В довершение всего тем же утром опять явилась Эмма де Мортфонтен. Энн не пожелала с ней встречаться, сказалась больной: совершенно не хотелось слушать, как та станет расхваливать преимущества жизни в браке и воспевать супружескую преданность и самопожертвование.

Сегодня же вечером она будет свободна…

С бьющимся сердцем Энн опустилась на колени и сделала вид, будто молится, как и все остальные. Покаяние растягивалось на долгие минуты — Энн сосчитала их, как сосчитала заранее и шаги коня, и время, которое требуется на то, чтобы погрузить бочки на повозку.

Стараясь унять сердцебиение, она просчитала все, что требовалось, потом начала потихоньку двигаться к двери, которую оставила приоткрытой, и бесшумно выскользнула наружу.

Оказавшись во дворе, немедленно скинула башмаки, про себя продолжая считать, чтобы ее не застали врасплох.

Энн добралась до кухни, не встретив ни единой живой души. Все были в церкви.

Все, если не считать торговца, привозившего сюда вино, который явился теперь забрать пустые бочки. Беглянка улучила минуту, когда тот вместе со своим подручным отвлекся на погрузку, приподняла крышку одной из бочек и влезла внутрь. К тому времени, как те двое вернулись, она уже опустила крышку на место.

— Ну вот, еще эти две — и все, — услышала она у себя над головой.

Прекратив, наконец, считать, Энн принялась молиться. Вздрогнула, когда по крышке ударили, сажая поглубже. С трудом удержалась от крика, когда бочку опрокинули, — как ни старалась удержаться, все-таки стукнулась лбом о доски.

Вторую бочку опрокинули точно так же и покатили к повозке рядом с той, в которой тряслась и переворачивалась Энн, больно ударяясь всякий раз, как ее бочка подпрыгивала на камнях.

Ну что ж, теперь наклонная доска, по которой бочку вкатят в телегу возчики — и всё. Бочка замерла. Если все пойдет как обычно, они уедут, не дожидаясь окончания мессы. Энн затаила дыхание. Девушка мысленно выбранила себя, стараясь убедить, что первым делом мать-настоятельница станет разыскивать ее в монастыре, а не в бочках, но все равно тревога росла с каждым мгновением. Удалось немного успокоиться, когда повозка тронулась, но вздохнула с облегчением Энн лишь после того, как услышала скрип открывающихся, а потом закрывающихся ворот монастыря.

Теперь повозка покатилась быстрее, и Энн наконец-то откинулась на стенку бочки, не переставая сжимать в руке изумрудную подвеску.

Часом позже они были в самом центре Чарльстона. Из разговора между двумя мужчинами, который Энн слышала как раз перед тем, как войти в церковь, было ясно, что они должны развезти пустую тару по нескольким трактирам, купившим использованные бочки для того, чтобы хранить в них уксус.

Ей не терпелось выбраться на воздух, мутило от испарений скверного вина, которыми была пропитана бочка. Снова началась качка, у Энн закружилась голова, и ей пришлось признать очевидное: она пьяна. Энн улыбнулась, но тут же вынуждена была зажать рот, с трудом сдерживая тошноту.

— Эй, трактирщик! — услышала она из своего укрытия.

— Рад тебя видеть, приятель. Спускай их прямо в погреб, дорогу ты знаешь.

— Если не вернусь, значит, и сам туда скатился, только под бочок к полненькой!

— Ну, в добрый час! — смеясь, ответил трактирщик.

Бочка покатилась вниз, и Энн крепче стиснула зубы.

— Что-то эта чертова бочка кажется мне потяжелей других, — внезапно сообщил один из возчиков, когда они в погребе ставили в ряд скатившиеся бочки и приподняли ту, в которой сидела Энн.

— Да ладно тебе, устал, наверное, или стареешь…

— Типун тебе на язык, — проворчал первый. — Я еще в самом соку. Спроси-ка у моей жены…

Тут дверь захлопнулась, и Энн не услышала окончания фразы. Мужчины ушли. Она еще несколько секунд выждала, потом уперлась в крышку, стараясь ее вытолкнуть. С первого раза не получилось, но в конце концов Энн все-таки выбралась из своей темницы: раскачала бочку, чтобы опрокинуть ее набок, и тогда, вышибив крышку, оказалась на свободе.

Едва встав на ноги, беглянка сложилась пополам, и ее вырвало. Дорого Энн далась свобода: живот крутило, мысли перепутались. В довершение всех бед дверь открылась, и в темноте заплясал огонек свечи, подпрыгивавшей в такт скорому шагу того, кто ее держал.

Поспешно выпрямившись, Энн утерла губы рукавом.

— Вот это да! — воскликнул вошедший. Выглядел он совершенно ошарашенным.

Парню было, наверное, лет двадцать. Славный малый, хотя и простоватый, решила Энн.

— Перестань на меня пялиться так, словно я из преисподней выскочила, — бросила она ему. — Даже если это так и есть.

— Ради такой преисподней, сестра моя, я охотно бы продал душу черту.

Энн улыбнулась. Пожалуй, он не так глуп, как кажется. Немного оправившись от удивления, парень поставил наземь светильник и подошел к бочке, чтобы наполнить свой кувшин.

— Ты что, трактирщик?

Повернувшись к ней, парень расхохотался:

— Нет! Еще чего! Жирный боров балуется со своей служанкой, которая чересчур его распалила, и мне, чтобы выпить, приходится, черт возьми, самому вставать из-за стола. Хорошо еще, я знаю, где он держит свои лучшие бочки, потому что служил у него, перед тем как завербоваться.

— Так ты моряк? — воскликнула Энн, у которой сердце едва не выпрыгнуло из груди.

— Угадала, красавица. А вот ты на монахиню похожа не больше, чем я — на кюре. Разве что одеждой — ведешь-то себя совсем не так, как они. Хотя мне нет никакого дела до этого. Если хочешь, можешь прятаться здесь сколько угодно, я тебя не выдам.

Он шагнул к лестнице, но Энн схватила его за руку и удержала:

— Ты женат?

Вопрос настолько удивил матроса, что он едва не выронил кувшин.

— Чертовски нахальная девчонка! — только и ответил он и снова расхохотался.

— Говори, что спрашивают.

— Нет, не женат и жениться не собираюсь.

— Даже ради того, чтобы спасти даму, попавшую в беду?

— И в особенности ради того, чтобы спасти даму, попавшую в беду.

— Даже если она исчезнет сразу после свадьбы?

Он снова обалдел:

— Тысяча чертей, да кто ж ты такая? Посланница дьявола, которой поручено собирать души?

— Мой отец изнасиловал меня и запер в монастырь, чтобы скрыть свой грех. Я сбежала оттуда и хочу освободиться из-под его власти. Но так, чтобы не жить с тем, кого он выбрал мне в женихи. Я не хочу снова подчиняться, теперь уже мужу.

— А кто он такой, твой отец — такой могущественный?

— Уильям Кормак.

На этот раз кувшин все-таки упал и разбился.

— Ты дочка плантатора Кормака?!

Энн кивнула. Их взгляды скрестились, и парень попятился.

— Послушай, ты красивая и имеешь причины для злопамятства, согласен, но мне-то зачем в это впутываться? У меня нет ни малейшего желания иметь дело с таким влиятельным человеком. Через два часа мы снимаемся с якоря. Найди себе другую добычу, мисс Кормак.

Энн, рванувшись вперед, загородила парню дорогу. Она могла бы найти другого, но этот успел ей понравиться. К тому же наверняка побег уже обнаружили, и торговца не замедлят спросить о том, куда он отвез бочки. А в этом наряде она слишком заметна.

— Если не хочешь на мне жениться, так хотя бы помоги мне.

— И что я с этого буду иметь?

Энн задумалась. Ей нечего было ему предложить.

— Поцелуй, — сказала она наконец.

Парень со вздохом ее отстранил.

— Этого мало. Не хватит даже, чтобы возместить убытки — вино-то я пролил.

Энн заметалась в тоске, не зная, что предпринять. Машинально потянулась к изумрудной подвеске, сжала ее в кулаке.

— Вот… — мучительно выговорила она, — если согласишься мне помочь, я отдам тебе вот это.

Энн разжала руку. Матрос поднял светильник повыше, изучил подвеску и, оценив размер изумруда, произнес:

— Ты, стало быть, и впрямь попала в отчаянное положение.

— Представить себе не можешь, насколько все плохо.

— Ладно. Чего ты хочешь? Только жениться не проси.

— Мужское платье, мне надо переодеться. Я не могу остаться здесь.

— Может, в мое переоденешься? — усмехнулся он.

— Мне все равно, только давай побыстрее. Меня тошнит от этих винных паров.

— Да уж. Что правда, то правда — выглядишь ты не очень-то привлекательно. Погоди немного, мисс Кормак, я посмотрю, что мне удастся сделать.

Она пристально всмотрелась моряку в глаза.

— Все в порядке, — заверил он. — Я слов на ветер не бросаю.

Девушка посторонилась, пропуская его к лестнице. Десять минут спустя он вернулся.

— Я же просила мужскую одежду! — жалобно вскрикнула Энн, увидев юбки и корсет.

— Я не склонен к убийству. А мои товарищи не захотели бы раздеться ради того, чтобы исполнить твою прихоть.

Энн не стала терять времени даром. Отойдя в сторонку, спряталась в темном углу за бочкой и поспешно стала раздеваться.

— У тебя верный глаз, — заметила она. — Почти что все впору.

— Изабелла примерно такого же сложения, как ты.

— Кто такая Изабелла?

— Шлюха, у которой мне пришлось позаимствовать одежду.

Энн вздрогнула — голос раздался прямо у нее за спиной, а она еще не успела затянуть шнурки корсета.

— Отойди, — бесстрастно приказала она.

Он и не подумал подчиниться:

— Не бойся, я пришел тебе помочь, а не насиловать.

— Почему я должна тебе верить?

— Джеймс Бонни предпочитает сговорчивых дам.

Энн позволила ему затянуть шнурки.

— Это твое имя?

— Да, барышня.

— Куда ты отплываешь?

— Нью-Провиденс.

— На каком судне?

— «Чарльстон-Бэй». Может, еще хочешь узнать водоизмещение и имя капитана?

Его пальцы поднялись по ее спине к шее, и Энн поежилась.

— Что ты делаешь? — растерянно спросила она.

— Беру с тебя плату, — просто ответил он.

Энн зажала в руке подвеску, которую Джеймс Бонни только что отстегнул. Парень не успел забрать добычу: дверь распахнулась, в погреб спустился трактирщик, и девушка воспользовалась его появлением. Вывернувшись из рук матроса, она оттолкнула трактирщика и молнией взлетела наверх, оставив теперь толстяка в полном недоумении: настал его черед удивляться странным играм, происходящим у него в погребе.


«Два часа, — твердила себе Энн, пробираясь переулками. — У меня есть два часа на то, чтобы хоть что-нибудь придумать».

Едва выбравшись из трактира, она первым делом остановилась поглядеть на чарльстонский порт. Но не позволила себе долго любоваться этой картиной, понимая, что Джеймс Бонни, оправившись от удивления, немедленно пустится в погоню.

Она приметила сохнущую под одним из окон на тихой улочке мужскую одежду. Взобравшись на ящик, сорвала вещи с веревки, затем высмотрела подходящий уголок и, моля небо о том, чтобы матрос свернул в другой проулок, проворно сбросила платье, которое он ей дал. Для того, что она собиралась сделать, куда больше подходили только что украденные тряпки.

Подвязав волосы тесьмой, оторванной от корсета, Энн небрежной походкой вышла из тупика. Джеймс Бонни не мог так хорошо разглядеть ее в подполе при свете фонаря, чтобы узнать в толпе.

Она шла вдоль пристани, забитой людьми, повозками и грузом, отыскивая «Чарльстон-Бэй» с твердым намерением забраться на судно и там спрятаться. Реакция Джеймса Бонни показала слабость ее плана. И правда — кто же захочет обременять себя не только супругой, но еще и неприятностями, которые навлечет на него ее родня? Лучше бежать. Так почему бы не на Нью-Провиденс? Энн уже с четверть часа, перебирая все возможности, придумывала способ попасть на борт, не привлекая к себе внимания. Внезапно она почувствовала, как чья-то рука схватила ее за ворот.

— Ты пока недостаточно хитра для того, чтобы меня обмануть, — прошептал ей в ухо Джеймс Бонни.

Девушка задрожала и вцепилась в подвеску. Джеймс Бонни крепкой рукой развернул девушку лицом к себе и притиснул к стене. Энн еще сильнее сжала кулак и бестрепетно встретила сердитый взгляд матроса.

Глаза Джеймса загорелись, он некоторое время всматривался в глубину ее зрачков, потом шумно вздохнул и довольно грубо схватил девушку за руку.

— Куда ты меня тащишь? — спросила окончательно сбитая с толку Энн.

Он не ответил, но поволок ее за собой с такой скоростью, что Энн вскоре совсем запыхалась. Остановился он только у входа в чарльстонскую церковь, ту самую, где она оплакивала мать и где вся ее жизнь переломилась.

— Пойдем, — только и сказал он.