себя. А ведь эту девушку нельзя было назвать глупой.

— Алекс, что с тобой? — услышал он голос Белинды и перевел на нее рассеянный взгляд.

Сестра с озабоченным видом смотрела на него. Алекс только теперь заметил, что глотает ртом воздух, словно выброшенная на сушу рыба. Последний раз с ним творилось такое тринадцать лет назад. Усилием воли он взял себя в руки. Опека сестер казалась ему чрезмерной и всегда вызывала у него досаду.

— Со мной все в порядке, — буркнул он, стараясь, чтобы его голос не прозвучал слишком резко. — Что же касается Гвен, то ты совершенно права: ей необходимо отдохнуть перед церемонией погребения.

Белинда вздохнула:

— В таком случае иди и скажи ей об этом сам. Я уже просила ее поберечь силы, но она заявила, что с ее стороны было бы неучтиво удалиться из церкви прямо сейчас.

— Надо было не просить, а просто увести, — сказал Алекс и зашагал к Гвен. — Мисс Модсли, — промолвил он, приблизившись к ней и взяв за локоть, — можно вас на пару слов?

Алекс обращался к Гвен официально, поскольку знал, как она не любит, когда с ней фамильярничают в присутствии посторонних: Гвен всегда ревностно относилась к мнению окружающих, от которого зависела ее репутация.

— Мистер Рамзи, — промолвила она, улыбаясь ему так же натянуто, как и всем остальным, и направив на него рассеянный взор огромных карих глаз. — Как поживаете?

— Лучше некуда.

Ее губы дрогнули, и с лица исчезла улыбка.

— Представляю, как вам сейчас тяжело, — промолвила она. — Вы, как никто другой, разделяете мое горе. Ричарду несказанно повезло, что у него был такой друг.

— Мне тоже повезло иметь такого друга, как Ричард. Давайте отойдем в сторонку.

Увидев, что Гвен колеблется в нерешительности, Алекс взял ее руку и положил ладонь на сгиб своего локтя.

— У меня есть одна вещь. Очень ценная для вас. Я намеревался передать вам ее несколько позже. Но возможно, это необходимо сделать прямо сейчас. Надеюсь, что она придаст вам сил.

Алекс повел Гвен через толпу одетых в черное гостей к выходу. Близнецы следовали за ними. Странно, но Алекс ощущал давление почти невесомой руки Гвен. В его мозгу вдруг вспыхнул яркий свет, словно в темной комнате зажгли спичку, и все его чувства внезапно обострились.

Содержание письма, которое Алекс получил от Гвен накануне гибели Ричарда, было совершенно невинным. Простой знак вежливости по отношению к другу семьи. Однако Ричард пришел в бешенство, даже не потрудившись прочитать его. Он давно уже подозревал друга в желании охмурить его красавицу сестру, и когда обнаружил письмо Гвен на столе в комнате Алекса, окончательно утвердился в своих подозрениях.

— Ты разжигаешь в ней интерес к себе, — заявил Ричард резким тоном. — Я запрещаю тебе даже смотреть в ее сторону!

Алекс был донельзя удивлен словами друга. Ему не хватило такта спокойно объясниться с Ричардом.

— Боже правый! — с недоумением воскликнул он. — Меня никогда не интересовали девочки школьного возраста! Гвен, конечно, очень симпатичная малышка, она так мило улыбается и так забавно спорит со всеми. Она, несомненно, будет пользоваться большим успехом на рынке невест, но у меня твоя сестра не вызывает никаких чувств, кроме, скуки.

В ту минуту Алекс, конечно, лукавил.

Он взглянул на нежный профиль идущей рядом с ним Гвен. Выражение ее лица было сдержанным и невозмутимым, несмотря на темные круги под глазами.

— Она думает только о нарядах и свадьбах! — смеясь, как-то заявил Ричард.

Однако за годы знакомства Алекс успел разглядеть в Гвен глубокую натуру. Хотя виделись они редко — лишь во время рождественских праздников в доме его сестер или осенью, когда Алекс приезжал в Шотландию на две недели.

Гвен много читала, но никогда не заводила разговор о прочитанном. Она была проницательна, хотя старалась не показывать это. Ее оптимизм являлся результатом самовоспитания, суровой самодисциплины, а не порождением глупости или недальновидности. Однако брат оставался в неведении относительно истинных качеств Гвен.

Что же касается Алекса, то он хорошо понимал, что такое самодисциплина, умение владеть собой, и высоко ценил это редкое в людях качество. Порой, украдкой дотрагиваясь до Гвен, он невольно задавался вопросом: какой она стала бы, если бы не пыталась вести себя, как все, не выделяться на общем фоне? Что было бы, если бы Гвен не приходилась Ричарду родной сестрой? Если бы она не принадлежала к высшему обществу?