— Я опасаюсь мятежа, — шепнул ей Балетти накануне вечером.

Мери кивнула. Они старались поменьше разговаривать между собой, чтобы не выдать даже малой части своих планов: чувствовали, что за ними постоянно следят. За исключением полутора десятков человек, телом и душой преданных Чарльзу Вейну, вся команда продалась Рекхему. Мери с Балетти попали на «Реванш» в неудачное время.

— Справа по борту шлюп! — закричал впередсмотрящий.

— Я его хочу, — заявил Рекхем Вейну, который рассматривал возможную добычу в подзорную трубу.

Вейн поморщился, и Рекхем, знавший, что это означает, от ярости сжал кулаки. И неприметно кивнул старшему матросу Фертерстону, который ответил ему тем же.

— Со шлюпами паршиво дело иметь, Рекхем, все равно что с тобой, — вздохнул Вейн.

— Здорово сказал, капитан, в самую точку попал, — шепнул Рекхем, упирая дуло пистолета ему в спину.

— Что это значит? — побелев, спросил Вейн.

— Что ты освобожден от своей должности, капитан.

Фертерстон коротко, пронзительно свистнул.

Команде хватило нескольких секунд для того, чтобы лишить возможности действовать всех, кто считался сторонниками Вейна. Мери и Балетти заодно с ними грубо втолкнули в трюм. Защищаться было бесполезно.

— Вперед, — приказал Вейну Рекхем.

Видя численное превосходство мятежников, тот сдался без возражений. Стиснув зубы, капитан прошел среди безмолвствующих матросов и, в свою очередь, спустился в трюм.

— Мне очень жаль, капитан, но мы ничего такого не замечали, — принялся оправдываться кок, когда за ними захлопнулась крышка люка и трюм погрузился в темноту.

— Ничего страшного, Морган, — вздохнул Вейн. — На стороне Рекхема задор молодости. Когда-то и я был таким же пылким. Я не могу его в этом упрекнуть. С возрастом все портится, господа.

Мери и Балетти воздержались от каких бы то ни было высказываний по этому поводу. На судне готовились к абордажу.

— Спасибо за поддержку, Рид.

— У меня не оставалось выбора.

Пользуясь темнотой, она опустила голову на плечо Балетти. Ей так часто этого хотелось с тех пор, как они встретились вновь. Ему, наверное, тоже, потому что он потерся виском о ее волосы. Мери закрыла глаза.

Инстинкт подсказывал ей, что надо соблюдать осторожность. Рекхем ровесник Никлауса-младшего. Ей легко о нем судить. Джон вспыльчивый и задиристый, но умеет проявить и справедливость, и дружеские чувства. Ее мстительность производит на него впечатление, и, похоже, несмотря на враждебное отношение к пленникам, он не станет убивать их ради собственного удовольствия или ради славы, — это не в его характере. Вероятнее всего, высадит на ближайшем острове, оставив запас воды и пищи ровно на столько времени, сколько потребуется для того, чтобы осмотреться и как-то устроиться. Тревожиться не о чем. Она привыкла к всевозможным препятствиям, и очередная помеха на пути оставила ее равнодушной. Что значит неделя или даже месяц в сравнении с годами, уже прошедшими в ожидании…

Балетти рядом… Мери отдалась зыбкому прикосновению, казавшемуся ей предвестием того, что в полной мере свершится в будущем, после того как она вернет ему покой. Не имеет значения, исцелит ли его хрустальный череп. Балетти всегда найдет себе место среди пиратов. В противоположность его миру, где для того, чтобы существовать, необходимо выглядеть привлекательно, здесь любой шрам вызывает уважение.

Прошло довольно много времени. Наконец их выпустили из трюма. По звону сабель и движению судна они уже поняли, что шлюп был захвачен без труда.

Выбравшись наружу, Мери невольно сощурила глаза от брызнувшего в них яркого апрельского солнца.

— Вижу, капитан Рекхем, вы были правы, а я ошибался. — Вейн поклонился ему с горькой и безнадежной улыбкой.

— Твое время прошло, Вейн, — вызывающе проговорил Рекхем, больше для того чтобы показать свое превосходство всей команде, чем из желания позубоскалить.

В его взгляде светилось искреннее уважение. Судя по всему, Мери не ошиблась: Рекхем смелый и дерзкий человек, он должен стать хорошим капитаном для «Реванша».

И, словно отвечая на ее мысли, Джон указал на шлюп, все еще соединенный с бригантиной.

— Он твой, Вейн. «Реванш» я оставляю себе.

— Вижу, кое-что из того, чему я тебя учил, в тебя запало. Пошли, матросы. Переходим на наше судно, — решил он, повернувшись к своим.

Лоб бывшего капитана прорезала горестная складка. Подачка Рекхема больно уязвила его и без того раненую гордость.

* * *

Шум докатился до Энн в ту самую минуту, как она, полуодетая, отворила ставни. Джеймс Бонни натягивал жилет.

— «Реванш» на якоре! — Она не удержалась от радостного восклицания и просияла улыбкой.

Муж нахмурил брови. Тотчас спохватившись, Энн прибавила:

— Ты сможешь поработать на Вудса Роджерса, ты ведь кипятился из-за того, что не удается ему угодить.

— Это верно, — согласился Джеймс, чью подозрительность жене тем не менее усыпить не удалось. — Дадим Вейну высадиться на берег. Я знаю, где его найти.

Энн закусила губу, подавляя желание немедленно бежать на пирс. Этого никак не сделаешь без того, чтобы муж тотчас не выяснил все, что ей так трудно было скрывать.

— Пойду посмотрю, готов ли завтрак, — сказала она, огибая кровать, чтобы добраться до двери.

Джеймс Бонни ее остановил.

— Я куда сильнее изголодался по тебе, — прошептал он, обнимая ее и чувствуя, как возбуждает его нарастающая ревность.

Энн, которой это было совсем некстати, оттолкнула мужа, жеманно проговорив:

— Ну, Джеймс, ну неужели ты не можешь подождать до вечера?

Он разжал объятия, но твердо и настойчиво проговорил:

— Нет, сию же минуту, если только ты не предпочитаешь мне кого-то с «Реванша».

— Хватит болтать глупости, — выдохнула она, позволяя ему щекотать ей шею поцелуями.

— Это не может быть Вейн, — продолжал рассуждать муж. — Слишком стар.

— Перестань, — молила Энн, внезапно испугавшись его натиска, его неровного дыхания.

— Рекхем, — решил он, увлекая ее к постели. — Ну конечно, тебя волнует Рекхем.

— Отпусти, — разозлилась она. — Ты с ума сошел.

— Да, сошел с ума, — подтвердил он, опрокидывая ее на еще не убранную супружескую постель. — Я с ума схожу из-за тебя. С ума схожу, когда представляю себе, как чужие руки касаются твоей кожи. Ты захотела меня в Чарльстоне, Энн Кормак. Ты еще со мной за это не расплатилась.

Он задыхался от неистового желания. Энн почувствовала, как рыдания обожгли горло, и перестала сопротивляться.

— Вот и ладно, — хмыкнул Джеймс, расстегивая штаны. — Я-то думал, что придворные обычаи тебе нравятся больше, чем матросские, но, как оказалось, я ошибался, так что…

Он задрал на ней юбки и грубо ею овладел. Энн стиснула зубы и подумала, что Джеймс Бонни дорого заплатит за свое непристойное поведение.


После обеда, воспользовавшись тем, что муж куда-то отлучился, Энн отправилась в таверну под названием «Топенант», где Рекхем и его люди имели обыкновение собираться, чтобы прокутить добычу.

Она сразу увидела Джона Рекхема — тот пил вино с груди какой-то девки. Та, запрокинув голову, подставляла вырез платья под льющуюся из кувшина струю.

Собравшиеся вокруг их стола громко и похабно смеялись. Энн, недовольная, остановилась на пороге. Рекхем схватил потаскуху за талию, усадил на стол, а затем еще поднял и раздвинул ее ляжки так, что и ступни оказались на столешнице.

— Надо же, вот чертовка! — воскликнул он. — Если бы не остатки хорошего воспитания, я бы взял тебя прямо здесь.

Однако вместо девки он взял второй кувшин и вылил его себе в глотку, а девка прыснула со смеху, слушая, как булькает вино. Энн почувствовала, как в животе у нее все сжалось, и хотела уже уйти, но тут взгляд Рекхема встретился с ее взглядом. Пират поставил на стол кувшин, сдвинул ноги шлюхи и предоставил другому моряку, ждавшему своей очереди, наслаждаться ее прелестями.

Энн пятилась к двери, сердце у нее колотилось: она видела, что Рекхем бросил товарищей, слишком упившихся для того, чтобы обратить на это внимание. Она замерла на пороге, разрываясь между желанием бежать и желанием остаться. Испуганная терзавшим ее исступленным желанием.

Теперь Джон Рекхем стоял перед ней. Люди входили и выходили, пробираясь мимо них, равнодушные к овладевшему ими смятению.

— Пойдем, — коротко приказал он. И скользнул в какую-то щель справа от двери.

Энн последовала за ним. Они оказались в маленькой темной кладовой, где трактирщик держал свои запасы. Джон притянул Энн к себе и страстно поцеловал. Они предавались любви стоя, наспех, не сказав друг другу ни слова.


Через неделю Джон Рекхем попросил короля о помиловании и оставил пиратский промысел, чтобы не дать Джеймсу Бонни возможности отомстить. Энн ушла к нему на «Реванш», спасаясь от гнева супруга. На судне, стоявшем у берега, в каюте своего капитана, она открывала для себя любовь. Настоящую. Открывала и клялась сама себе, что эта любовь никогда ей не прискучит.

* * *

Балетти и Мери выпрыгнули из лодки, едва ее нос ткнулся в песчаный берег. Наконец-то они добрались до Нью-Провиденс!

Перед ними вдоль прибрежной полосы тянулся ровный ряд домов из некрашеного дерева. Мери показалось, что она видит перед собой точное повторение острова Черепахи, но она ошиблась. Здесь, конечно, не меньше таверн, кабаков и трактиров, чем там, но очень сильно английское влияние. Видимо, французы, осевшие на острове Черепахи, куда менее склонны поддерживать порядок.

— Пошли, — сказал Вейн, — меня тянет к цивилизации.

Он прибыл сюда, чтобы набрать новую команду. После того как «Реванш» ушел, их шлюп, подвижное небольшое судно, как следует потрепал весенний шторм, и идти по морю долго не удалось. Они выбрались бы без потерь, если бы сразу нашли приют в какой-нибудь бухте. Но ветер внезапно утих, они двинулись дальше, тогда-то черная воронка бури и втянула в себя шлюп посреди океана. Во время этой бури их поднимало на восьмиметровый гребень волны. Никогда еще Мери не приходилось сталкиваться с такой разъяренной стихией. Несколько часов подряд они отчаянно боролись, чтобы не уйти на дно.

Вот и пришлось высадиться на небольшом островке неподалеку от Багам. Утром, совершенно измученные, они благословили судьбу: ни один человек не погиб. Мачта суденышка была повреждена, паруса изодраны в клочья. То, что все выжили, было настоящим чудом.

Здесь они протянули на подножных кормах четыре месяца, забираясь вглубь неприветливых джунглей главного острова в поисках пищи и питьевой воды. Четыре месяца они старались выстоять и подручными средствами отремонтировать корабль. Заделывали течи, чинили подводную часть судна сплетенными пальмовыми листьями на рыбьем клею, рубили деревья мачете, обтесывали доски, латали паруса — и за это время подружились так, как умеют только потерпевшие кораблекрушение.

Вейн был человеком, от природы тянувшимся к справедливости и сожалевшим о своем ремесле пирата. Он охотно попросил бы прощения у короля.

— Но этот паршивый пес пренебрегает теми, кто прежде ему служил. На ту малость, которую корсарам оставляли от их добычи, сегодня мы еле-еле могли бы прокормиться. А уж семью прокормить… — проворчал он как-то.

— Рано или поздно он вас поймает, — заметил Балетти.

— Не все ли равно — умереть от голода или на виселице? Если уж приходится выбирать, я предпочитаю прожить недолго, но чувствовать себя свободным.

Постепенно они разоткровенничались друг с другом. Маркиз рассказал, где он получил свои раны и в какую сторону намерен двигаться, чтобы за них отомстить, но все же не признался в том, какое положение занимал в Венеции. Вейн казался человеком чести, но он вполне мог бы об этом позабыть, захватить их в плен и потребовать выкуп. Вейну хотелось одного: поправить свои дела, раздобыть себе хотя бы одномачтовый куттер или двухмачтовый люгер, а может быть, даже и бригантину… Ему недоставало «Реванша».

Вот почему его лоб пересекла горькая складка, когда он, войдя узким проходом в гавань Нью-Провиденса, увидел «Реванш» на якоре всего в нескольких кабельтовых от их собственной якорной стоянки. Он ничего не сказал, но Мери догадывалась, что ему до смерти хочется изловить Рекхема, вызвать его на поединок и объяснить, как он, Вейн, на все это смотрит. Но она знала, что ничего такого он не сделает, сдержит гнев и удовольствуется тем, что смерит врага презрительным взглядом, как и положено настоящему англичанину.


Они расстались у дверей «Топенанта». Вейну не терпелось увидеть жену и сыновей, а матросам — раздвинуть ноги потаскухам.